Мы Бреннаны - Лендж Трейси. Страница 47

Когда несколько минут спустя он спустился, то вид у него был рассеянный.

– Там все чисто. Я подтянул запор на окне возле твоего стола.

– Спасибо.

Он кивнул, но не сдвинулся с места.

– Можешь идти, – предложила она. – Я написала Джеки. Они уже возвращаются. – Ей не хотелось, чтобы Кейл чувствовал себя обязанным оставаться, но еще она чувствовала, что он хочет еще что-то сказать, но не решается. И это нагоняло на нее больше страха, чем одиночество. Она чувствовала, что ее пробирает дрожь, словно она едва сдерживала чувства. Стоило хоть немного поддаться, и она не сможет себя контролировать.

– Я понимаю, ночь была долгой, – заговорил Кейл. – И наверное, у меня нет права обсуждать это сейчас.

– Кейл, думаю, нам не стоит…

– Но мне необходимо знать, почему…

Оба замолкли, когда свет фар грузовичка Джеки сверкнул в окне и растекся по прихожей. Потом они молча стояли, глядя друг на друга и прислушиваясь. Дверцы машины открылись и закрылись, снаружи донесся грохочущий голос Шейна, шаги раздались у крыльца и потом на ступеньках. Но ни Санди, ни Кейл так ничего и не сказали. Кейл не договорил свой вопрос, а Санди не сказала ему, что уже знала, о чем он собирался спросить.

Джеки открыл входную дверь, и все они собрались в прихожей. Шейн восторженно приветствовал Кейла, а Микки расспрашивал его о подготовке к вечеру открытия, до которого оставалось два дня. Санди отметила некоторую настороженность Кейла, когда он отвечал на вопросы отца. Подобно ей, Кейл, наверное, смотрел на ее отца иными глазами, не будучи уверенным в том, как расценивать обвинения Уэлша.

Через пару минут Кейл заявил, что ему пора домой. Из окна гостиной Санди смотрела, как он шагает по улице туда, где его ждут жена и сын.

После того, как отец и Шейн отправились спать, она посвятила Джеки в подробности посещения Билли Уэлша, отметая самобичевания брата о том, что он не остался с ней в пабе. Она рассказала, что ее отец обманывал их мать, и Джеки отреагировал так же, как и Денни: за мгновением отрицания последовало безрадостное понимание, что в этом есть какая-то доля правды.

Усталость брала свое, и Санди пошла наверх, хотя все еще надеялась поговорить с Денни перед тем, как лечь спать. Она не собиралась менять свое мнение по поводу полиции, но понимала, что расстраивает Денни. Наверное, из-за этого он чувствовал себя полным болваном.

Переступив порог своей комнаты, Санди представила, как недавно здесь ходил Кейл. Проверял окно, заглядывал на всякий случай в шкаф. Она упала на кровать. Куда бы они ни смотрела, повсюду она так или иначе ощущала его присутствие. Она бросила взгляд на награду над столом за рассказ, который она написала о нем. На книги на полках, которые они еще будучи школьниками читали вместе. Самые нижние ящики комода, где он когда-то прятал свою одежду.

В его квартире она проводила много времени, только это никогда не воспринималось как жизнь вместе. Ведь в любое время ее могли позвать домой: «Санди, мне потребуется твоя помощь в подготовке дома к праздничному ужину. Сан, у мамы дурное настроение, она тебя зовет. Шейн в эти выходные дома остается один с матерью. Ты не могла бы побыть с ними?» Денни с головой поглотили Тереза и стремление преуспеть с пабом, а Джеки учился в Нью-Йорке в частном университете Пейс. Санди редко отказывалась, чтобы избежать напоминаний матери о том, что они платят за ее обучение в колледже и предоставили Кейлу возможность стать владельцем бизнеса. Просто оно того не стоило. И потом частенько Кейл пробирался к ней и оставался на ночь. Двуспальная кровать их вполне устраивала. А на пол они перебрались потому, что пружины матраса своим скрипом и шумом могли разбудить домашних. Но даже так жили они неплохо.

В ее комнате впервые их «отношения» на полу стали воистину интимными – больше деваться им было некуда. Его дом исключался: в конце коридора лежал больной отец и какой-нибудь родственник или кто-то из их церковного прихода зачастую были рядом, чтобы по очереди ухаживать за ним.

