Фантом ручной сборки - Куликова Галина Михайловна. Страница 11
– Смердяев торчит у главного входа в студию, о тебе и о Цуке он ничего не знает. Репетировал Сирано де Бержерака. Младенец. Кстати, чем ты-то собираешься ее поразить?
– Страстью, – робко ответил Алик. – Неземной.
– Хорошо, и не бойся переборщить. Будь напористым, она уважает тех, кто не сдается. Миша Цук тоже в курсе, так что не упусти свой шанс.
Между тем Агния Матвеева стояла все на том же месте и пыталась крохотным носовым платком отчистить себя от грязи, завывая на весь квартал.
А Инга преследовала незнакомца. Он шел быстро, чуть наклонив голову, и все теснее прижимался к стенам домов. Расстояние между ними стремительно уменьшалось, и Инга думала, что вот-вот поравняется с ним. В этот момент он резко свернул ко входу в переулок и оглянулся назад. Фонарь выплеснул на него ведерко грязного электрического света, и Инга застыла как вкопанная.
Это был Гладышевский, точно. Его губы, лоб, широкие ноздри, взгляд исподлобья... Он сделал несколько шагов и исчез за углом. Некоторое время Инга стояла неподвижно, пытаясь обуздать изумление. Может быть, броситься за актером, схватить его за рукав, заставить заговорить? Однако она не бросилась, а на цыпочках двинулась в том же самом направлении. Интересно, куда он? Странный какой-то переулок – полутемный, неуютный, в таком может случиться все что угодно.
Инга поглядела на часы – ровно восемь. Она сделала глубокий вдох и решительно завернула за угол. Стены старых домов были глухими и казались облитыми густой шоколадной глазурью. Из этой глазури неожиданно вылепился молодой человек с широкими плечами и большой лобастой головой. Подошел, остановился и поглядел на Ингу в упор. Глаза у него оказались лютыми.
– Тебя я ждал всю жизнь! – неожиданно заявил он с невероятной страстностью. – Душа моя трепещет.
Инга отпрыгнула от него, как собака от ежа, и крикнула:
– Что это вы?!
– Страсть, словно океан, меня накрыла, – продолжал Алик Грибовский, втайне смущенный столь бурной реакцией режиссерши.
– Что вам надо?!
– Позволь тебя в объятьях сжать...
– Ничего я вам не позволю! – выкрикнула Инга, пятясь.
– Прильнуть к устам, – гнул свое Алик.
Вспомнив, что ему следует быть нахрапистым, он схватил ее за руку и одним резким движением притянул к себе. Агния показалась ему слишком молодой для своих пятидесяти с гаком. Глаза у нее были круглыми, словно шарики для пинг-понга. С таким выражением лица трепетные женщины обычно смотрят на крыс.
– Блаженство райское, – уже менее уверенно добавил он.
– Пустите меня! – с надрывом сказала предполагаемая Агния и сделала вращательное движение туловищем.
– Отдай мне все! О, все, чем ты владеешь! – взмолился Алик, отчетливо сознавая, что место звезды пролетает мимо. И стиснул жертву так, что где-то там, внутри плаща, хрупнули косточки.
– Не отдам, – сказала Инга и совершенно неожиданно для Алика завопила во все горло:
– Помоги-и-ите!!!
Тут же в переулок вбежал коренастый мужчина с зонтом-тростью наперевес. Бросившись к Алику, он изо всех сил шарахнул его этой тростью по спине. Злодей немедленно разжал руки.
– Боже мой! – воскликнула Инга, стараясь справиться с подступившими рыданиями. – Вы – настоящий мужчина! Спаситель!
Не обратив на нее никакого внимания, настоящий мужчина закричал:
– Нашел время целоваться, болван! Оставь свою бабу, Агния идет. Ее чуть не убило какой-то вывеской, поэтому она опаздывает и сильно не в духе. Соберись немедленно! А вы, дамочка, – обратился он к ошеломленной Инге, – немедленно идите к черту! Давайте, давайте, к черту!
