Заказ - Кульчицкий Константин. Страница 68

Встретили Панаму радушно. Следаки – они и в Африке следаки. Коротко поинтересовавшись, что привело Панаму в Северную Пальмиру, начальник вызвал в кабинет симпатичного парня.

– Смирнов Борис Николаевич, старший следователь, – представил он его Антону. – Будут проблемы – по всем вопросам к нему. Он всё знает и чем сможет поможет.

– Антон, – Панама протянул парню руку.

– Борис, – ответил тот просто.

В кабинете у Смирнова Панаму перво-наперво напоили горячим чаем с печеньем. Глядя, как он держит кружку в руках, явно согревая ладони, Борис обозвал его южной мимозой и предложил чего покрепче – чисто для профилактики. Случай был вполне подходящий, но Антон решительно отказался:

– Мужики, дел невпроворот… И выложил историю, забросившую его в Питер.

– Да-а, – покачал головой Борис Николаевич. Над его столом, прямо на потолке, красовалась замечательная наклейка: УЕХАЛ НА ТРУП. – Интересненькое кино получается… Мысли ценные есть?

– Мне бы позвонить, если можно. В Сайск. Там уже опера покопаться должны были, глядишь, вдруг чего наработали. Тут и мысли дельные заведутся… Откуда у вас тут?..

– А прямо отсюда. – Смирнов пододвинул Панаме аппарат. И посмотрел на его пальцы, хранившие следы никотина: – Кури, если охота, пепельница на столе. А то, понимаешь, сидит, как в гостях…

Олег Березин снял трубку после первого же гудка:

– Антон Григорьевич, день добрый! Я как чуял, что вы сейчас позвоните…

– Хорош подхалимничать. Рассказывай давай, время деньги, – улыбнулся Панама. Голос у Олега был жизнерадостный. Антон знал из опыта: как говаривал Винни-Пух, «это „ж-ж-ж“ – неспроста…».

– В общем, так: я по Сайску прошёлся, а Колька в Михайловскую сгонял, в «Свободу»…

Коля Осокин – второй опер в бригаде Панаморева – славился серьёзностью и неторопливой дотошностью. Если уж он во что-нибудь влезал, то подбирал каждую крупинку информации, как золотоискатель.

– Ну и?..

– С чего начинать-то? С моего или Колькиного?

– Что ты как кота за хвост, выкладывай давай… – Панама поудобнее устроился на стуле, готовясь внимательно слушать.

– Ну тогда начну с Колькиной. В общем, так, – там никто ничего не знает…

Панама опешил.

– Колька, – продолжал Олег, – порасспрашивал, пощупал… Ничего! Только выплыл вот какой фактик: по весне, когда все кони были ещё в хозяйстве, приезжал туда парень. Вроде из Питера, хотя точно вспомнить не могут. Теперь к ним тьма народа ездит коней смотреть на покупку… Про этого малого и вспомнили-то, только когда Колька спросил, не фотографировал ли кто, мол, вашего Заказа. Как ведь догадался спросить? И ему один парень, хромой такой угрюм-бурчеев… сейчас я фамилию… – В трубке зашуршало. – Ага! Шелепин Андрей, табунщик. Он и вспомнил, что питерский этот уж очень упрашивал позволить ему Заказа сфотографировать. Больно, дескать, понравился. Конь на продажу не выставлялся, его не показывали, но питерец всё же конюхов уговорил. Те вывели… Парень аппаратом пощёлкал – и пива им по паре бутылочек. Табунщик потому и припомнил, что вечером вместе с ними это пиво. пил… Короче, с его слов Колька словесный портрет соорудил. Я его вам факсом пришлю… Факс-то есть? Или электронная почта? А то нам тьму всего вам надо бы…

– Найдём, Олежек. Я из следственного отдела Горпрокуратуры звоню. Чуть позже номер продиктую… Ты пока дальше давай. А что, кроме Шелепина никто ничего больше не вспомнил?

– Так остальные конюха, кто ему лошадей выводил, сейчас все по ипподромам… Сезон-то скаковой в разгаре, они при конях. А тот, что непосредственно Заказа выводил, вообще в больнице лежит – копытом досталось…

– Значит, этот питерский одного коня фотографировал?

– Не-е, многих. Почти всех продажных… ну, кого продавать собираются. На карточки снимал и на видео. Теперь почти все так, кто лошадей покупает… В «Свободе» привыкли уже, никто и внимания не обратил…

– А на чём приезжал? Тоже не обратили?

– На легковой.

