Американец - Рожков Григорий Сергеевич. Страница 52

Гэтри продолжал доказывать мне, многозначительно молчащему, что база должна быть здесь. Подбитой техники, внешне пригодной к ремонту, на улицах в нашем районе полно.

– Чем вы подбитые самоходки и танки тащить будете сюда, к мастерской? – Пора переходить в наступление. Мне совершенно не хочется подставлять инженеров и самого себя. Они, как летчики, танкисты или моряки, – ценные солдаты, обучение которых требует много времени и денег. Некоторые скажут, что инженер – это тот же солдат, только топором лучше машет да миноискателем умеет пользоваться. Ан нет! Не путайте сапера и боевого инженера, который и минно-взрывное дело знает, и мосты различные наводить может, и полевые укрепления возводить и уничтожать по всем правилам умеет, и пехоте удобно путь прокладывать среди вражеских заграждений. Это непростое дело, требующее ЗНАНИЙ. Не хочу я нести потом ответственность за их гибель.

Штаб-сержант прочитал по моему лицу отношение к его затее:

– Сэр, я бы и рад уйти подальше от зоны боевых действий. Но кто будет чинить технику, кроме нас? Я думаю, что это могут сделать немцы или, на худой конец, поляки, но ни мне, ни вам, сэр, этот вариант не по душе. – Получив утвердительный кивок в ответ, инженер улыбнулся. – Сюда подбитые машины мы будем тащить самоходкой. Через полчаса мои бойцы заведут эту малышку.

– Ну хорошо, это понятно. А экипажи для техники где возьмешь?

– Вызовем из штаба. Там эвакуационный пункт экипажей бронетехники. Туда же свозят тяжело поврежденные машины, ремонт которых невозможен здесь.

Я открыл рот от удивления. Я понимаю, американцы бережно тащат с поля боя все свое, чтобы оно не досталось врагу. Но куда и, главное, как они вывезут из города битые танки и САУ? Погодите-ка… В городе, на севере, есть железнодорожная станция…

– Машины вывозят к станции, а потом по железной дороге за Березину? – выпалил я.

– Да, сэр. Их грузят на платформы и отправляют в тыл.

Не понимаю, зачем такой дикий риск с эвакуацией бронетехники еще в ходе сражения? Тут меня посетили неприятные мысли с оттенками черного… Город собираются оставить? Не может быть… Своими же ушами слышал информацию – сюда идут полки 5-й дивизии Экспедиционного корпуса и танки генерала Хацкилевича. Да, они задерживаются уже прилично, но на войне это ОБЫЧНОЕ дело, и ничего странного нет. Сложно нам и больно, и опасность такого опоздания есть, но это легко понять – война все же, а не игрушки в песочнице. Может, в пути авиация их чуток прижала, или немецкие десантники переправы порушили. Три-четыре, даже пять часов задержки в таком случае не критичны. Мы держимся, враги устают…

Неуютная мысль свербела и заставляла обливаться потом.

– Сэр, вы не волнуйтесь. Из штаба обещали прислать подкрепление – подвозчик боеприпасов и ЗСУ для укрепления обороны.

– Ладно, Господь с вами. Оставайтесь. Но если что случится, вы сами виноваты, учтите.

Довольный моим согласием сержант улыбнулся и предложил сразу послать группу своих бойцов в сопровождении рейнджеров на разведку. Пусть проверят ближайшие места боев и поищут машины, годные для ремонта и вывоза.

Через двадцать минут группа под моим командованием (хотелось лично посмотреть на ситуацию в районе, а не слушать сообщения по радио) выдвинулась на разведку. До выхода заранее определили маршруты движения и конечную цель – перекресток через две улицы, там несколько наших танков и самоходок схлестнулись с немецкими «четверками» и тяжелыми танками. Инженеры говорят, пока сюда пробирались, там они попали под слабенький обстрел, но, несмотря на это, успели разглядеть парочку внешне целых САУ и танков, которые надо будет изучить.

Почти до самого перекрестка наши скромные приключения были связаны не с опасностью попасть в засаду немцев, а – получить себе травму на кучах обломков. Поломать ноги или нарваться на опасно торчащий обломок было легче легкого. И это при том, что город не сильно обстреливали и бомбили. Не Сталинград однозначно.

