Сыскное агентство - Кулешов Александр Петрович. Страница 20

– Нет, Серэна, ты пойми (они уже были на «ты»), ну что я там буду делать? Не люблю я эти сборища, – ворчал Кар, – они пахнут политикой, а ею я нахлебался там, в джунглях, так, что на всю жизнь хватит. Пусть уж этим занимаются политиканы…

– Но мы-то не политиканы, Ал, – пыталась она спорить, – мы простые студенты, преподаватели…

– И чего вы добьетесь вашими демонстрациями, листовками, петициями? Ничего, Серэна, не изменится, поверь. Куда вам с ними тягаться!

– С кем с ними? – усмехалась она.

– Ну, с ними, с этими (действительно, с кем?)… с начальством, – нашел он наконец подходящее, как ему казалось, слово. – Начальство всегда сделает как захочет. Начальство…

– Да перестань повторять как попугай «начальство, начальство». – Она краснела от негодования. – И не таких в мусорный ящик скидывали!

– Чего вы хотите, в конце концов? – Кара тоже, хотя и по другой причине, раздражал этот спор.

– Мы – «Очищение», мы хотим очистить наше общество, нашу планету от всего вредного, грязного, наносного. От заводов, отравляющих леса и реки, от оружия, грозящего уничтожением человечества, от политиканов, милитаристов, заражающих наши народы…

– Ясно, ясно! – перебивал Кар. – Все ясно. Боритесь, воюйте. Только, пожалуйста, Серэна, меня оставь в покое. Я слабый, одинокий борец за физическое совершенствование людей с помощью спорта. Это тоже доброе дело. Так что давай каждый бороться своими средствами: ты – собраниями, я – каратэ. Идет? И не будем из-за этого ссориться. Ей-богу, для этого нет причин.

– Ладно. – Она была отходчива. – Что делать, если ты такой несознательный и малограмотный в общественных делах. Не буду терять надежду переделать тебя. А сейчас поехали на стадион, уж там я тебе покажу!

Они ехали на стадион, и она действительно «показывала», так как играла в теннис отлично, и ему не часто удавалось у нее выиграть.

Однажды случилось так, что она спасла ему жизнь. Это казалось невероятным, это случается только в кино! А вот случилось в действительности.

Воскресным днем они отправились на пляж. Солнце грело вовсю, сезон был в разгаре, и тысячи людей заполнили широкую песочную полосу между прибрежным шоссе и морем.

Кого здесь только не было! Под гигантскими зонтами восседали столь толстые мужчины и женщины, что казалось, войди они в воду, и море выплеснется из берегов. Как правило, их окружали выводки детишек, кричавших, визжавших, смеявшихся, ревевших, вечно куда-то убегавших к ужасу родителей. У пляжных баров толпилась молодежь – щеголявшие чудовищной мускулатурой культуристы, великолепные девушки в бикини.

По золотому песку гуляли пары, бегали собачки, кто-то исчезал, в волнах, метал тарелочки, кто-то загорал, читал, болтал, смеялся.

В воде у берега плескались малыши, подальше, застыв неподвижно, по колено, по пояс, по грудь в воде купались те, кто не владел брассом, баттерфляем или вольным стилем. Те же, кто владел, уплывали в синюю даль.

Море бороздили моторки, серфинги, водные велосипеды. А над всем этим неподвижно висело круглое слепящее солнце. Было жарко, пахло морским ветром, солью, нагретым песком, всевозможными ароматными лосьонами, мазями, амбрами.

…Они лежали в тени большого разноцветного зонта и лениво болтали, глядя на море сквозь дымчатые, очень большие, модные в тот сезон очки.

– Так бы лежать да лежать всю жизнь, – задумчиво говорил Кар, – чтоб солнце светило, и чтоб море плескалось, и чтоб самая красивая в мире девушка была рядом, и чтоб никто не стрелял в тебя…

– Ага! – торжествующе воскликнула Серэна. – Чтоб никто не стрелял в тебя. Это ты сам сказал. Не я. Значит, все-таки чему-то тебя война научила. Соображаешь. Не хочешь, чтоб тебя убивали…

– Не хочу! – громко сказал Кар.

– А сделать для этого тоже ничего не хочешь! Неужели не ясно, что с войной надо воевать не меньше, чем на самой войне?

– Ох, брось ты. – Кар устало прикрыл глаза. – Не лови меня на слове. Давай так – ты защищай меня от войны, а я буду от войны отдыхать. Если б ты знала, что это такое, то никогда не болтала бы на эту тему!