Они терпели шесть месяцев, и Санди было уже все равно, где именно это случится. Оба они, возросшие под сенью католического культа непорочности, нервничали, но она все же была готова. Это Кейл тянул время. И все из-за ее семьи. В его сознании ее отец высился глыбой над их отношениями с Санди. И меньше всего Кейлу хотелось огорчить человека, который всегда относился к нему как к сыну. Поддразнивания Денни не помогали: «Вам двоим лучше не спешить с этим. Я все равно узнаю, когда оно произойдет. На такие штуки у меня шестое чувство». Масло в огонь подливало отношение ее матери к ним как к парочке. Неодобрение Мавры Бреннан было очевидно с самого начала. «Вот что мы получили, открыв ему двери своего дома. Ему, лучшему другу твоего брата! Я думала, что он будет нам благодарен». Звучало так, будто Кейл задумал лишить ее дочь невинности. Мавра стала относиться к Кейлу куда прохладнее.

Так что Санди понимала стремление Кейла не спешить, но оно же и разочаровывало. Грааль сводила ее на курсы планирования семьи, и Санди стала принимать противозачаточные таблетки. Кейл знал об этом, но ничего не изменилось. Все вокруг них, похоже, занимались сексом, и Санди стала думать: а что же с ней не так?

Критической точки все достигло однажды вечером, когда они занимались учебой в ее комнате. Они оказались в доме одни, однако Кейла, похоже, интересовали только занятия. Санди сидела на полу рядом с ним с учебником, раскрытом на какой-то бессмысленной странице, и ее распирало мрачное предчувствие. Кейл был старше, он на следующий год должен был поступить в колледж, а секс – «только на сейчас». Он не желал рисковать самой дорогой для него дружбой с Денни ради подружки-школьницы, не желал никаких драм с семьей Бреннанов и хотел отложить близость до тех пор, пока не окончит школу.

К тому времени, как он поднялся, собираясь домой, Санди успела убедить себя в том, что с ней что-то не так. Она крепилась, когда он целовал ее, желая спокойной ночи, но когда он ушел, она села на краешек кровати и заплакала. Позже он рассказал ей, что, спустившись до конца лестницы, вдруг решил вернуться, почувствовав, что что-то неладно.

Вернувшись, он увидел, что она в слезах. Он закрыл дверь и опустился перед ней на колени.

– Ты что?

Она хотела отговориться тем, что просто неважно себя чувствует. Но если бы он ушел, эта история еще долго заставляла бы ее нервничать. И она решила сказать правду:

– Я не понимаю, что я не так делаю.

– Что?

Слишком смущенная, чтобы что-то прибавить, она просто смотрела на него.

На осознание вопроса у него ушло время, но мгновение спустя лицо его вспыхнуло.

– Погоди. Ты думаешь, я не хочу?

Она пожала плечами и качнула головой.

– Санди, да я только об этом и думаю. Но я волнуюсь и не хочу никого огорчать… ни твоих родителей твоих, ни Денни.

– Вот и ходил бы на свидания с моими родителями и Денни.

Ее слова его задели, и Кейл округлил глаза. Он полагал, что, сдерживая себя, поступает правильно. Даже в ее возрасте Санди поняла, как подействовало на него то, что мать его бросила. Он боялся потерять близкого человека.

Кейл взял ее за руки:

– Прости меня.

– Да все нормально.

Он привстал на коленях, чтобы они могли посмотреть друг другу в глаза, и потянулся руками к ее лицу.

– Я люблю тебя, Санди.

– И я тебя тоже люблю.

Между ними не было никакой неловкости, никакого ощущения, что его слова о любви могут значить что-то иное. Санди понимала. И после этого признания, когда они поцеловались, все стало по-другому. В нем не осталось никакой сдержанности: они упали на кровать и принялись стаскивать друг с друга одежду.

И вот Санди сидит на той же постели двенадцать лет спустя и думает о том, что у нее нет шансов начать тут новую жизнь. Комната крепко держит ее в прошлом. Ей нужно уйти из этого дома, найти свое собственное место. Может, найти квартирку в Перчейзе, поближе к Манхэттенвильскому колледжу, куда она собиралась поступать в аспирантуру?