Еремей Парнов. Третий глаз Шивы - Парнов Еремей Иудович. Страница 56

– С трудом верится. – Ковская покачала головой. – С большим трудом. И хочется, да не получается. Сердце-вещун другое говорит.

– Не напускайте на себя! – запротестовала Вера Фабиановна. – Лучше слушайтесь правильных советов. Я просто уверена, что ваш братец как живым из дому ушел, так невредимым и возвратится.

– Но неужели вы не понимаете, что это абсурд? – рассердилась Людмила Викторовна. – Он бы давно уже дал о себе знать! Хоть какую-нибудь весточку бы подал, чтобы я успокоилась.

– Да хочет он, хочет сообщить, только не может. – Вера Фабиановна причитала с характерными завываниями профессиональной гадалки. – Нельзя ему. В место такое попал, откуда до дому и не докричишься. Хоть рукой подать, а далеко, хоть глаз видит, а рукой не дотянешься. Это где же он? Да тут же, под боком, только оглянуться ему нельзя и дороженьки все перепутаны. Но он вернется, вернется. Срок выйдет, и разрешится ему.

– Вы, Верочка, все равно как про тюрьму вещаете, – не остерегся Лев Минеевич.

– Вас только тут не хватало! – обозлилась Чарская и, наклонившись к нему, шепнула: – Типун вам на язык, старый дурак!

В притворном ужасе Лев Минеевич прикрыл лицо руками.

– Пусть хоть в тюрьме, лишь бы жив был. – Ковская промокнула глаза.

– Да что вы его слушаете! – Вера Фабиановна была возмущена до глубины души. – Станет вам милиция арестанта разыскивать. А то не известно им, кто у них где сидит! Как же!

Лев Минеевич, только что осудивший Верочку за бесстыдное шаманство, вынужден был отдать должное ее житейской сметке и быстроте ума.

– Никого-то я не слушаю. – Ковская отодвинула от себя вазочку, в которой сиротливо оплывал шоколадный шарик. – И ни в какую тюрьму не верю. За что Аркашеньку в тюрьму? Нет, человек, если только он жив, так бесследно не исчезает. И не надо меня утешать, Вера Фабиановна. Я хоть и признаю существование неких надмирных сил, но в отличие от вас твердо придерживаюсь материализма. Одна у меня надежда, что Аркашу похитили и вопреки его воле продолжают где-то удерживать.

– Милиция найдет! – Лев Минеевич оглянулся по сторонам, ища официантку.

– Вы глубоко неправы, Людмила Викторовна, – стояла на своем Чарская. – То есть вы правильно говорите про похищение, но вся разница в том, кто похитил. – Она по-цыгански затрясла плечами. – Далеко Аркадий Викторович проник в тайны заповедные, непозволительно далеко.

– О чем это вы? – не поняла Ковская.

– Все о том же, бедняжка вы моя, все о том, – опять зашаманила неугомонная старуха и, досадливо скривившись, отчетливо прошептала: – Да видела я его, Аркашеньку-то вашего, видела. В хрустале мне открылся.

Глава восьмая. ГЛУБИННОЕ ГОРЕНИЕ

– Разве я требую невозможного? – Люсин со свистом продул мундштучок. – Причина смерти и время ее наступления. Это же элементарно.

– Но не в таких условиях. – Крелин кивнул на дверь, из которой они только что вышли. – Уверяю тебя, что подробную медико-биологическую экспертизу можно будет произвести только в Москве.

– Я все понимаю, Яша. – Владимир Константинович повертел мундштук в руках, словно видел его впервые. – Но есть же внешние показатели: трупное разложение, окоченение… Что там еще?

– В данном случае картина получается смазанная. Тело несколько суток пролежало в торфованной воде, почти в жиже.

– Конечно, это могло ускорить… – Люсин задумчиво взъерошил волосы.

– Совсем напротив! – перебил его Крелин. – Гуминовые кислоты обладают ярко выраженными антисептическими свойствами. Известны случаи, когда в торфяниках находили свежие трупы, пролежавшие там многие годы. Своего рода естественная консервация.

– Да, что-то такое, помнится, было… В Шотландии?

– Зачем тебе Шотландия? – пожал плечами Крелин. – Возьми нашу тундру. Про туши мамонтов слыхал?

– Это же вечная мерзлота!