– А модель машины? Цвет? Номер?

– Народ говорит, какая-то серенькая иномарка. Но какая – а Бог её… Только то, что сам за руль не садился. Может, потому, что машина не его была, а может, после пива… Это Шелепин точно помнит. Мужики за пивом к багажнику подходили – за рулём другой сидел.

– Ладно… – Панама сунул в пепельницу окурок и вынул новую сигарету. – А ты чем порадуешь?

– Ну, я-то… Я поехал на ипподром. Встретился с Гавриловым Петром Ивановичем, тренером совхозным. Первым делом расспросил его, кто коня забирал… опять же, ясное дело, словесный портрет…

– Ну и?.. – У Панамы вспотела ладонь, державшая трубку.

– И ничего общего. Совершенно другой человек. Тот, что в «Свободе», – плотный такой, коренастый, русоголовый. А этот – чернявый и худее в два раза…

На самом деле Панама чего-то в этом духе и ожидал.

– Решил я, – продолжал рассказывать Олег, – выспросить у обслуживающего персонала, не знаком ли им человек с Колькиного портрета. Так, на всякий…

Антон снова напрягся, нутром чувствуя – сейчас парень ему преподнесёт кое-что интересненькое.

– Ну? – не вытерпел он. – Рожай поскорее!

– По ходу дела добрался до ихнего жокея, Анисимова… и вдруг вижу – менжуется [39] парень, Ага, думаю! Ну и взял его в оборот. Завёл в конюховку, достаю протокол допроса свидетеля, предупреждаю о даче ложных показаний… короче, поднажал. И вот что натряс: дескать, он вообще-то не очень уверен, этот или не этот, но в самом начале сезона приезжал мужик похожий на ипподром. Водкой его пытался поить, в ресторан приглашал… Анисимов отказался, и тогда тот достаёт две сотенные баксов и говорит: очень, мол, хочу Заказа купить, а Цыбуля, мать его разэтак, не продаёт. Прошлый сезон конь неважно скакал, так, значит, как бы устроить, чтобы и в этом году он не лучше?.. Тогда-то Цыбуля уж точно его на продажу… И если Анисимов, стало быть, окажет содействие, то ещё триста баксов получит. В качестве комиссионных с покупки… Долго Анисимова уламывал. И уломал. Жокей двести взял и… Антон Григорьевич, – тут голос опера стал доверчиво-просительным, – я ему обещал, что не буду карать, если он сам мне всё…

Антон Григорьевич сделал вид, что не слышал.

– Взял, значит, – и дальше что? В скачках коня тормозил? Это, чтобы ты знал, должностное преступление. На Анисимова твоего дело заводить надо.

– Ой, Антон Григорьевич, там очень всё сложно… Конники эти… Я как попробовал разобраться, так крыша чуть не поехала…– С этим Панама спорить не стал: успел на собственном опыте убедиться. – Если вкратце, то можно ничего криминального не делать, а конь не поскачет. И придерживать не понадобится…

Панама нахмурился:

– Например?

– Пожалуйста. Напоить или накормить перед скачкой – и куда ему с полным-то пузом? И других мулек немерено… Одно скажу я вам, Антон Григорьевич, – тёмное это дело, скачки…

– Ну так что? – добивался Панама. – Анисимов его поил перед заездами?

– Сам – нет. Там и других хватает…

– Но знал, что с конём делают?

– Может, и знал. Попробуй, докажи…

– Но инициатива – его? :

– Говорит – нет…

– Ну Господь с ним, с Анисимовым твоим, потом с ним разберёмся. Ещё что?

– Был я, Антон Григорьевич, на железнодорожной станции. Никакого коня там в те дни вагоном не отправляли. Всё очень просто. До гениальности… В одни ворота ввели, в другие вывели. Погрузили в коневоз – и адью! И никто эту машину, что характерно, не видел и не слышал. А скорее, просто внимания не обратили. Их там вокруг…

«…78 RUS», – снова вспомнил Панама. Но всё же спросил:

– А охрана? А пропуска?

– На погрузку въездной пропуск не нужен. А на выгрузке… там охрана привыкла, что коней на ипподром часто привозят. И своим ходом со станции, благо

недалеко. Они с ипподромовских и не спрашивают…

– Я-а-асненько, – протянул Панаморев. – То есть история у нас, Олежек, наклёвывается прелюбопытнейшая. Всё понятно, что ничего не понятно. А деятель этот, ну, что жокею двести баксов всучил, больше на ипподроме не появлялся?