Расстаемся ненадолго - Кулаковский Алексей Николаевич. Страница 59

– По гудку! – стараясь перекрыть гул пальбы, крикнул Андрей.

– Дай-ка мне! – перекатился Зайцев к ближайшему пулеметчику.

С необычайной ловкостью он навел пулемет на белую струйку пара, вырывавшегося из сирены, выпустил одну короткую очередь, вторую, и гудок оборвался.

– Гранатометчики, за мной! – по узкой заснеженной канавке Андрей бросился в обход дзота.

Пулеметы взвода прикрывали их. Шла пальба и на севере. Андрей выбрался из канавки в стороне от дзота, с гранатой в руке подполз к нему, а за ним, командиром, еще восемь партизан.

Рывок – группа словно взлетела, вмиг оказалась шагах в тридцати от дзота. Андрей швырнул одну гранату, вторую. Кто-то из бойцов подполз совсем близко к амбразуре…

Пальба переросла в сплошной гул, едкий дым затуманил все вокруг.

– Вперед! – послышалась поодаль решительная команда, и Андрей узнал голос комиссара.

Вот и заводской двор. Сокольный влетел в него с пистолетом в одной руке и с гранатой в другой. Бойцы стремились опередить его. За каким-то черным зданием – выстрелы, крики. Андрей инстинктивно отскочил в сторону, за водокачку.

Навстречу шла толпа людей с поднятыми руками, без оружия, многие без верхней одежды, с непокрытыми головами.

– Мы свои, свои! – крикнул один из них по-польски.

От ограды, подоткнув полы шинели, что есть духу мчался с автоматом наперевес Зайцев. Рядом с ним – командир первого взвода и группа бойцов. Хлопцы бегут на подмогу к Андрею.

Мелькнули знакомые лица, и Андрей бежит дальше. Перед ним поднятые руки, испуганные глаза…

– Взять под стражу! – кричит он Зайцеву и поворачивает к черному дому.

Швырнуть в окно гранату? Припав к углу, Андрей прополз под окнами к распахнутой двери. Почти у самого порога – двое убитых, в темноте не разберешь, кто они. Вдруг зазвенели рамы, из дома начали стрелять. Андрей метнул гранату в дверь, упал под стенку. В доме грохнули взрывы. Значит, и хлопцы швырнули гранаты.

Дальше бежать не было смысла, и Андрей приказал занять оборону. Партизаны залегли под стенами дома. Стрельба слышалась теперь только на северном участке, за корпусом завода, за штабелями леса. На заставах пока тихо.

Лежа на снегу, вдруг показавшимся теплым, как летом песок, Андрей пытался рассмотреть свою штурмовую группу. Один партизан, второй, третий… Екнуло сердце: вроде одного нет…

Неподалеку лежал Никита Минович с двумя стрелковыми взводами. Все перемешалось в темноте, поди разберись, кого нет…

Попались на глаза те двое убитых, возле двери. Понял – фашистские офицеры. «Боя здесь не было», – подумал он и по какой-то еще не осознанной логике вспомнил о пленных.

– Эй, там! Свои? – послышался зычный голос с северной стороны. – Пароль?

– Свои! – приподнявшись, ответил Сокольный и назвал пароль.

Подбежали партизаны из отрядов, наступавших с севера. Бой затих и с южной стороны, зато поднялась пальба на восточной засаде, куда, видимо, прорвалась часть оккупантов. Андрей встал, пошел к комиссару. Партизаны также подымались с сугробов, разбирались по взводам.

Брезжил рассвет. Мимо Андрея прошел высокий грузный человек в длинной черной бекеше. От группы автоматчиков, следовавших за ним, отделился один, подбежал к Андрею:

– Вы товарищ Сокольный?

– Я. – Отведите отряд, прикройте подступы с запада. Приказ секретаря обкома.

– Есть!

Андрей снова окинул взглядом партизан, и снова что-то кольнуло под сердцем. Никита Минович встретил его на правом фланге, хмурым взглядом смерил с ног до головы.

– Отвага отвагой, а рисковать так нельзя. Считаю неверным это!

– Необходимость была, Никита Минович, – как бы оправдываясь, сказал Сокольный.

– Не было такой необходимости! – возразил Трутиков. – По твоему приказу это могли сделать хлопцы. Выходит, что мы не доверяем людям?

Андрей не успел ответить: подошел Ваня Трутиков и молча приставил к ноге винтовку.

