Заказ - Кульчицкий Константин. Страница 7
Следователь Сайской городской прокуратуры Антон Григорьевич Панаморев загасил очередной окурок, строго посмотрел на переполненную пепельницу и решительно встал из-за стола: «Всё. Перерыв!»
Окурки полетели в мусорное ведро, а на тумбочке ворчливо забормотал электрический чайник. Волевым порядком Антон Григорьевич переместил в самый дальний угол огромного стола стопку уголовных дел, отработанных за день. На освободившееся пространство легла расстеленная газета, а сверху – пакет, распространявший запах пряностей и баранины. Сегодня, возвращаясь с очередного места происшествия в прокуратуру, Панаморев заглянул к знакомому калмыку, – тот недавно открыл своё дело и вовсю торговал манты – восточными пельменями, крупными, как пирожки. Состав фарша был коммерческой тайной, но манты оставались необычайно вкусны даже застывшими. Хотя сам калмык – знаток и гурман – в таком виде их есть бы точно не стал…
Антон Григорьевич включил радио.
Запах пряной еды, шум закипающего чайника, тихая музыка и мягкий свет от настольной лампы умудрились на время превратить казённый кабинет в уютную комнатку. Преображению не могли помешать даже стены, покрытые самой что ни есть «сортирной» зелёной масляной краской. Ещё в его кабинете имелся старый-престарый диван с очень высокой, в рост человека, местами лопнувшей спинкой. Панаморев беспардонно плюхнулся поперёк и потянулся так, что захрустели суставы. Закрыл глаза и застыл минуты на две. Потом резко вскочил, ринулся к настежь раскрытому зарешеченному окну, схватился обеими руками за прутья (те даже зашатались в гнёздах) и шёпотом закричал в темноту:
– Сво-бо-о-о-ду-у…
Накопившееся напряжение постепенно начало уходить. Закрепляя эффект, Панаморев тряхнул стариной и, подхватив воображаемую партнёршу, сделал по комнате несколько замысловатых танцевальных па. Когда-то он танцевал с удовольствием и очень даже неплохо, но те дни, как и почти всё хорошее в его жизни, давно миновали. Ни на танцы, ни на вечеринки он больше не ходил, и партнёрши всё чаще были, как вот теперь, воображаемыми…
Чайник между тем закипел.
– Вкусный мант – тёплый мант! – зловеще пробормотал следователь. Бесплотная дама осталась без кавалера: Панаморев снял с кипящего чайника крышку, устроил поверх решетку от вентилятора и стал выкладывать на неё свою будущую трапезу – греться над паром. Предприниматель-калмык, наверное, схватился бы за сердце, но что поделаешь, если настоящий манты-каскан далеко, а кушать хочется?.. Пока еда дозревала, Антон Григорьевич вернулся в своё рабочее кресло и взял в руки тоненькую папочку, только сегодня переданную ему операми.
«…В семнадцать часов тридцать восемь минут хозяйкой дома номер 57 по улице Песчаной Сорокиной К. Е. был обнаружен труп пожилого мужчины…»
Почерк оперуполномоченного уголовного розыска сам по себе был криптограммой хоть куда. И, что характерно, исключением не являлся. Антон Григорьевич мрачно подумал о том, что следственные действия по праву начинались уже на стадии расшифровки протоколов и прочих бумаг, написанных здешними операми «от руки».
«…Предположительно наступила от удара тупым тяжелым предметом по голове. При жизни труп, очевидно, находился в стадии сильного алкогольного опьянения – от тела исходит сильный винно-водочный запах. Документов и денег в карманах убитого не обнаружено…»
Манты оттаяли, залоснились от жира. Антон Григорьевич встал, переложил их на обколотую тарелку со старинной надписью «Общепит», заварил себе из того же чайника крепкий чай и вернулся к столу.
Тоненькая папочка легла дожидаться в сторонке, а первый мант наконец отправился туда, где ему давно уже пора было быть.
