Кодекс пацана. Назад в СССР (СИ) - Высоцкий Василий. Страница 50

Да, я мог попытаться вытащить Серёгу, попытаться наорать на Колесо и вместе дать отпор Карасю, но… А ещё мог заметить изменения в поведении Семяги, мог предотвратить его превращение в зверя и последующие смерти. Мог спасти гаишников, незнакомого солдата в охране. Мог, но…

Малодушие?

Может быть и оно, а может быть стечение обстоятельств и судьба…

Разнос по всем частям, а ведь я хотел всего лишь попытаться спасти пацанов. Попытаться предотвратить то, что случится в скором времени, попытаться ободрить и повести в правильном направлении, но…

Кому и что я пытался доказать?

Зачем? Потому что попал в себя молодого и купился на юношеский задор, когда кажется, что всё легко и просто?

Я прикусил губу. Прикусил до крови.

Дурак! Дурак!! Дурак!!!

И теперь еду послушной овцой, веду за собой небольшую стаю волков, которая чуть ли не подвывает от ожидаемого куша. А я… А я покажу место, где хранятся деньги, а потом лягу вместе с Семягой внизу ракетной шахты. И останутся мои девчонки без защиты и опоры…

В голове роились тысячи мыслей — броситься на Ковалькова и попытаться съехать с дороги? А смысл? Даже если «буханка» утонет в придорожной канаве, то «Жигули» всё равно останутся на ходу. А Коржев вряд ли будет таким «добреньким».

Позвать на помощь, когда будем проезжать пост ГАИ? Тоже не вариант — ксива даст объяснение тому, что беглого преступника везут обратно в СИЗО. Думаю, что ориентировки на меня уже вышли в свет.

Да и вообще звать на помощь только себе дороже — заткнут рот кляпом, да ещё и навтыкают по первое число. А может быть ещё что-нибудь сделают с мамой или Алёнкой — чтобы был сговорчивее. Коржев уже понял, где моё слабое место.

Оставалось только ехать и ждать счастливого случая. Надеяться на «русский авось».

Возможно, я слишком часто посматривал на асфальтовое покрытие, так как Коржев мигнул пару раз дальним светом, и «буханка» остановилась. Коржев как будто слышал мои мысли, и поэтому на меня надели наручники, а после положили на пол, чтобы я не отсвечивал в окнах и не вздумал орать понапрасну.

Мы подъехали к тому месту, где стояла машина гаишников. Прошло не меньше недели, а она всё также стояла на прежнем месте. «Буханка» остановилась чуть поодаль. Коржев подошел проверить машину и вернулся со слегка побледневшим лицом.

— Там два трупа. Один уже начал пованивать… Второй всё также лежит в багажнике. Всё, как сказал Лосев…

Что? Гаишников так и не нашли? Или второй солдат, который должен был охранять наряду с первым, просто не вернулся на место несения службы?

И был ли второй солдат?

Да ну, не может быть, чтобы один молодой «читатель» охранял пусть и пустые шахты, и его никто за это время не поменял, не потревожил, даже банально не поинтересовался состоянием. Не может быть настолько глубокое разгильдяйство! Не может!

Я не мог поверить своим глазам. В глубине души, когда мы ехали, я думал о том, что тут всех нашли и приняли меры. И когда мы приедем, то тут уже будет куча народа и тогда…

Тогда бы я смог проорать или попытаться как-нибудь по-другому освободиться, но… Никого не было!

Во владимирской глуши стояла машина ГАИ с двумя трупами внутри, а в вагончике лежал третий. Семяга же лежал в шахте…

А дальше была пещера Алладина и мой финал… Ведь я привел и всё сделал. Я рассказал и чуть ли не за ручку провел к богатству троих уродов.

— Ну что же, берем с собой этого и пошли, — подошедший Коржев кивнул в сторону холмов ракетных шахт. — Прогуляемся до бабок.

— А может быть я тут вас подожду? — на всякий случай поинтересовался я.

— Ага, так мы тебя тут и оставили. Давай, двигай. Будешь медленно двигаться — руку проху…рю, — процедил Коржев.

Я вздохнул и вышел из «буханки». Наручники с меня так никто и не снял. Я пошел по бетонке в ту сторону, где в заборе было отверстие. Следователи пошли следом, а Гурыля оставили возле машин.

