Тайная тетрадь - Бисавалиев Магомед. Страница 35

«Это что-то, чего я не могу постичь, — с ужасом подумал Мухтар. — Надо поскорей позвать джамаат и похоронить то, что нашли». Он забрал носки и штаны и побежал в аул.

Мальчика похоронили на сельском кладбище. Когда его хоронили, мать почти не понимала, что происходит. Люди её принимали за сумасшедшую. Однажды через несколько дней после похорон она наткнулась на выцветшие от солнца и дождя штанишки на веранде дома. Взяла их, прижала к груди, зарыдала на весь аул и пошла босиком с плачем и причитаниями. Говорят, что мало кому удалось сдержать слёзы, когда её увидели босой на улице…

Как Будус «оседлала» мужа

— Наши джурмутские женщины были кроткого нрава, покладистые, хотя бывали случаи, когда некоторые брали главенство в семье. Это особый такой тайпа-тухум (порода) женщин, которых сложно подчинить. У нас такие очень редко встречаются. Именно такой женщиной была Будус…

— Кто???

— Будус… Не наша она, не из Джурмута, она — тлянадинка. Не в смысле, что у них все такие, а в смысле, что она была оттуда (Тлянада — одно из обществ Антратля, которое находится в верхнем участке Тляратинского района, ближайшие соседи общества Джурмут). Как только Будус не мучила бедного мужа. Вдобавок к её необузданному характеру, коварству и дерзости, она ещё была на короткой ноге с шайтанами, они приходили ей на помощь, когда надо было кого-нибудь наказать, — говорит тётя.

Я начинаю смеяться, она с недоумением смотрит на меня.

— Неудивительно, — отвечаю я тёте. — У тебя, о чём бы мы ни говорили, везде шайтаны выскакивают. Я слышал об этой Будус, имя слышал, слышал один случай, как она ночью ходила на мельницу и как там мучила несчастного мужа. Подробности не знаю.

Дальше привожу рассказ тёти.

«Как рассказывала покойная бабушка, у Будус была связь с шайтанами. Люди заметили много загадочного в ней, и решили, что она, возможно, пользовалась этим и без постоянной связи с шайтанами. Верили тому, что она могла ночью встать и из селения Гортноб (село Джурмута) направиться одна в Тлянада. Расстояние между ними — около 15–20 километров, для неё не имело значения. Лето стоит иль зима, по страшным тропам взбиралась она в горы, спускалась в ущелья, через леса и пропасти шла одна. Вряд ли какая другая женщина могла пойти так.

Моя покойная бабушка рассказывала, что её мать знала Будус, и они были даже в приятельских отношениях. Спросила прабабушка как-то у Будус:

— Как ты можешь ходить по этим страшным тропинкам через тёмные леса и пропасти, где за любым поворотом можешь нарваться на медведя или волка? Ты всегда ходишь ночью. Медведи-то ничего, а джиннов не боишься ты, Будус?

Так и спросила моя прабабушка. А Будус в ответ расхохоталась:

— Ночь и шайтаны — мои попутчики в Тлянада, днём они исчезают, поэтому я люблю отправляться в путь, как стемнеет. Медведей я не раз встречала, они не хотят со мной ссориться, уступают дорогу, тихонько уходят в свою берлогу или за деревьями в лесу исчезают. А с шайтанами разное бывает. Вышла я однажды в сумерки из Гортноба и решила пойти в Тлянада. Я была одета красиво, на поясе звенели серебряные погремушки, для надёжности сверху на пояс завязала горменду и через горменду нацепила серп для сенокоса и небольшую верёвку. Их я взяла, чтобы на обратном пути скосить и принести сено для своих телят. Была ранняя осень. Холодная лунная ночь. В горах в сентябре становится холодно, появляются первые признаки скорой зимы. Только я повернула за тлянадинский мост и спустилась к опушке леса, слышу, там свадьба идёт вовсю. Зурна, барабан, песни и свист доносятся со всех сторон, а на поляне ни одной живой души. Я сразу поняла, что шайтаны решили поиграть со мной. Такое часто бывало. Когда дошла до середины поляны, не удержалась, пустилась в пляс под зурну и барабан. Свист и крики всё усиливались и усиливались. Как пошла по второму кругу, танцевать со мной выскочил красивый мужчина в белой черкеске. И вдруг под ритмичный танец и овации свадьбы джинны запели хором:

Ракьчухъ бугаб кІатІ-кІатI бахъи,

гьайбатай, гьайбатай…

ГІарцул мача,

чараб гурма дуа рокъолу боъла,

Ад бухьараб рохьен бичи,

жаб дуй бегьу болару.

