Фатальная ошибка - Катценбах Джон. Страница 26

Скотт нацепил на нос солнцезащитные очки и погрузился в размышления. В чем именно дочь нуждалась теперь? В деньгах на возросшие расходы, а в будущем, вероятно, на свадьбу. А в отцовском совете? Вряд ли.

Он нажал на акселератор, и автомобиль рванулся вперед.

Приятно, что в тебе нуждаются, но он боялся, что это в последний раз. Во всяком случае, это будет совсем не так, как в отношениях маленького ребенка с родителями, когда самая пустяковая проблема разрастается до гигантских размеров. Теперь Эшли была в состоянии решать проблемы сама. Скотт подозревал, что она будет отстаивать свое право. Его же участие, по-видимому, сводилось к подбадриванию со стороны и одной-двум робким рекомендациям.

При первом прочтении письма его охватило такое же стремление защитить дочь, какое возникало, когда она была ребенком. Сейчас его желание помочь ей было отчасти удовлетворено, но он угрюмо думал о том, что ему отведена, скорее всего, небольшая роль, так что лучше всего будет держать свои чувства при себе. И тем не менее какая-то частица его была вне себя от радости, что он допущен к чему-то важному в жизни Эшли. «Теперь держитесь!» — мысленно ухмыльнулся он, мчась между рядами деревьев, еще не сбросивших свой осенний наряд.

Услышав двойной автомобильный сигнал, Эшли выглянула из окна и увидела черный «порше» и в нем знакомый профиль. Скотт махнул ей рукой, что было отчасти приветствием и отчасти просьбой поторопиться. Его автомобиль загораживал проезд, а в Бостоне с его узкими улицами водители, как правило, не стесняются высказать все, что они думают по этому поводу. Многие из них и не мыслят езды без того, чтобы поорать и посигналить. В Майами или Хьюстоне подобная словесная перепалка нередко заканчивается перестрелкой, в Бостоне же она считается более или менее безопасной.

Эшли схватила сумку и, выйдя из квартиры, тщательно заперла дверь. Автоответчик, компьютер и мобильный телефон она выключила заранее. «Никаких писем и сообщений, никаких контактов», — подумала она, спускаясь по лестнице и выходя на улицу.

— Привет, красотка, — произнес Скотт, увидев ее на тротуаре.

— Привет, папа, — улыбнулась Эшли. — Дашь порулить?

— Мм… — заколебался он. — В следующий раз.

Это была их привычная шутка. Скотт никому не доверял водить свой «порше» — он говорил, что из-за страховки, но Эшли-то знала подлинную причину.

— Тут все, что тебе понадобится? — спросил он, кивнув на ее небольшую сумку.

— Да. Ведь и у тебя, и у мамы тоже есть мои вещи.

Скотт покачал головой.

— Я помню времена, — произнес он с нарочитым пафосом, — когда я возил чемоданы и сундуки, рюкзаки и вещмешки, набитые совершенно лишней одеждой, которая была нужна лишь для того, чтобы не было сомнений, что ты сможешь переодеваться не менее дюжины раз на дню.

— Лучше уезжай отсюда поскорее, пока не явился какой-нибудь автофургон и не расплющил в лепешку эту игрушку для мужчин с кризисом среднего возраста, — отозвалась она со смехом, забираясь на пассажирское сиденье.

Эшли откинула голову на кожаный подголовник и на миг закрыла глаза, впервые за много часов чувствуя себя в безопасности. Она расслабилась и вздохнула:

— Спасибо, что приехал, папа.

За этой короткой фразой крылось многое.

Скотт тронул автомобиль с места. Ему, понятно, была незнакома фигура, скользнувшая за дерево, когда они проезжали мимо. Эшли могла бы узнать ее, если бы не закрывала глаз и не отвлекалась на разговоры с отцом.

Майкл О’Коннел посмотрел им вслед, запоминая водителя, автомобиль и его номер.

— Вы слушаете когда-нибудь песни о любви? — спросила она.

Вопрос был настолько неожиданный, что я на миг даже растерялся:

— Песни о любви?