– Что касается самой красивой девушки в мире, – довольно непоследовательно заявила Серэна, – то не будь мелким льстецом и крупным ханжой: вон сколько их мотается по пляжу, действительно красивых. Ой, смотри, какой забавный толстяк, и трусы у него до колен, а уж цвет – какие-то маргаритки, ха-ха! – Серэна залилась смехом.

Загорали, болтали, потом пошли в воду и поплыли. Заплыли далеко – оба были неплохими пловцами, сильными, выносливыми.

Но так случилось, что в километре от берега у проносившегося невдалеке скутера внезапно оторвалась какая-то дощечка и, словно бумеранг, ударила Кара по голове. Удар был настолько сильным, что Кар потерял сознание. Серэна не растерялась, она мгновенно заметила это, двумя гребками приблизилась к нему и, подхватив ловким приемом, поплыла к берегу. Вскоре на ее призыв откликнулись другие пловцы и быстро оказали помощь. Кар пришел в себя.

Потом они сидели в баре, с помощью джина восстанавливая силы.

Рана оказалась пустяковой, но удар был сильный. Кар сидел вялый, бледный. И Серэна хмурилась.

– Ты ведь мне сейчас жизнь спасла, – после долгого молчания негромко сказал Кар.

Она ничего не ответила.

– Выходит, я обязан тебе жизнью, – так же тихо повторил он. – Это долг, который ничем, кроме жизни, не оплатишь. Придется мне теперь всю мою посвятить тебе. – Он слабо улыбнулся.

Она снова промолчала.

– Что ж делать, Серэна?

– Ничего, – нарушила она наконец молчание, – не торопи меня. Подумаешь, из воды вытащила, да и не я одна.

– Нет, ты одна меня спасла, и я обязан тебе жизнью, – настойчиво повторил Кар.

– Хорошо, – вздохнула Серэна, – я найду, как ею распорядиться, а пока возьми мне еще джина.

После этого происшествия и возникшего за ним странного, такого вроде невинного, но на самом деле такого многозначительного разговора их отношения приобрели новый характер. Стало меньше шуток, смеха, легкомысленной болтовни – больше серьезных бесед, больше внимания друг к другу, появилась какая-то скрытая нежность. О чем бы они ни говорили, казалось, в словах присутствует какой-то иной тайный смысл. Они не целовались, не говорили друг другу слов любви, тем более не позволяли себе какие-либо вольности.

Они словно несли сосуд с драгоценным вином, которое так хочется испить, но которое не пьешь, чтоб продлить радость предвкушения…

Кроме Элизабет, никто, даже Лоридан, не заметил шишки на затылке Кара.

– Где это тебя угораздило? – поинтересовалась она.

– Да так, какой-то мальчишка на пляже засветил мячом, пустяки, – отвертелся Кар.

Даже ее он пока не посвящал в тайну своих отношений с Серэной. Отношений? Каких, собственно? Ходить на пляж, в ресторан, на прогулку? Разве раньше не было такого с другими девчонками? «Нет, – отвечал себе Кар, – тогда все было не так, совсем не так», – и, не уточняя, прятал от окружающих стыдливую улыбку.

Глава V

ОЧЕНЬ ТРУДНОЕ ЗАДАНИЕ

Хотя Кар привык к тому, что Шмидт каждое задание предваряет словами о том, что оно «очень трудное», «такого еще не было», «требует концентрации всех физических и нервных сил» (Шмидту особенно нравилось выражение «концентрация сил»), на этот раз чувствовалось, что дело серьезное.

Шмидт сидел нахмуренный, озабоченный, он забыл причесать свою легендарную бороду. Пиджак висел на спинке кресла. Его плечи пересекали ремни кобуры огромного пистолета. Шмидт давно уже не участвовал ни в каких опасных операциях, но всегда носил пистолет, а злые языки утверждали, что порой его заставали в кабинете одетым в бронежилет.

– Видишь ли, Кар, все, что было до сих пор, пустяки (а как же все «труднейшие», «важнейшие» задания?). На этот раз все очень сложно. Ты, надеюсь, знаешь, кто такой Дюваль?

– Да не очень, – промямлил Кар, – я ведь недавно вернулся.

– Видишь ли, – Шмидт нравоучительно ткнул пальцем в воздух, – даже если бы ты был на Луне или на Марсе, то все равно обязан знать, кто такой Дюваль! Это не миллионер, нет. Это даже не миллиардер. Это мультимиллиардер! Он зарабатывает в день больше, чем все сотрудники нашего агентства за век! Ну, скажем, за десять лет! Даже за год. Тоже неплохо.