Ненужная невеста. Кость в горле (СИ) - Верескова Дарья. Страница 47

Если в деле были замешаны аристократы, жюри могли частично состоять из членов совета лордов, но наш случай был особенным, потому что касался источника. Из соображений секретности и чтобы не беспокоить население, в таких случаях жюри состояло только из аристократов из совета лордов, а вместо контрольного дознавателя на суде будет сам король. Рядом с королем будет находиться артефактор, способный работать с камнем правды.

Жюри сидели полукругом в комнате, похожей на концертный зал или университетскую аудиторию, возвышаясь над нами и строго взирая на Доротею и меня, вошедших в комнату в сопровождении одного из дознавателей. Меня и Доротею провели к ряду стульев в самом низу и посадили друг рядом с другом, рядом с нами сидели дознаватели, которые выполняли различные функции, включая графа Адриана Лойта. Мама сидела в последнем ряду, как наша единственная близкая родственница. Со своеот места я видела Алека, он сидел с другой стороны от нас, окруженный шестью стражами со всех сторон.

Сердце пронзило болью, я знала, что его содержали в городской тюрьме. Брат заметно похудел, под глазами были темные круги, выражение глаз пустое. Выросший в тепличных условиях, в богатом баронстве, Алек вряд ли подозревал о том, какие последствия будут у его поступка. Во мне боролись противоречивые чувства, я не хотела, чтобы он жил так всю жизнь, я по-прежнему воспринимала его как наивного и любящего брата. Но это было ложью. Алек послал меня и Доротею на смерть ради того, чтобы захватить власть. Брат верил, что источник ответит ему. Скорее всего, Алек был безумен, я не верила, что человек в здравом уме может поступить так со своими близкими.

В первую очередь нам зачитали все наши обвинения, которые включали организацию убийства по двум разным статьям, так как я являлась будущей хранительницей, организацию похищения и незаконного удержания человека, в отношении меня и Доротеи, а также халатность при передаче источника и осознанное подвергание источника Торнхар опасности.

После этого дознавателям и нам зачитали имена присутствующих в жюри, и я опять подумала о том, является ли на самом деле суд в этом мире честным. В жюри присутствовали отец Оливера, герцог Эдмун Тенбрайк, графиня Лоумис, баронесса Дарней, мама лучшей подруги Доротеи. Насколько такое жюри может быть непредвзятым мне было непонятно, как минимум четверть людей здесь имели то или иное отношение к нашей семье. Единственная надежда была на камень правды.

Как только дознаватели закончили с представлением участвующих, заседание перешло на следующую стадию, в которой каждого из подозреваемых по очереди будут допрашивать. Я все так же считала всю процедуру очень странной и нелогичной, но меня порадовало, что допрос каждого из подозреваемых должен быть коротким, не более часа.

Доротея шла первой, один из дознавателей вместе с ней подошел к креслу в самом центре комнаты, после чего сестра заняла свое место в этом кресле. Другой дознаватель начал зачитывать все детали ее дела. Этот момент, наверное, был самым тяжелым для Доротеи, да и я узнала много нового. Не знаю, как они смогли столько выяснить за неделю.

Вначале дознаватель описал события последних дней: в день перед ритуалом Доротея исчезла, как и я, но в отличие от меня, за нее предложили выкуп. Дознаватель подчеркнул, что хотя прямых доказательств причастности Доротеи к моему похищению не было обнаружено, у нее был мотив. Более того, сестра считалась главной подозреваемой в моем исчезновении до момента моего возвращения.

После этого совершенно сухим тоном дознаватель зачитал хронологию отношений Доротеи и Оливера, начиная с ее первого письма почти сразу же после бала в честь нашего с Оливером обручения. В эту хронологию входило общее количество писем, которые они смогли найти, очевидно, что Оливер предоставил им свою часть переписки. Письма были посланы в течение трехлетнего периода: сто четырнадцать писем от Доротеи и тридцать четыре письма от Оливера. Таким же сухим тоном дознаватель отметил, что отношения Доротеи и Оливера перешли на следующий уровень через полгода и что, начиная с этого момента, при каждом приезде Оливер дарил Доротее родовые украшения Тенбрайк. Эти украшения не являлись главными в хранилище Тенбрайк, но должны были принадлежать будущей герцогине.

