Расстаемся ненадолго - Кулаковский Алексей Николаевич. Страница 24

Хату уже нельзя было потушить, и люди старались не пустить огонь дальше. Вера нерешительно глянула на шинель и узел: «Куда девать?» Пламя огромным столбом метнулось вверх, и возле крайней хатки Вера увидела двух девочек. Они сидели на одном из белых камней, тесно прижавшись друг к дружке, и со страхом смотрели на пожар. Старшая плакала, на ее щеках сверкали слезы, а младшая сидела тихо и только плотнее прижималась к ней. Вера подошла к ним.

– Чего ты плачешь, девочка? – наклонившись, спросила она старшую.

Та вытерла рукою слезы и недоверчиво посмотрела на незнакомую тетю, а младшая со страхом пояснила:

– В нашей хате позал.

– Это в вашей?

Теперь уже и старшая подняла на Веру заплаканные глаза, утвердительно кивнула головой.

– Не плачьте, девочки! – сказала Вера. – Сейчас потушим.

Она оставила возле камня свои вещи, погладила девочек по головкам и побежала к месту пожара. Здесь уже не было суеты и растерянности. Женщины, старики и подростки работали дружно, решительно, подчиняясь распоряжениям одного человека. Без шапки, но в свитке, с распахнутым воротом нижней рубашки, он сидел на соломенной крыше соседней хаты и то и дело зычно подавал команды:

– Воды сюда, воды!

Седые волосы и борода его были всклокочены, несильный ветерок над крышей отбрасывал их то в одну сторону, то в другую, а люди по приставным лестницам все подавали и подавали старику ведра с водой.

– Воды, бабы, воды давай! – неслось с крыши.

Вера схватила пустые ведра и тоже стала таскать воду. Она подавала ведра одно за другим, старик еле справлялся выливать их на крышу. Другие женщины водой из колодцев наполняли бочки. Ушедших в армию взрослых пожарников заменили подростки, они притащили с колхозного двора пожарный насос, направили тонкую струю из брандспойта на горящую хату, но струя, беспомощно шипя, исчезала в огромных языках пламени.

– Крышу с той стороны поливайте, крышу! – закричал им косматый дед. – Следите, чтоб там не занялось.

Ребята с отчаянной старательностью стали качать воду на крышу хаты, противоположной той, которую отвоевывал у огня старик. Там, едва держась за солому, беспомощно плакала женщина: солома могла загореться от первой же искры. Но как только струя воды стала бить по крыше, женщина начала громко подбадривать добровольных пожарных.

Огонь тем временем разрастался, вот-вот должна была рухнуть крыша горящей избы. Искры и даже угли могли полететь на соседние строения, если не уберечь их, пожар двинется дальше.

– Берите багры! – подал команду дед, и некоторые старики и, конечно, подростки бросились выполнять ее. Но к огню нельзя было подступиться.

Хозяйка горящей избы, закрыв лицо платком, подалась было к пламени, хотела зацепить багром за стропила, уже видневшиеся сквозь огонь, но тут же упала на землю. Женщины оттащили ее в сторону, облили водой. Придя в себя, она села, прижалась головой к срубу колодца и с отчаянием застонала. От кофты и волос ее пахло гарью.

Вера подавала и подавала ведра с водой. Она стояла на верхней перекладине лестницы, ближе к деду. Женщины, одна за другой, подносили ей ведра, и она их передавала на крышу. От сильной жары крыша очень быстро высыхала, и старик с удивительной подвижностью бросался то к одному, то к другому месту, заливая угольки и россыпи искр.

Но пожар достиг уже огромной силы. Все больше углей и искр летело на крышу. А тут еще начали обрушиваться перегоревшие стропила вместе с остатками пылающей соломы, кострицы и всего, что было на чердаке. После каждого обвала мутно-красное пламя поднималось вверх и тут же опадало на крыши соседних построек. На сады, на головы людей падали сизый пепел и угли. Выпрямившись с очередным ведром, Вера глянула на крышу и едва не закричала, не позвала на помощь, так затянуло все дымом, густо пронизанным искрами. Деда на крыше не было видно. Дым с искрами шуганул на Веру, и она с трудом устояла на лестнице, едва не выронив ведро.

– Где вы? – задыхаясь, позвала она.