Ракьчухъ бугаб кІатІ-кІатІ бахъи,

гьайбатай, гьайбатай гьайбатай…

Песня разлеталась повсюду и, удвоенная эхом, возвращалась, оттолкнувшись от отвесных скал, из тёмных пропастей. На шайтанском сухбате (вечеринке) танцевала Будус. Шайтанская молодёжь не выпускала её со свадьбы. За верёвку на поясе дёргали, замуж звали, танцевать заставляли. Когда много их стало кругом, Будус пригрозила им, и они отстали…»

Мне стало очень смешно от слова «пригрозила». Прервав тётю, спрашиваю:

— Чем же она на шайтанском сходняке могла им пригрозить?

— А ты смысл песни хоть понял? Из слов понятно, что шайтаны её боятся! — говорит тётя. — Когда она пошла в пляс, запели они.

В переводе песня звучит примерно так:

То, что болтается за поясом, развяжи,

красивая, красивая.

К белой шали и поясу в серебре

Не подходит то, что ты привязала к верёвке.

То, что болтается за поясом, развяжи,

красивая, красивая, красивая…

Вот и вся песня. Слово «красивая» повторяется несколько раз, это для звучания песни. Чего же боятся шайтаны? Они боятся серпа, который у неё под поясом. «КІатІ-кІатI» — это то, что торчит из-под пояса (буквальный перевод). Как говорят в горах, шайтаны боятся металлического.

— Помнишь, тебе маленькому, когда за овцами или ещё куда-нибудь вечером шёл, бабушка пихала в карман нож, чтобы шайтаны не навредили?

Тётя продолжила свой рассказ.

— Вот так и ходила Будус, летом ли зимой — без разницы, в основном ночью, в Тлянада и обратно.

— Как она могла ходить одна, будучи замужем? Как муж её терпел и не разводился? — опять прерываю я.

Тётя терпеливо продолжает:

«Говорят, она с самого начала приручила его. Однажды муж побил её: почему, мол, без моего разрешения ты ходишь ночью непонятно куда. Будус ответила ему: «Мои друзья с того мира (шайтаны) не простят тебе того, что ты сделал».

Он не обратил внимания на её слова.

Однажды ему пришлось пойти на целую ночь на мельницу, чтобы перемолоть зерно. После полуночи Будус пошла туда же, воткнула большой камень в открытые деревянные трубы, откуда шла вода на мельницу, и спряталась за кустами. От недостатка воды мельница остановилась. Муж Будус зажёг лучину и пошёл вдоль трубы посмотреть, не застряло ли что. В это время в него полетели камни, щебень и гравий — всё, что она могла бросить.

Муж от страха побежал обратно к мельнице, закрылся в ней и не высовывался до утра. Утром он рассказал Будус о непонятном камнепаде и нападении на мельницу и попросил прощения у неё. Муж стал ручным, и Будус свободно ходила ночью, по одной версии, к шайтанам, по другой… непонятно, куда она ходила.

Ещё говорят, что она была внешне хороша. Глаза у неё были светло-голубые, огромные, но когда она рассказывала о шайтанах, они становились большие и страшные, а голос — тихим, хрипловатым.

Детей у неё с мужем не было. Она его не только шайтанами пугала, говорила, что есть много мужчин, готовых на ней жениться. Есть даже песня её, которая сохранилась по сей день, где она пренебрежительно обращается к мужу и открыто говорит, что она с ним временно, пока не найдёт себе мужа получше. За подобное, по праву горцев, должно было убивать, а Будус убить не смогли. Она взяла верх над адатами и шариатом своим неугомонным и буйным характером. Послушай её песню — обращение к мужу:

Дун мун вакьу толу егьрайги гуру,

Вакьанав щвезигІан лъураб магьари.

Чатамануб энкел, мун чадад чІваяб,

Чам къоялъ балана, экъаб жинсалъа?

В построчном переводе это звучит не так красиво, многое теряется, но смысл таков:

Не от любви я вышла за тебя —