Тайная тетрадь - Бисавалиев Магомед. Страница 30

Он привязал коня к столбу, легко ступая, подошёл поближе к говорящим и прислушался. Сперва они говорили о славе и доблести ГIусманил Нурмухаммада, о его подвигах и тут один добавил: «Как получилось, что жена такого прославленного храбреца принимает у себя по ночам вшивого пастуха?» Красная ярость застлала глаза ГIусманил Нурмухаммада. Пальцы закаменели на рукояти сабли. Душа его кричала, ему хотелось убивать, рассекать надвое. Сначала вот этих двоих, а затем пойти по селу, взмахом сабли забирая жизни всех, кто говорил или знал о его позоре. Но тут будто прохладная рука опустилась ему на плечо. Кто-то ему сверху сказал ему: «Сабру» (терпение)!!!

Нурмухаммад решил во всём лично убедиться. Если окажется неправдой, снести голову этим двоим, если окажется правдой… Он направился к дому, привязал коня и постучал рукояткой плети в дверь. В комнате засуетились, будто кто-то спешно одевался, и через небольшой промежуток времени дверь отворилась. Нурмухаммад перешагнул порог, тусклый свет лампады едва разгонял мрак, из которого выплыло к нему красивое белоснежное лицо, распущенные длинные косы и чёрные, словно угли, глаза.

— С возвращением, мой любимый, — пробормотала жена и обняла Нурмухаммада. Он виду не подал, не спросил, почему она открывает дверь, не зная, кто за ней, почему нет на ней чохто, а вошёл в дом, снял оружие, подал жене.

Та приняла его привычным ловким движением и повесила на гвоздь.

Прошла мучительная ночь в раздумьях. Когда рассвело, Нурмухаммад помолился и поручил жене приготовить еду на несколько дней, чтобы снова отправиться в поход на Кахетию.

Когда первые лучи осеннего солнца осветили большую веранду дома ГIусманил Нурмухаммада, всё уже было готово. Привели коня, Нурмухаммад ласково, как и раньше, попрощался с женой и отправился в путь. Ему казалось, что все аулы внутреннего Аваристана смеются за его спиной над позором, который терпит некогда прославленный герой. «Смыть это надо лишь кровью, да и кровью смоется ли?» — думал Нурмухаммад. Убить пастуха и жену несложно, это ведь может сделать любой, даже трус, который не способен больше ни на что. Неужели то же самое должен повторить я, ГIусманил Нурмухаммад, который не дал усомниться в своей отваге никому: ни врагам своим, ни друзьям?

В десятках километрах от дома он остановился. Отпустил коня пастись, а сам лёг под старым дубом. Короткий осенний день казался ему долгим как год. Наконец пришла долгожданная ночь. Нурмухаммад оседлал коня и направился в сторону родного аула. Ему казалось, что луна светит ярко, как никогда раньше. Шум Койсу превращался то в плач, то в смех, и ГIусманилав всё время оглядывался, словно кто-то окликал его сзади. Он спешился возле годекана, за квартал до отцовского дома привязал коня и, стараясь держаться в тени, по узким аульским улочкам прокрался к самым своим дверям.

ГIусманилав рукояткой плети постучал в дверь. Услышал какой-то шум, будто что-то упало. Потом шуршание, топот ног, и всё замерло. Он опять постучал. Раздались лёгкие шаги, и дверь открылась. У порога стояла жена. Она была в чохто и одета, будто и не спала. Нурмухаммад вошёл. Подозвал жену к себе, посадил рядом и сказал:

— Сейчас же иди, позови твоего отца и братьев. Я тут буду ждать вас.

Жена молча вышла на улицу, а ГIусманилав поставил стул у входа в дом и сел на него. Через какое-то время появились седобородый старик и трое его сыновей. ГIусманилав их посадил на тахту и сказал:

— Вы у меня ничего не спрашивайте, я вас пригласил сюда, чтобы вернуть вашу дочь. С сего дня она мне не жена.

Отец и трое братьев в полной растерянности смотрели на него и молчали. Из комнаты вышла жена. Она вся тряслась от ужаса. Несчастная женщина была на волосок от смерти, только не знала, чья рука нанесёт удар первой: мужа или брата. Она сказала:

— Я всё собрала из моих вещей…

— Всё ли??? — спросил ГIусманилав и посмотрел хмуро на испуганную жену.

— Всё… — еле слышно пролепетала она.

ГIусманилав вскочил, повернулся к большой деревянной бочке для зерна, толкнул её ногой, и бочка перевернулась. Оттуда выпал и остался лежать на полу сжавшийся в комок и обхвативший руками голову несчастный пастух.