Я была рада, что не читала эти письма сама. В какой-то момент дознаватель отметил, сколько раз и какие оскорбления содержались в их переписке, отмечая, что эти слова являются доказательством очевидной ненависти Доротеи по отношению к хранительнице. Среди оскорблений лидировала, конечно, «овца», которая была использована более тридцати раз Доротеей и восемь раз Оливером. К другим оскорблениям относились «корова», «ленивая», «истеричка», «позор рода», «посмешище». Были также упомянуты попытки публичных оскорблений: Доротея получала ответные письма от подруг, в которых меня унижали теми же словами. Кроме того, в письмах Оливера минимум три раза упоминалось неуважительное мнение его друзей обо мне.

Это оказалось намного тяжелее, чем я думала. Мне было очень неприятно, я считала происходящее отвратительным и, честно говоря, была против того, чтобы это зачитывалось в таких деталях.

Но я верила, что человека невозможно оскорбить, если он не верил в эти оскорбления. Поэтому сидела ровно, настолько спокойно, насколько могла. Если я не буду реагировать, если отнесусь к ситуации со спокойствием, эти оскорбления сразу забудутся, стекут с меня как вода, и в памяти присутствующих останется только недостойное поведение Оливера и Доротеи.

Наконец, дознаватели перешли к сути дела, предположительному мотиву: желанию Доротеи занять мое место. В письмах Доротея дважды упоминала о том, что она должна была родиться первой. Кроме того, дознаватели нашли письма, которые не были посланы Оливеру, в которых сестра подписывалась как герцогиня Тенбрайк, причем первое такое письмо было подписано полтора года назад.

Из нематериальных доказательств в разбирательстве дела Доротеи были показания Алека, брат подтвердил, что Доротея имела отношения с Оливером, которые он сам наблюдал. Он отметил, что в личных встречах Доротея неоднократно утверждала, что она лучше подходит на роль баронессы и что она должна была родиться первой. Алек не смог указать точное количество раз, однако в последний раз это было за день до нашего исчезновения.

Также были показания анонимного слуги, который отмечал, что в случае конфликта приказов, моих и Доротеи, миледи Доротея указала выполнять именно ее распоряжения. После того как слуга отметил, что это противоречило протоколу, Доротея привела миледи Мойру Торнхар, действующую баронессу, которая подтвердила, что распоряжения Доротеи имеют приоритет над моими.

В этот момент я внимательно следила за реакциями присутствующих. Хотя я не могла видеть тех, кто находился за моей спиной, я замечала каждое движение членов жюри. Эдмун Тенбрайк вел себя почти так же, как и я, сидел с идеально прямой спиной и без какого-либо выражения на лице, особенно когда почти все остальные члены жюри начали оборачиваться на него, пытаясь увидеть его реакцию на произносимое. Некоторые эмоциональные женщины качали головами в неодобрении, кого-то это веселило, кто-то переговаривался после каждой новой детали. Аристократы с любопытством искали реакцию на моем лице и лицах остальных членов моей семьи. Доротея в своем кресле сжалась и старалась выглядеть как можно более жалкой. Графиня Лоумис выглядела усталой и раздраженной, она, вероятно, думала о тех деревнях, которые будут потеряны из-за нашей халатности. Лицо короля оставалось непроницаемым, он смотрел прямо перед собой, время от времени бросая равнодушные взгляды на Доротею, Алека и меня.

Наконец, дознаватель завершил свою речь, подчеркнув, что Доротея обладала мотивом, возможностью и доступом к финансам, и то, что она сама была похищена, не исключает возможности ее причастности к моему похищению и покушению на убийство:

— Миледи Доротея была обманута многолетними ложными надеждами. Переживания из-за смерти отца, опасения потерять влияние после того как миледи Эллия примет титул, страх перед свадьбой миледи Эллии Торнхар и милорда Оливера Тенбрайка — все эти факторы могли толкнуть ее на крайние меры. Прошу начать допрос, — заключил дознаватель. Эти слова явно не понравились отцу Оливера; по лицу Эдмуна Тенбрайка промелькнула тень недовольства, и герцог поднялся со своего места.