Трудовые будни барышни-попаданки 4 (СИ) - Дэвлин Джейд. Страница 12

Что же касается гостей, относящихся к социально-родственному обременению, то тут имелись другие проблемы.

Во-первых, родственников оказалось больше, чем я ожидала. В этом не было ничего странного. Пока жила в Голубках, я чем-то напоминала гоголевскую Коробочку, к которой если и заглянут, то соседи да еще столичный мошенник (что со мной и случилось). Уже в Москве ко мне потянулись многочисленные Салтыковы. А моего мужа принялись прощупывать Орловы, правда с подозрительной настороженностью: не относится ли он к самой знаменитой ветви этой дворянской фамилии, что возвела на престол Екатерину II. Выяснили, что мы не претендуем на преференции, связанные с этим славным-бесславным именем, и отстали.

А так гостей-родственников хватало. «Родство сумей счесть да воздай ему честь» — эту поговорку я слышала и прежде и относилась к ней как к исторической экзотике. Но попала в эту экзотику и поняла смысл поговорки: не просто знай всю родню, еще сумей выстроить ее иерархию и воздавай честь в зависимости от близости, возраста, чиновного статуса. Сообразила, что в феодальную старину мальчишки-аристократы в замках не только учились биться на мечах и засаживать в мишень первой стрелой, но еще больше времени тратили на изучение гербов и чтение родословных, с запоминанием, кто обладатель какого герба и кем приходится другому благородному родичу. Небось от такой занудной науки мечтали сбежать в лес, к разбойникам.

Мне сбежать было некуда. Поэтому пришлось отрывать время от коммерции и Лизоньки, выясняя, в каких отношениях та или иная тетя находилась с таким-то дядюшкой и не будет ли преизрядным моветоном не пригласить какого-нибудь из них. Ничего, разобралась.

Во-вторых, есть другие родственники. Все, кто учился в советской школе или читал русскую классику, хоть раз да сталкивались с такими словами, как «приживалка» или «бедный родственник».

Сталкивалась и я. Но пока не оказалась в девятнадцатом веке, и представить себе не могла масштаб этого явления. Дело в том, что, несмотря на весьма лояльную к дворянам политику российского государства, некоторые… скажем честно, весьма многие товарищи умудрялись промотаться в пух и прах. И частенько это случалось ко времени, когда молодость уже прощально помахала ручкой, забрав с собой в качестве багажа здоровье и прежних друзей.

Чаще, конечно, проматывали свои состояния мужчины. Миша однажды восхитился знакомым словом «моторыга»: в свое-то время так называли трактора и военную технику, а в те времена — мотов.

У женщины, если она шла замуж, имея солидное приданое, была хоть какая-то страховка. В отличие от Западной Европы, в России она оставалась хозяйкой своих капиталов и имений. Но! Могла добровольно передать их мужу в управление, могла просто без конца оплачивать из собственного кармана долги гуляки. Результат один: гуляка помер, а горемычная вдовушка пошла по родственным адресам с известной присказкой: подайте водички, а то так есть хочется, что переночевать негде!

Водичку и еду я подавала, а вот насчет ночевки нашла достаточно действенный выход. Есть множество женских монастырей, при которых старушке можно жить, даже не принимая монашеского обета. Свой домик выстроить на земле обители. Понятно, такой вариант для обеспеченных. Но и для бедной престарелой тетушки найдется келья в ограде монастыря, чтоб тепленько и уютненько. А за хорошее отношение, кроме скромного денежного вклада, надо презентовать игуменье мою фирменную корзину со сластями. Тут простенькая психология-физиология — если человек системно воздерживается от белковой пищи, то хорошо разбирается в сладостях. В Москве я даже держала одну тетушку с неофициальным названием «монастырский агент» — пристраивать потенциальных приживалок по обителям.

А еще я помогала бедным родственникам тем, что не позволяла им обеднеть, и иногда очень эффективно.

Глава 11

Однажды ко мне обратилась вдовая тетушка, уже не помню, какой степени родства.

— Эмма Марковна, голубушка, я уж не знаю, как быть, хоть фамильное серебро закладывай.

