Расстаемся ненадолго - Кулаковский Алексей Николаевич. Страница 33

Андрей думал не только об этом: ведь если Зайцев не переползет, придется посылать другого. Кого? Скольких еще придется послать? И самое главное: есть ли смысл посылать людей на верную смерть?

Разрывные пули на горке трещали все чаще. Даже на поле, где лежало первое отделение, их сейчас было меньше. Бойцы по-прежнему не шевелились. «Не знают, что в эту минуту ползет Зайцев. Знали бы – оглянулись, – подумал Андрей. – Кому трудней сейчас, Зайцеву или им?»

А Зайцев ползет и ползет. Отсюда, из оврага, уже не видно его лица, не видно ног. Только чуть заметна пилотка, да попеременно приподнимается то одно, то другое плечо. Вот он нырнул в борозду, приостановился, застыл. Ранен?! У Андрея похолодело в груди: убит! И на мгновение помутилось в глазах: надо посылать второго…

Он глянул на песчаное дно оврага и увидел Марию. Отложив в сторону медицинскую сумку, она осторожно перевязывала раненого. «Ее? – вдруг подумал Сокольный и вздрогнул от этой мысли. – Нет! Лучше уж самому».

Андрей закрыл глаза и представил себе девушку, стройную, светловолосую, с красивыми ловкими руками, услышал и свой, и ее голос. «Дойдете до КП, – мысленно говорил ей, – назад не возвращайтесь, ожидайте нас там».

«Нет, я обязательно вернусь, – отвечает Мария, – разве можно оставить раненых без помощи?»

В самом деле, а как же раненые?.. Те, что есть, и те, что наверняка еще будут… Может, и в первом отделении большинство раненых?..

Вспомнился Александров: вот кто пополз бы, будь он тут! Этот мог бы заменить Зайцева. А может…

Андрей невольно посмотрел туда, где только что лежал Зайцев. Там его уже не было. Сначала Сокольный не заметил вестового. Только глянув на рядом лежащего бойца, по выражению лица того все понял. Перевел взгляд подальше и чуть не вскрикнул от радостного изумления: вестовой полз, казалось, еще быстрее и увереннее, даже не слишком приноравливаясь к местности. Он подобрался уже к самой вершине горки, к самому трудному и опасному месту. Андрей приподнялся от напряжения, словно бы хотел помочь ему, и вдруг боец рядом с Сокольным вскрикнул, радостно замахал рукой: Зайцев вскочил и, пригнувшись так, что рука с карабином чуть не доставала земли, бегом бросился на вершину горки и исчез за ней. Но Андрей не знал, радоваться ему или нет: жив ли Зайцев? Не ранен ли, не убит ли в самое последнее мгновение?

Гадая об этом, Сокольный не в первый раз упрекнул себя за неопытность: надо было договориться с ним об условных сигналах.

И тут же он не смог удержаться от радостного вздоха, услыхав выстрелы из-за горки – один, второй, третий! Все сразу стало ясно: Зайцев подает знак, что жив и задание выполнит. Настоящий боец, замечательный хлопец, догадался, что надо сделать, почувствовал тревогу командира!

И хотя огонь противника заметно усилился, у Андрея на душе стало легче. Зайцев остался жив!..

Было видно, что и весь взвод почувствовал облегчение. Пулеметчики открыли шквальный огонь по точкам противника, стрелки из укрытий тоже выслеживали, высматривали фашистов и били уверенно, спокойно, теперь уже твердо надеясь на победу.

Андрею и самому захотелось прилечь к брустверу, выпустить несколько пуль по живой, ненавистной цели, – ничего, что придется стрелять левой рукой. Но в эту минуту к нему, пригнувшись, подошла Мария. Вид у нее был решительный и странно суровый. И, прежде чем она успела что-то сказать, Сокольный понял: не все еще хорошо, – в том положении, в каком недавно был Зайцев, находятся бойцы первого отделения. Да и раненые тоже страдают.

– Что у вас? – тревожно спросил Андрей. – Как раненые?

– Перевязала, – коротко сказала Мария, – дала для подкрепления по глотку спирта. А теперь…

– Что?

– Пойду в первое отделение. Там, наверное, тоже есть раненые.

– Как пойдете? Под огонь?

– Поползу. Из нашего оврага борозденка через вспаханное поле проложена…

– Запрещаю!

– Почему? – удивленно спросила девушка.