– Вечного, Володя, ничего нет. Мамонты не в вечные льды проваливались, а в тривиальнейшее болото. Ледком их уже потом прихватило. Лет этак через тысячу или того больше. Купца в кафтане петровских времен я своими глазами видел. Под Новгородом. Рана на голове совсем свежая была, словно только-только… Разбойничек небось кистенем по темени тюкнул. Вот что значит моховой торф. Лучше всякой заморозки.

– Следствие через века, – пошутил Люсин.

Он обернулся и в последний раз взглянул на желтый, чуть покосившийся дом, в каменном подвале которого осталось тело Аркадия Викторовича Ковского. Грубо выкрашенная коричневой масляной краской дверь была приоткрыта, и в сумрачной щели тускло отсвечивало железное, вытертое до блеска перило уходящей вниз каменной лестницы.

«Вверх по лестнице, ведущей вниз», – пришли на память чьи-то слова. – Хотя это, кажется, совсем из другой оперы».

Широкий, огороженный выбеленной кирпичной стеной двор был пуст. Сквозь грубый булыжник пробивалась чахлая ромашка. В углу, где когда-то находилась свалка, бурно росли лопухи и чертополох, курчавилась проржавевшая стружка. Несколько поодаль, на темном от пролитой смазки песочке, – машины: красная пожарка, орудовская сине-желтая «Волга» и синий милицейский «газик».

«Совсем не подходящее место для смерти, – подумал Люсин, отгоняя назойливую золотистую муху. – И небо такое бездонное и облака…»

– Потушили пожар? – спросил он, принюхиваясь. – Вроде меньше пахнет?

– Говорят, еще вчера. Боялись, что перекинется на лес. – Крелин махнул рукой в сторону бетонки. – Пал пришлось пустить.

– Пал?

– Встречный огонь.

– Знаю, – кивнул Люсин. – Стена против стены. Чтоб сам себя пожрал. Поверху огонь далеко не пойдет.

– Торфяник, он ведь изнутри горит. Кто его знает, где наружу вырвется. Пока вроде погасили. Я туда Глеба послал.

– Зачем?

– Понимаешь, – Крелин взял его под руку и потянул к воротам, – я тебе не успел рассказать. Тут начали расследование причин пожара…

– Ну, ну! – заинтересовался Люсин, все еще пристально всматриваясь в черноту невидимой лестницы. – Нас это касается?

– В том-то и дело! Боюсь сглазить, но, кажется, всплыл мотоцикл.

– «Ява»?

– Пока неизвестно. Но что с коляской – это почти точно. Его видели в разных местах.

– Когда?

– В ночь со среды на четверг и, представь себе, вчера.

– Кто видел? Они уверены, что это один и тот же мотоцикл? Номер заметили?

– Погоди, – остановил его Крелин. – Не все сразу… Если бы было что-нибудь определенное, я бы не стал тебя интриговать. Толком никто ничего не заметил, но, мне кажется, перспектива вырисовывается. На пожар, как ты понимаешь, было брошено все. Партийный секретарь, говорят, двое суток с поля не уходил. Силой увели, когда телогрейка на нем задымилась. В таких условиях не до расследования было. Не до жиру, как говорится… Но как только чуточку поутихло, местные ребята взялись за дело и начали опрашивать очевидцев – всех, кого только смогли. Естественно, напирали на первые признаки: дым, начальные очажки и все такое прочее.

– Понятно. – Люсин покорно дал себя увести.

Они вышли за ворота и остановились возле черной новенькой «Волги» с антенной на крыше.

– Поедем? – спросил Люсин, открывая заднюю дверцу.

– Погоди. Я тут с Глебом условился встретиться.

– Ладно. – Владимир Константинович захлопнул дверцу и наклонился к шоферу, уткнувшемуся в «Манон Леско». – Не устал ждать, Николай Иванович?

– Для нас это отдых, – довольно ухмыльнулся шофер и, приспустив стекло почти до конца, высунулся наружу. – Места-то какие были, Константиныч! Райская благодать! И в одну секунду все сгорело… Жалко. Я тут осенью как-то с ружьишком баловался. Уток – видимо-невидимо. Сколько выводков погибло, мама моя родная!

– Выводков? – Крелин бросил спичку, которой ковырял в зубах. – Одного леса триста гектаров выгорело… Так-то!

– Продолжай отдыхать. – Люсин кивнул шоферу, который тут же раскрыл заложенную пальцем книгу. – Учись на ошибках кавалера де Грие, Коля… Так что мотоциклет? – спросил он, подходя к Крелину.