Когда вдали на улице замаячили оставленные на поле боя танки, случилось важное приключение, чуть не отправившее на тот свет десяток чересчур внимательных и осторожных солдат из 3-й дивизии. При худшем исходе они могли бы пару-тройку рейнджеров за собой унести… Слава богу, они в нас стрелять не начали… Разобрались кое-как, но поругались конкретно. Выяснили, что, начнись перестрелка, нам бы пришлось быстро отваливать – здесь после боя у перекрестка разместилась сборная солянка из двух батальонов мотопехоты численностью в триста штыков. Еще бережливый капитан, принявший командование сводным батальоном, увел у немцев из-под носа все, что уцелело из транспорта и средств усиления.

А это ни много ни мало – восемь грузовиков и два полноприводных джипа «Додж три четверти», три самоходных 37-миллиметровых пушки М3 на базе все тех же джипов, семь 60-ти и четыре 80-миллиметровых миномета и одна «сорокапятка» образца 1940 года (которая на самом деле появилась на два года раньше – известная в нашем мире М-42 с длинным стволом и хорошим бронещитком).

Я еще во время обучения удивлялся: американцы пользуются большим количеством разнообразного советского оружия и техники. 82-мм минометы с предохранителями от двойного заряжания – советские, 45-мм ПТО и танковые пушки на их основе – тоже, модификация их 12,7-мм Браунинга, именуемая КПБМ, опять-таки в СССР сделана. И БАшки, и АГТ-3, и ПТТ-40, поступившие на вооружение нашего батальона, тоже советские… Есть у меня уверенность, что я просто еще много чего не видел…

Отвлекся от темы. Одним словом – нам бы вставили кол от земли до неба, упрись мы рогом, и начали стрелять без разбору. Да и глупо вышло бы – драться со своими же товарищами. Только врагу жизнь упрощать…

С капитаном Питером Дэвидсоном, командиром батальона, мы обстоятельно побеседовали за чашкой кофе. Его обрадовал факт присутствия в районе полнокровного взвода рейнджеров, о которых со вчерашнего дня говорят все. А уж то, что мы совместно с инженерами собираемся оттаскивать технику, годную для оперативного ремонта, с дальнейшим вводом ее же в строй, вообще привело офицера в восторг.

Я его понимаю. Он командовал ротой в начале дня, а сейчас у него в подчинении батальон. Связи нет – все рации повреждены, отправленные в штаб делегаты связи где-то сгинули, соседей найти не удалось, разведка то тут, то там нарывается на моторизованные подразделения фашистов. Час назад мимо инженеры с трофеями промчались, их пришлось прикрывать от появившихся врагов, а потом – все, тишина.

И что ему делать в таком случае? Либо с честью положить у перекрестка всех солдат, борясь за бессмысленную, возможно, цель, которой просто нет, или отходить к центру города, где можно перегруппироваться в случае чего с основными силами, но при этом, вероятно, потерять важную точку обороны… С нашим же появлением возникла некая ясность в том, что происходит. Нашлась ближайшая точка соприкосновения с соседями, стало известно, что происходит в округе, появилась связь. А в будущем вообще намечается появление восстановленной бронетехники.

Окрыленный капитан, воспользовавшись нашей рацией, запросил у штаба помощи с вывозом раненых и вместе с подтверждением запроса получил приказ – занять перекресток и оказывать поддержку инженерам в восстановлении техники. Разобравшись с неожиданным счастьем, или несчастьем, техническая разведка под прикрытием роты солдат, минометной батареи и двух джипов с пушками, выделенных щедрым приказом капитана Дэвидсона, добралась до перекрестка.

Стрелки часов подошли к пятерке на циферблате… До захода солнца еще так далеко, а уже хочется присесть и отдохнуть… Брось глупые мысли, лейтенант, надо работать.

Сразу же на открытое пространство никто не полез – выслали вперед разведку, проверили, есть ли тут силы противника. Удостоверившись в том, что враг откатился от места боя, я отдал приказ группе прикрытия на создание временного оборонительного периметра и отправил инженеров изучать поврежденную технику…

Видели ли вы когда-нибудь последствия танкового боя на узких городских улицах? Я до той минуты ничего подобного не видел… Охватить и осознать все сразу сложно… Вглядываться в отдельные детали зачастую непосильно тяжело. По крайней мере, сейчас для меня это так. Может, со временем все изменится… Но смерть на этом перекрестке уродовала до неузнаваемости даже сталь, что уж говорить о людях, сложивших здесь головы.