— А его для кого ты оставила? — спросил ГIусманилав, взял за ухо и поднял напуганного, дрожащего человека с беспомощным лицом. Трое братьев вскочили, готовые растерзать сестру. ГIусманилав схватился за рукоять сабли и крикнул:

— Кто тронет, башку снесу!!! Я вас сюда пригласил, чтобы вы были свидетелями для махара (брак).

ГIусманилав поставил махар своей бывшей жены с пастухом и поклялся перед братьями и отцом, что если хоть волосинка упадёт с голов этих двоих, весь род уничтожит.

Это всё осталось большой загадкой для воинственных аварцев‑хиндалальцев. Они убивали, не моргнув глазом, за любой отход от норм шариата и адата. И тут самый отчаянный храбрец, чья слава распространялась за пределы Аваристана, вместо холодной стали или горячей пули подарил жене, которая его опозорила, сначала жизнь, а после и большой кусок самой дорогой ткани. Был ли это и правда подарок? Сшила ли женщина из этой парчи себе новое красивое платье? Почему-то мне кажется, что нет, не осмелилась. И подарить, продать или выбросить тоже не осмелилась. Думаю, эта парча лежала в их с пастухом нищем тёмном доме как проклятие, от которого некуда деться, как напоминание о вине и наказании. Но это я так думаю, а люди по сей день продолжают говорить и спорить об этом.

Предсказание по лопатке

Когда мы ужинали в отцовском селе, один старший родственник выбрал кусок баранины, аккуратно отделил мясо от кости, посмотрел на лопатку и положил обратно. Я тут же вспомнил детство и разговоры о том, как знающие люди делали свои предсказания по лопатке барана. Позже, когда ислам укрепил свои позиции, это стало считаться харамом, но народные суеверия и память о них кое-где остались. А я всегда был любопытным.

— И что там? — спрашиваю у родственника.

— Да так… Я не знаю ничего… Просто от старших слышал раньше: если есть углубление на головной части кости, это к смерти хозяина барашка или его лошади. Чтобы читать по лопатке, во‑первых, нужен человек, который хорошо в этом разбирается, во‑вторых тушу нужно очень аккуратно разделать, чтобы ножом не коснуться кости, это может дать ложное предсказание.

— Мне кажется это все чIанда (ерунда)… Люди запоминают такое, только если предсказание сбылось, а если не сбудется, то никто его и не вспомнит, — говорю я, провоцируя его на разговор.

— Как тебе сказать… Совпадений ведь немало, и не с одним человеком это произошло. Я даже не знаю, кто и как это всё может объяснить. Рассказывают, сидел в доме чородинца один наш сельчанин, ели они. Когда салдинец вдруг стал вглядываться в лопаточную кость, хозяин дома пристал к нему, расскажи, мол, что говорит овечья лопатка. Салдинец всячески уходил от темы. Но хозяин настаивал, чтобы рассказал, если даже кость говорит, что умрёт он в тот же день. Салдинец поддался его уговорам и сказал:

— Как бы горько это ни звучало, друг, ты потеряешь одного из сыновей… Так сказал и указал на отметину, что была на кости. Об этом тут же стало известно всему селу, а ровно через месяц его сына унесла река Джурмут, которая бушевала после продолжительных дождей. Об этом все знают. И как это объяснить? — спросил меня родственник.

У меня не было ответа на этот вопрос, ни у кого его нет.

— Почему другие не знали, а он знал? — спрашиваю я опять.

— Он был некоторое время в Грузии, от грузин это всё…

— Грузины не нашей веры люди, как может быть верным то, чему нас учили иноверцы, христиане?

— Вот это я не знаю. Ещё говорят, что они всё предсказывают по ребру, а наши — по лопатке. Что верно, что нет, одному Аллаху известно, — сказал хозяин дома и указал нам место для ночлега в кунацкой.

Мою комнату освещал лунный свет осенней ночи древнего Джурмута, а шум реки втянул в бесконечную вереницу ушедших дней, людей, преданий и легенд. Они приходили ко мне и не давали спать. То я видел большое корыто варёного мяса и собравшихся вокруг него аульских стариков, которые умерли давно. То двоих героев рассказа, их застолье, диалог и предсказание по лопатке. Позже привиделся несчастный мальчик, который попал в бурлящий поток мутной холодной реки, как он своими маленькими обессилевшими ручонками хватается за ветку склонившегося над водой дерева, а беспощадная река его забирает вместе с веточкой… Так и провёл я длинную ночь в Джурмуте.