Жандарм 5 (СИ) - Семин Никита. Страница 37
Когда мы поравнялись, он махнул рукой отойти в сторону и, лишь когда возле нас поблизости не оказалось людей, выдал новость, заставившую меня изрядно напрячься:
— В одной из квартир на нашем участке произошел взрыв. Причем в этой квартире проживал студент, находящийся в нашем списке пособников революционеров. Мы его недавно по вашему приказанию проверяли — вел себя тихо-мирно, а тут вдруг — взорвался. Полиция уже на месте, но сами понимаете — нам тоже нужно там быть.
Я тяжело вздохнул и с грустью обернулся на стоящих возле крыльца кафе и ожидающих меня мальчишек.
— Понял.
Пришлось возвращаться и по-быстрому прощаться со своими, оставив им пару рублей — на кафе да в парк сходить.
— Извините, служба-с, — развел я руками, смотря в грустные глаза Сеньки.
— Мы понимаем, — серьезно кивнул Сашка и на том мы расстались.
А дальше мы с Артюховым поймали извозчика и поехали к месту происшествия.
Когда подъезжали, дом был уже оцеплен полицией. Двое конных стояли по обеим сторонам дома, перегородив тротуар, а еще трое стояли вдоль дороги — смотрели, чтобы повозки и редкие автомобили проезжали мимо и не задерживались. Внешне дом был практически цел. Трех этажный, кирпичный и почти без внешнего декора — типичный доходный дом. Но на втором этаже одно окно было без стекол. Его осколки лежали тут же — внизу на тротуаре.
Когда извозчик остановился, один городовой попробовал прогнать возничего, но тут первым спрыгнул с двуколки Артюхов и сунул тому под нос свою бумагу жандарма. Мне документ вообще не пришлось доставать.
Внутри дома мы поднялись на второй этаж и прошли в пострадавшую квартиру. Тут тоже были уже люди — околоточный надзиратель полиции в гражданском кителе и помощник дежурного полицейского, высланный ему в помощь.
Сама квартира была трехкомнатной, с отдельной кухней и даже санузлом. Но жил тут не только «наш» студент, а также еще семья молодого инженера с одной из фабрик и медбрат из госпиталя. Все снимали комнаты — каждый свою. Сейчас остальных жильцов дома не было.
— По словам соседей — инженер с женой отправились в деревню к ее родне, а у медбрата дежурство с утра до завтрашнего дня, — делился собранными сведениями с нами надзиратель. — Так что чем бы ни занимался этот Мирон Пахомов, делал он это втайне от своих соседей.
— А сам он где? — спросил я.
— А вона, — кивнул помощник дежурного полицейского в сторону комнаты, где произошел взрыв. — Лежит. Никуда-то уже и не денется.
Пройдя в указанное место, мне предстала неприглядная картина. Левая стена в подпалинах и мелких выщерблинах. Под ней валяется разломанный стол, а посередине комнаты, откинувшись на спину, лежало тело того самого Пахомова. Лицо обожжено, в груди много мелких ран. Обе ладони практически превращены в фарш. Даже вижу пару пальцев, отлетевших при взрыве под окно. Само окно находится напротив двери. Похоже его вынесло ударной волной. Зато правая стена почти не пострадала. Так — несколько шрапнелин в нее попало, но основной удар на себя приняло тело студента. Как говорится, тут и Шерлоком не нужно быть, чтобы понять, что произошло. Мирон Пахомов видимо пытался сделать самодельную бомбу, да что-то намудрил, и она взорвалась прямо у него в руках. Сидел он за столом, вот тому тоже и досталось. Справа кровать почти и не тронута. Да и взрывная сила у самоделки не очень большая была. По эффекту — студент сделал что-то типа наступательной гранаты РГД-5 из моего прошлого мира. Очень похожие следы поражения тела и окружающего пространства.
— Емельян Никифорович, — повернулся я к поручику, — подготовьте мне материалы по нему. Где конкретно учился, с кем общался чаще всего, какие места посещал. Чутье мне подсказывает, что готовится какая-то акция. Или покушение, или провокация. Прохлопаем — нас по головке не погладят.
— Сделаю, Григорий Мстиславович, — кивнул мужчина.
— Материалы должны быть готовы в понедельник утром. Уверен, меня сразу на доклад попросят.