— Да. Ну, знаете, что-нибудь вроде «Ты только посмотри, у меня любовь внутри!» или просто «Я встретил девушку, ее зовут Мария», — продолжать можно без конца.

— Да, в общем-то, нет, — ответил я. — Точнее, каждому, наверное, приходится слышать их время от времени. Разве не о любви поют девяносто девять процентов поп- и рок-певцов, исполнителей кантри и даже панков? Об утраченной или неразделенной любви, о счастливой и несчастливой. Но я не совсем понимаю, какое отношение это имеет к тому, о чем мы говорим.

Я был слегка раздражен. Меня интересовало, какие шаги предприняла Эшли, а главное, хотелось лучше понять Майкла О’Коннела.

— В большинстве этих песен говорится вовсе не о любви, а о чем угодно другом. Чаще всего о неудовлетворенности, а также о страсти и похоти, о потребности и разочаровании. И очень редко — о том, чем является любовь на самом деле. Ведь если отбросить все эти аспекты, то любовь сведется, пожалуй, ко взаимной зависимости двух людей. Проблема в том, что часто мы не понимаем этого, так как слишком одержимы одним из упомянутых аспектов любви и именно его принимаем за настоящую любовь.

— Хорошо, — медленно проговорил я. — И чем же была любовь для Майкла О’Коннела?

— Для него это была злость, ярость.

Я молчал.

— И такая любовь была ему необходима. Необходима как воздух.

13

Простое решение

Урчание двигателя спортивного автомобиля мгновенно убаюкало Эшли, и почти целый час она даже ни разу не шевельнулась, затем вдруг открыла глаза и выпрямилась, в недоумении озираясь. Откинувшись на сиденье, она потерла лицо, чтобы прогнать остатки сна.

— Господи, — сказала она, — я что, уснула?

— Устала? — ответил Скотт вопросом на вопрос.

— Да, пожалуй. А главное, впервые за много часов действительно расслабилась. Какое-то странное ощущение. Не то чтобы плохое или особенно хорошее, просто странное.

— Не против поговорить о деле?

Эшли задумалась. У нее было чувство, что с каждой милей, отдалявшей их от Бостона, возникшая проблема становится все более далекой и менее значительной.

— Расскажи просто то же самое, что ты рассказала матери и ее партнерше, — добавил Скотт спокойно, сознавая, что отзывается об отношениях Салли и Хоуп с ханжеской формальностью. — Я, по крайней мере, буду так же информирован, как они, и мы сможем выработать какой-нибудь разумный план действий.

Он не был уверен, что дочь так уж рвется вырабатывать план действий, но она, по-видимому, ожидала каких-то подобных слов от него, и то, что он их произнес, само по себе должно было звучать успокаивающе.

Помолчав, Эшли произнесла, передернувшись:

— Мертвые цветы. Мертвые цветы, прикрепленные напротив моей двери. И то, что он стал следить за мной, вместо того чтобы встретиться в кафе, как мы договаривались. Выслеживал меня, словно охотник какого-нибудь зверя. — Она посмотрела в окно, приводя в порядок свои мысли, и добавила с тяжким вздохом: — Лучше, наверное, начать с самого начала, чтобы тебе было понятнее.

Скотт переключил скорость на минимальную, свернул на правую полосу, по которой его «порше» никогда не ездил, и приготовился слушать.

К тому времени, когда они добрались до университетского городка, в котором жил Скотт, Эшли посвятила его в детали своих взаимоотношений с Майклом О’Коннелом, если их можно было так назвать. Она изложила историю их знакомства в несколько завуалированном виде, стесняясь обсуждать с отцом такие темы, как секс и алкоголь, и употребляла вполне невинные эвфемизмы типа «заинтересоваться» или «приподнятое настроение» вместо более откровенных выражений.

Скотт, конечно, понимал, что́ она подразумевает, но воздерживался от слишком подробных расспросов, считая, что ему нет необходимости знать все детали.

Он пару раз переключал скорость, когда они свернули с основной автомагистрали и углубились в сеть местных дорог. Эшли успокоилась и разглядывала пейзаж за окном. Наступил новый день, над головой раскинулось высокое голубое небо.