Панаморев сегодня сам выезжал по этому вызову… Опера, явившиеся оформить бытовую смерть, обнаружили травму черепа и сразу вызвали следователя. Песчаная – это вблизи ипподрома, куда некоторые ненормальные ходят смотреть скачки. Судя по всему, этих ненормальных там вчера было множество. Отзвуки спортивных событий вовсю ощущались даже в седьмом часу вечера, когда милицейский «Уазик» доставил Панаморева к дому гражданки Сорокиной. Там и сям гомонили компании подвыпивших болельщиков, до сих пор что-то не до конца выяснивших по поводу сегодняшних скачек. Одна из таких компаний, шедшая мимо, без проблем (если не считать проблемой ужас и горестное изумление при виде мёртвого тела) опознала убитого пенсионера. В нём сразу определили одного из завсегдатаев ипподрома… Говорили, будто сегодня он порядочно выиграл… первый раз за всю его жизнь… вот, стало быть, доигрался…
Антон Григорьевич нахмурился и сосредоточенно отхлебнул горячего чая.
Что жизнь – жестянка, он понял уже давно. С детства объяснили. А во что сразу не въехал – нашлись добрые люди, растолковали. Доходчиво и по-простому…
Второй, а следом за ним и третий мант быстренько отправились догонять первый. Несколькими глотками Антон Григорьевич допил чай. Свернул газетную
скатерть. Закурил новую сигарету.
Папочка снова легла посередине стола.
…В канаве на Песочной, неестественно подогнув ноги, лежал пожилой мужчина. Если бы не эти странно подогнутые ноги, Сорокина вряд ли бы что заподозрила – мало ли пьяных мужичков на родной улице дрыхнут что ни вечер в канавах!.. Однако даже очень пьяный человек, надумав поспать, всё же как-то укладывается, устраивается поудобней, а тут… Да ещё в сочетании с довольно приличной одеждой… Словом, женщина насторожилась и позвонила по телефону. Явилась милиция и обнаружила тут же, в канаве, программку сегодняшних скачек, гордо и не очень понятно именовавшихся «ипподромными испытаниями». Какие такие испытания?.. Написали бы хоть «состязания»… Слово «испытания» чем-то не нравилось Антону Григорьевичу, чем-то неприятно цепляло его. Стоя над канавой, он повертел программку в руках, потом хмуро огляделся, засёк поблизости компанию лотошников – и безжалостно стащил мужичков с небес на грешную землю, заставив
знатоков скаковых лошадей подойти и взглянуть на труп. На чём всё их веселье, понятно, сразу же кончилось.
Программка, судя по всему, выпала из кармана убитого, когда грабители обшаривали тело в поисках денег. Панама развернул её под фонарём, присмотрелся… Против кличек некоторых лошадей стояли пометки – всякие замены и перестановки, случившиеся в последний момент. Антон Григорьевич машинально отметил про себя, что почерк у погибшего был аккуратный, а пометки он привносил, явно особых душевных волнений по этому поводу не испытывая.
Только против клички «Заказ» неожиданно иссякшая шариковая ручка вместо аккуратной записи продавила судьбоносное «10 р»…
Голова убитого была беспомощно повёрнута в сторону, а глаза остались открытыми, и в них, остановленное смертью, всё ещё стояло неподдельное удивление…
Точно такое, как в тех, других глазах, что смотрели на маленького Тошку из опрокинутого автобуса…
Сигарета кончилась. Панама встал, заварил себе ещё чаю. Последний мант сиротливо возвышался над чайником, поблескивая вспотевшими от пара боками. Есть Антон Григорьевич его не стал.
«…При осмотре места происшествия установлено следующее: тело обнаружено под забором, в канаве слева от сарая. Труп лежит вертикально, уточняю, горизонтально – параллельно оси симметрии…»
"Во дают опера, – усмехнулся про себя Антон Григорьевич. – Кивинова начитались. «Труп лежал на Зине Портновой головой к Маршалу Казакову…»
Дело выглядело глухарём. Ни свидетелей, ни очевидцев. Поди найди того, кто в многотысячной толпе ипподрома наметил своей жертвой пенсионера, сорвавшего большой куш и на радостях крепко «принявшего». Безоглядную радость старика видели многие. Может, не тысячи, но уж сотни – это как пить дать. Если даже подошедшие на место происшествия тотошники вспомнили, как он вприсядку плясал…
«…Коснулось счастье тебя крылом…» – пришла Панаме в голову строчка из какой-то песни. «…Предположительно наступила от удара тяжелым тупым предметом по голове…» Да уж… жизнь бьёт ключом, и всё гаечным, и всё по голове…