В принципе больше мне здесь делать нечего. Договорился с надзирателем, что тот будет держать нас в курсе расследования — хоть по всем признакам тут и несчастный случай, но ведь откуда-то Пахомов взял материалы для изготовления бомбы. А это кража, да и само по себе создание взрывчатых самодельных устройств запрещено. Только недавно перед отъездом на Аляску с моей подачи прикрыли бесконтрольное распространение из учебных заведений веществ, из которых можно сделать такую вот «адскую машинку». Либо не до конца прикрыли, либо это из «старых запасов», либо же есть еще места, где революционеры могут получить материалы для бомб. Надо узнать точно.
Вспомнились склады на вокзале. Те самые, где я украденные меха прятал. Вот уж где можно что угодно скрыть. Прошерстить бы их.
Вернулся домой я в мрачном настроении. Ничего хорошего в ближайшем будущем от вскрывшегося факта создания запрещенных бомб я не ждал. Тут и начальство будет ножками топать, и сами революционеры могут после вскрытия одного из их членов активизироваться и ускорить выполнение своей акции, какой бы она ни была. Да и просто работы внезапно прибавилось, что тоже не добавляет радости.
Пока ждал мальчишек с Ольгой, написал черновой вариант доклада на имя Баратина. Ну и самому Евгению Валерьевичу позвонил от консьержа. «Обрадовал» так сказать. Ожидаемое «в понедельник утром с докладом ко мне» принял как само собой разумеющееся. Скорее удивился бы, если б полковник такого не приказал.
Сашка, когда вернулся, пытался у меня узнать, что случилось, но тут пришлось ему жестко отказать. Так-то он и сам слухи собрать может, паренек любопытный. Но пока что рассказывать ему все как есть нельзя. И права не имею, да и не хочется загружать его взрослыми проблемами. Перед сном Ольга даже сделала мне массаж, желая поднять мое настроение.
Но на этом трудные выходные не закончились. Наступило воскресенье. День похода в ту самую церковь, где священник Никодим проповеди ведет.
Позавтракав, я сразу же отправился в свое отделение. Там меня уже ждал Артюхов.
— Вот, должно подойти, — передал он мне простой кафтан, штаны на подвязке, поношенные сапоги и треух.
Признаться, в церкви я был… даже и не помню когда. Потому спросил у поручика, как проводится воскресное богослужение. Тот очень удивился, но рассказал. Тут уже удивился я. И понял, что внешний вид — это не самое трудное, что меня сегодня ждет. Молитвы и пение в течение пары часов — вот настоящее испытание, что мне предстоит. И это еще малое богослужение будет! Потому что никакого праздника нынче не было. А то бы оно до четырех часов растянулось.
— Когда он свои проповеди-то успевает читать? — потрясенно воскликнул я.
— Так сразу после богослужения, — пожал плечами Емельян Никифорович. — Часа три выслушивает исповеди, в которых советы разные и дает, да потом еще час говорит со всеми оставшимися. Как раз дожидаются самые стойкие, да незанятые.
Вздохнув, я принялся переодеваться.
К церкви мы подошли пешком. Не на извозчике же нам ехать. Народу собралось не мало. Церковь оказалась забита почти битком. Артюхов стоял рядом со мной и периодически подсказывал, что делать. Но особых сложностей, как я опасался, не было. Крестись, да поклоны бей. Основной «удар» на себя взял церковный хор, который и пел молитвы да здравицы господу. Остальные подпевали в некоторых местах по мере сил и способностей.
По окончанию богослужения примерно половина набившихся в церковь людей ушла. А оставшиеся выстроились в очередь на исповедь. Встал в нее и я. Так-то очередь двигалась довольно быстро. На каждого человека в среднем Никодим тратил по минуте, реже — две. Но иногда исповедь растягивалась и до трех-пяти минут. Таких задержавшихся людей я старался подмечать и запоминать. И вот очередь дошла до меня.
Глава 19
Исповедь. Никогда до этого момента я не исповедовался и даже не представлял, как это нужно делать. Я стоял перед священником Никодимом в трех метрах от остальной толпы прихожан и собирался с мыслями. Тот меня не торопил. Взгляд у него был спокойный, губы скрывала широкая борода — не поймешь, улыбается он или хмурится. На широком лбу складок нет. Ну прямо как с картинки — внимательный пастырь, который действительно воспринимается как духовный отец и наставник.