Коржев и Ковальков шли с вытащенным оружием. Они осматривались по сторонам, но лесная чаща ничего не выдавала. Просто вагончик, просто холмы шахт, просто трава и молодая поросль между ними.

Я шел к той шахте, где нашел последнее пристанище Семяга. Истекали последние минуты моей жизни, а у меня в голове звучал мотив песни группы «Рождество»: «Знаешь, так хочется жить, наслаждаться рассветом багряным…»

Ветер дул в лицо, шумел в дальних кронах деревьев, скользил по траве. И мне отчаянно хотелось стать подобным ему — проскользить по траве и оказаться отсюда как можно дальше.

С каждым шагом внутри всё замирало. В ушах пел ветер, в голове всё также звучала мелодия…

Может быть, поэтому я пропустил хлопок первого выстрела.

Глава 31

Я только видел, как неожиданно остановился Ковальков. Он словно напоролся на невидимую стену. Влепился лбом и замер, удивленно открыв глаза. После этого медленно, как мне показалось очень медленно поднял руку и прижал её к правой груди. Когда же отнял ладонь, то она оказалась красной. После этого он растерянно взглянул на Коржева и начал заваливаться назад.

— Сука! В засаду заманил! — выкрикнул Коржев и отскочил вправо, выстрелив туда, откуда раздался первый выстрел.

Я тут же бросился ничком на землю. Подорожник со щеки сорвался и улегся на листья одуванчика. Так и лежал, окровавленной зеленой ладошкой возле пушистого соцветия, которое вот-вот разлетится в разные стороны.

Постарался вжаться в землю, чтобы свинцовые пчелы, пролетающие над головой, не смогли зацепить моих выпирающих частей тела.

— Бросайте оружие! — прогремел над полем властный голос, усиленный рупором мегафона. — Вы окружены!

— Да вот х… вам во всё рыло! — грохнул Коржев, стреляя в то место, откуда слышался голос.

Он тоже лежал на земле, прикрываясь упавшим Ковальковым. Изредка приподнимался и стрелял на звук голоса, на звук выстрелов, в те места, где, по его мнению, могли скрываться противники.

Ковальков же лежал без движения. Его остекленевшие глаза смотрели на меня с укоризной, как будто это я был виноват в том, что он нашел свою смерть на поле среди заброшенных ракетных шахт.

Нет, моя часть вины была в этом, но не я же их привез на это поле. Они сами захотели легких денег…

— С вами разговаривает полковник Ливонов! — снова раздался крик мегафона, но на этот раз голос был другой. — Бросайте оружие и сдавайтесь! Не нужно лишних жертв! Вы окружены и при сопротивлении будете уничтожены! Я даю вам шанс предстать перед судом и спасти ваши жалкие жизни! Прятаться вам некуда, вы как на ладони!

— Да иди ты на х…! — проорал Коржев и выстрелил на звук голоса.

— Сдавайся, тебе не вырваться, уё.а головастая! — крикнул я, обернувшись назад.

Там, возле выхода, я заметил мелькание фигур в форме. Так как мотора «буханки» слышно не было, то это могло означать только одно — Гурыля тоже повязали. Может быть, он ринулся бежать, но уехать он точно не мог.

— Ты… с-с-с-сука! Ты нас навел сюда! — процедил Коржев и наставил пистолет в мою сторону.

Я перекатился на правый бок, постарался вжаться в землю, но ногу что-то ударило. Как будто мальчишка из рогатки залепил. Ощущение взрыва боли в бедре пришло чуть позже. Я с трудом удержался от того, чтобы не заорать.

— Сдавайтесь, я больше повторять не буду! — снова проорал мегафон. — Считаю до трех…

— Мне всё равно светит вышка… — словно в бреду начал говорить следователь, глядя на меня. — Всё равно пулю в лоб… Так что я хотя бы одного пидара с собой заберу. Тебя… мразь…

Я заметил, что рубашка на его плече покраснела. Неужели по нему тоже попали? Или это кровь Ковалькова?

Попытался перекатиться и едва не заорал от боли. Раненное бедро горело огнем. Над головой снова начали свистеть пули. Невидимые маленькие кусочки свинца пролетали в поисках мясных мишеней. Пока что пролетали мимо, но я видел, как черное дуло поворачивается ко мне.

Медленно, неотвратимо, без сожаления и прочей лебеды…