– Что, Ваня? – ласково спросил Никита Минович. – Подойди ближе. Как ты?..

Хлопец шагнул к нему, все так же молча, не подымая на отца глаз.

– Чего ты, ну?.. Вот вояка! – комиссар шутил, заметно мрачнея.

Испуганный взгляд Вани упал на Андрея, и Сокольный, перехватпв его, понял то, о чем боялся подумать.

– В отряде, наверно, есть потери… – тихо проговорил Ваня.

– Не верю! – чуть не крикнул Никита Минович. – Может, в штурмовой группе? Здесь я сам проверял… А ну, пошли!

– Леню я искал, искал… – чуть не шептал Ваня, шагая за отцом.

– Что? – Трутиков резко обернулся. – Леню? Ты что плетешь? – Быстро зашагал к дому, который теперь уже не казался таким черным. – Паникуешь? – кричал старик на сына, верно, чтоб приглушить свою тревогу. – Где ты его искал? Вояки! В одной группе были, а не видели друг друга!

Андрей передал приказ о передислокации отряда, побежал за комиссаром. Мимо пролетел Кондрат Ладутька с какими-то мешками под мышками, за ним – Павел Швед и еще несколько бойцов, и у каждого по такой же ноше.

«Не перестарался бы Ладутька», – подумал Сокольный, однако не остановил его, не спросил, что несут. Догнав Никиту Миновича, он направился к разбитому дзоту. Чутье подсказывало – если случилась беда, так только там, ведь дальше уже все происходило не в столь большой горячке…

Леню нашли почти под самой амбразурой дзота. Он лежал вверх лицом, льняные волосы пали на черный снег. Рядом, склонившись над ним, стояла на коленях Мария.

Около полудня к Сокольному прискакал посыльный с запиской от секретаря обкома… Отряд временно разместился в небольшом населенном пункте, который ни деревней не назовешь, ни хутором. Хат немного, и стояли они так далеко друг от дружки, что с одного двора не разглядеть другой.

Андрей занимал хату посередке, пожалуй, самую меньшую.

– Что, приказ? – равнодушно спросил Зайцев, поглядывая на листок бумаги в руках командира.

– Нет, – ответил Сокольный, – дружеское послание. Надо бы сходить к комиссару.

Зайцев вздохнул и склонился над схемой новой немецкой гранаты, которую снял со стены в том черном доме – фашистской казарме. Он всегда был в работе: то разбирал что-нибудь, изучал, то собирал, ремонтировал.

– А ничего комиссар, – не поднимая головы, заметил боец. – Почернел весь, но держится…

– Мне Леня – не сын, – с трудом проговорил Сокольный, – а поверишь, места себе не нахожу… Хлопец только-только жить начинал! Главное – со мной был… Зачем я разрешил ему пойти в штурмовую группу?..

– Кто ж знал, что так получится? Тут, видать, никто не виноват. Один Гитлер.

– Мария говорила – Леня еще несколько минут дышал, – вспомнил Андрей. – Но помочь ему уже ничем нельзя было: пуля прошла под сердцем…

Хату, где остановился комиссар, разделяла дощатая перегородка. В первой половине никого не было. От большой свежевыбеленной печи веяло теплом и чем-то вареным.

Андрей постучался во вторую комнатку. Никто не ответил.

Но вот послышались вялые шаги.

– А, это ты, Андрей Иванович? – как-то потерянно спросил Никита Минович, приоткрыв дверцу. – Заходи, брат. Я подумал, из домашних кто стучится…

Комиссар был в обычной своей форме, даже пистолет висел под телогрейкой. Но Андрею показалось, что чего-то ему не хватает, того, к чему привык, без чего не обойтись. Словно был он не в той одежке, не в той обувке. Что-то вдруг переменилось в этом человеке, а что именно, сразу не понять. Андрей невольно заглянул в глаза Трутикову и почувствовал уже знакомую боль в груди. Глаза у Никиты Миновича покрасневшие, глубоко запавшие, будто вовсе провалились. Плакал комиссар, и, верно, долго, мучительно…

– Хорошо, что пришел, а то вот задумался по-стариковски да взгрустнул малость. Когда выступаем?

– Приказа нет, – ответил Сокольный, – но, думаю, день постоим. Пусть люди отдохнут, придут в себя.

– Ну-ну, – покивал головой Трутиков. – Можно и постоять, если все тихо будет.

– Думаете, попрут сюда немцы?