Ответа не последовало, но через минуту Вера почувствовала, что кто-то выхватил из ее рук ведро. Она приподняла голову и в слегка рассеявшемся дыму опять увидела старика. Глаза его горели решимостью, мокрые волосы и борода слиплись и обвисли, стали черными от сажи и пепла. Отбежав к коньку крыши, дед обдал себя водой из ведра, видно, уже не первый раз, потом сорвал с плеч свитку и принялся бить ею по занимающимся на соломе язычкам пламени.

– Воды, бабы, воды давайте! – снова закричал он зычным, полным ярости голосом. – Больше воды!

Еще раз шугануло на Веру горячим дымом, лицо и руки ожгло пламенем. Деда опять не стало видно за дымом, только мокрая свитка его, как чье-то чудесное крыло, поднималась и падала в разных местах. Вера почувствовала, что у нее млеют ноги и руки и с испугом подумала, что свалится, не выдержит, и тогда пожар пойдет по всей деревне. И тогда она в отчаяние закричала что было силы:

– Воды, воды!

Но воду подавать стали реже: в ближайших колодцах всю ее вычерпали. К счастью, после того как обвалились стропила, огонь стал уменьшаться. Горел только сруб, и больших огненных взрывов можно было не опасаться. Вера глянула вниз, где несколько человек баграми растаскивали обгоревшие бревна. Повеселевшие мальчуганы энергично качали насос. Им, сменяя друг друга, помогали женщины. Подул ветер, отогнал немного в сторону пламя, и Вере стало несколько легче. Полегчало и деду. Широко расставив босые ноги, он все еще ходил по крыше с мокрой свиткой в руках, иногда бил ею по соломе, но уже не кричал, не подгонял женщин и реже обмакивал свитку в ведро, а когда пожар наконец утихомирился, подошел к лестнице и устало сказал:

– Все, дочушка. Можно спускаться…

И тут же сел на краю крыши, прищурил воспаленные глаза и спросил:

– А ты чья же будешь? Что-то не припомню.

– Я нездешняя, – с трудом ответила Вера. – Была тут неподалеку, услыхала крик и прибежала вот…

– Ну, коли так, то спасибо тебе, – мягко сказал дед, и, когда Вера опустилась на землю, осторожно поставил ногу на перекладину лестницы, сошел по ней вниз, заглянул в одно ведро, в другое: все ведра были пусты. Тогда старик опустился на задымленную, истоптанную траву возле обгоревшего огородика и крикнул одному из мальчишек, толпившихся возле насоса:

– Мишка, принеси-ка воды попить.

А Вера пошла к крайней хате, туда, где оставила шинель и узел, к девочкам, сидевшим на камне. Но детей здесь уже не было. Вера обошла огородик, выглянула с другой стороны избы. Девочки сидели на траве, в ложбине, хоть рядом тоже был камень, плоский и большой. Шинель и узел лежали рядом.

– А я чуть нашла вас, – ласково сказала Вера. – Не бойтесь, пожар затушили, уже он совсем маленький теперь.

– Когда мы сидели, – сказала старшая девочка, – на нас искры так и сыпались. Мне вон руку обожгло.

– Мама не приходила?

– Нет, мама там. А разве вы знаете нашу маму?

– Немножко знаю, – ответила Вера, вспомнив сидевшую у сруба колодца женщину. – Побудьте еще немножко здесь, я приведу ее.

Женщина, по-видимому, мать этих девочек, в прежней позе сидела там же. Вера узнала ее по густым черным волосам, по клетчатой кофте, от огня и пепла изменившей свой цвет. Рядом стояла какая-то старуха, а остальные люди все еще растаскивали дымящиеся бревна и носили воду. При свете пожара старуха срывала листки подорожника и прикладывала их к обожженным местам на руках и на шее женщины.

– Вот и все, – приговаривала она, – вот с божьей помощью и пройдет.

– Думала, глаза обожгло, – устало пожаловалась женщина. – Темно вдруг стало, даже огня не видела…

– А теперь видишь? – спросила старуха.

– Лучше б не видеть, – заплакала погорелица. – Боже ты мой, где мои бедные девочки? Убежали от огня, а куда, где их искать?..

И тут как раз подошла Вера.

– Я знаю, где они. Пойдем, я вас провожу.

Женщина подняла голову, снизу вверх посмотрела на Веру, благодарно закивала головой:

– Вы их видели? Пойдем, скорее пойдем!