– Потому что считаю бесполезным, – избегая ее глаз, заявил Андрей. – В данный момент никому там помочь нельзя.

Мария замолчала, однако Андрей видел, что она не согласна. И действительно, спустя некоторое время девушка подтянула на себе желтый командирский ремень, поправила медицинскую сумку и тихо, но твердо сказала:

– Я все-таки поползу, товарищ старший сержант.

Андрей хмуро молчал.

– Что, стрелять по мне будете? – с неожиданной издевкой спросила она.

– Буду! – вспыхнул Сокольный. – А скорей всего прикажу не пустить вас. И вообще, не советую вступать в пререкания… Особенно теперь.

– Я старше вас по званию! – повысив голос, заявила Мария и, забыв об опасности, встала во весь рост. – Я старшина!

– Не высовываться! – приказал Андрей, и его широковатый, загоревший подбородок задрожал.

Мария глянула ему в глаза и медленно стала опускаться на правое колено.

Немного успокоившись, Сокольный тихо заговорил:

– Если на то пошло, попробуйте подползти вон к тому бойцу. – Он хотел показать, к какому, но левая рука была занята винтовкой, взятой у раненого. Андрей вытащил из марлевой повязки правую руку и механически протянул ее в сторону поля.

– Что вы делаете! – встревоженно вскрикнула Мария.

Андрея кольнуло в плечо, он виновато посмотрел на санинструктора.

– Положите руку на перевязь! – сказала девушка.

– Ах да, – Сокольный только сейчас понял в чем дело. – Хорошо… Так вот – ближайший к нам боец: он ближе всех и к борозде, по которой вы будете ползти. Это, по-моему, Адамчук. Поговорите с ним, узнайте, как там вообще, и быстро назад. Ненужный риск запрещаю!

– Разрешите идти? – все еще стоя на одном колене, спросила девушка и смешно поднесла руку к уху. На мгновение показалось, что она издевается, но потом Сокольный догадался, что она просто козырять не умеет.

Ответить Андрей не успел: начали бить минометы противника. Взводу нужно было срочно углублять траншеи и гнезда. Первые мины разорвались, не долетев до взводной обороны, потом со зловещим свистом стали перелетать овраг и разрываться на склоне пригорка. Оттуда едва ощутимо наплывал предвечерний холодок, будто хотел немного охладить землю, покрыть росой траву. Но на своем пути ветерок повстречал горечь минного дыма. И рад бы обминуть ее, загнать в темный лес, в топкое болото, да сил не хватило.

Горечь увязалась за ветерком, ядовитой лавиной ползла по земле, начала спускаться в овраг, на взводную оборону, затрудняя бойцам дыхание, щекоча ноздри.

И все же Мария двинулась по борозде, по пашне. Мины еще не долетали до первого отделения, но возле ручья они уже ложились довольно кучно, и можно было ожидать чего угодно. Андрей подумал о том, как бы вернуть санинструктора, однако, посмотрев в конец оврага, убедился, что сделать этого уже нельзя: девушка перебралась через дорогу и вот-вот должна была достичь цели.

В эти минуты ударила наша батарея. Снаряды разорвались, не долетев до деревни. Еще залп, – и снова недолет. Андрей заволновался: неужели Зайцев не дошел до КП, не доложил обстановки? Или артиллеристы жалеют деревню? Она такая зеленая, красивая… Силосная башня и ветряная мельница высятся над всей округой. Но что же делать, на башне, вероятно, установлен пулемет, а мельница подает воду уже не колхозу, а врагу! Нет, как видно, у артиллеристов точных координат. Вот что значит идти в наступление без технической связи! Как же их направить, как показать? Ударят, чего доброго, по своим…

Андрей на пробу выпустил в направлении деревни две белые ракеты, и третий залп сразу задержался. В это время из ближайшего пулеметного гнезда противника вырвался такой огонь по полю, по ручью, что даже издалека было видно, как вздымаются фонтанчики пыли от разрывных пуль. Наверное, вражеские пулеметчики заметили Марию. «Напрасно уступил, – подумал Андрей, – не нужно было пускать ее».

Привалившись грудью к краю щели, Андрей в бинокль продолжал напряженно следить за Марией и бойцами первого отделения. Винтовка одного раненого бойца лежала рядом. И вдруг показалось, что боец, ближайший к станковому пулемету, шевельнулся, будто хотел приподняться. Или это померещилось?