Богатенькая Буратинка, да еще и скоробогатенькая, как я, должна была не оскорблять гостью уточняющими вопросами. Но я деликатности не проявила и стала выспрашивать: что за финансовая беда стряслась?

Оказалось, что ее сын, недавно выпущенный в офицеры, пустился во все тяжкие. Напивался, играл, конечно же проигрывался. Матушка получала неплохой оброк из поместья в Ярославской губернии, но, конечно, перманентную течь в семейном бюджете он заткнуть бы не смог.

Я сразу смекнула, что речь пойдет не столько о разовом одолжении, сколько о постоянных траншах, мы же все в ответе за тех, кого приручили. Но, кроме приручения, существует еще и дрессировка. Поэтому я проявила заботливую твердость.

— Вот что, милая моя, серебро заложить придется, но если согласишься со мной, то его скоро выкупишь, а сынок твоему сердечку досаждать не будет.

Не то чтобы родство было очень близким, но я уже привыкла к обычаям века: если человек богаче, знатней, вообще ресурсней, то легко переходит на «ты».

Гостья спорить не стала и приняла мою помощь: двух дюжих сотрудников из ведомства Миши, явившихся в ее скромный дом на следующее утро. Безусого юного гуляку, вернувшегося в тот же час, ждали протрезвительные процедуры, в равной мере неприятные и полезные. Держиморды, поднаторевшие в обращении с выпивохами, были вежливы, но неумолимы: «Вашбродие, выпейте-ка кружку… до дна, вам же сказано! Допили? Будьте любезны блевануть». Когда же мечтательно-бессознательное состояние бедолаги перешло в огорченно-осознанное, за дело взялась матушка: полицейские держали, а она плакала, но без пощады секла сынка заранее заготовленными розгами.

И помогло! Юный поручик пролежал до вечера в своей комнате, потом извинился перед матерью, оставил вино и карты, начал выслуживать чины. Матушка с первого оброка выкупила серебро и жила, не зная горя.

К счастью, случаев подобного вмешательства было не так и много. А в Питере бедной родни практически не оказалось. Кроме родителей мужа, которого я-то и в глаза не видела. Но посетила стариков еще во время первого визита в Северную столицу, в 1818 году. Одарила, соврала ради их душевного спокойствия, что вышла замуж лишь спустя три года после даты смерти супруга.

Быть вдовой в то время — еще тот ритуал. Первый год — строго черная шерсть и креп, на второй позволительны шелк и кружева, естественно тоже черные, на третий же на платье можно накинуть серебряную сетку, но никак не золотую. Из парфюмерии — только одеколон, оделаванд и прочие столь же простые пахучие настойки. Если же, предположим, помолвка невесты была до смерти отца, то подвенечное платье и даже все приданое должно быть лиловым.

В провинциальных Голубках, где я оказалась, на такие тонкости особого внимания не обращали, а уже в Москве я скоро научилась различать с первого взгляда, который год вдовствует гостья и не собирается ли замуж.

— Мишенька, — как-то раз сказала я супругу, — изволь избегать вредных привычек и вовремя потреблять все прописанные пилюли, а то эта черная шерсть мне не к лицу.

— Так поезжай в Европу и избегай там русских гостин… ой!

Разговор шел в мастерской, я огрела дражайшего штативом, уж не помню, от какого прибора. Как всегда, один раз. От второго удара он уклонился, обнял меня и расцеловал.

Родители мужа навестили меня в Новой Славянке, но лишь единожды — пароходом плыть побоялись, а дорогу сочли слишком долгой. Сегодня в гостях была совсем уж дальняя родня и просто столичные знакомые; учитывая повод — почти половина с детьми.

Потанцевать и покартежничать здесь не выйдет. Зато можно вкусно пообедать и познакомиться с разными интересными новинками. Недаром острословы обзывают мою усадьбу «паноптикум с угощением».

Пусть смеются. Осадок у большинства — позитивный, и мне приходится не зазывать гостей, а отсеивать.

Гости доели десерт. В программе был кофе и послеобеденное общение. Что же касается курения, то для него — отдельная комната, удобная, но все же не столь интересная, как остальные помещения.