Инга пискнула и вприпрыжку бросилась прочь, в глубину переулка. Поворот – и ее взору открылось высокое здание, подавлявшее своей мощью. Все его десять этажей были хорошо освещены, и Инга рванулась на этот свет.
И тут из-за мусорных баков прямо на нее выскочил Миша Цук. На нем была атласная желтая куртка, а в руке он держал бубен.
– Ал! – сказал Миша и улыбнулся во весь рот. – Что, не ждали?
– Не ждала, – согласилась Инга, присев от страха.
«Останусь жива – никогда больше не стану ходить в темноте по незнакомым переулкам», – торопливо дала она себе клятву.
– Све-ет озари-ил мою-у больную душу-у, – во весь голос завыл Миша и сильно ударил в бубен. – Не-ет, твой покой я страстью не нарущу-у!
– Извините, – сказала Инга чрезвычайно вежливо. – Разрешите пройти?
– Бре-ед! – не обращая на нее никакого внимания, продолжал выть Миша, шарахая по бубну ладонью. – Полночный бре-ед терзает сердце мне опя-а-ать! И тут за спиной Инги кто-то громко сказал:
– Цук!
Певец замер на скаку и в изумлении повернул голову. Инга тоже обернулась. У нее за спиной стоял все тот же мужчина с зонтом-тростью, вытянув вперед одну руку.
– Цук! – снова сказал он и сделал какое-то витиеватое движение свободной кистью.
Певец стукнул себя бубном по голове и быстро убежал туда, откуда пришел, – за мусорные баки. Инга обернулась еще раз и увидела, что мужчины с тростью уже нет. «Что это такое – цук? – подумала она. – Какое-нибудь заклинание? Действующее на психов самым радикальным образом?»
Дальше она пошла прогулочным шагом. На лице ее цвела улыбка, показывающая, что удивить ее уже ничто не сможет. И напугать тоже. До освещенного здания оказалось рукой подать. Она даже видела охранника за стеклянной дверью главного входа. Но прежде ей предстояло миновать небольшой домик и подъезд под цветным козырьком, возле которого переминался с ноги на ногу долговязый юноша в куцем пальтишке. Заметив Ингу, он немедленно завел глаза и продекламировал:
Луна, луна, всегда меня чаруя, Была близка, была понятна мне!
Инга остановилась и, вытянув вперед руку, как только что делал это мужчина с зонтом, громко сказала:
– Цук!
Юноша на секунду прекратил декламацию, потом с опаской добавил:
– Я верю, что мой рай найду я на луне...
Инга сосредоточилась и уже двумя руками сделала пас в его сторону:
– Цук!
Юноша попятился, как будто был нечистью, которой показали крест, и, допятившись до двери подъезда, ударился в нее спиной. Тотчас же в переулке раздались какие-то голоса, визг, пение, снова визг, и на освещенное место выкатилась Агния Матвеева.
– А, здесь тоже засада! – завопила она, не замедляя шага. – Надоели! Кретины! И еще баба почему-то. Мне бабы не нужны! – Она подбежала к Инге и, приблизив к ней лицо, зловредным тоном повторила:
– Бабы – не нуж-ны!
– Цук, – шепотом сказала Инга ей в нос.
– А-а! – заголосила Агния и потрясла кулаками над головой. – Вот где у меня твой Цук! Я убью его! Напугал меня до полусмерти! Ну, что ты вылупилась? Тоже мне – заступница сирых и убогих! Кто ты ему – мать?! Жена?! Сестра?!
– Кому? – спросила Инга, от удивления перестав трусить.
– Цуку, Цуку!
– Цуку-цуку, – повторила Инга задумчиво и спросила:
– Что это такое – цуку-цуку?
Не обращая на нее внимания, Агния подскочила к юноше, вжавшемуся в дверь, и накинулась на него:
– Кто ты такой?
– Я? Сирано, – скорбно ответил тот, наклонив голову с большими тоскливыми ушами. И тут же поправился:
– Смердяев.
– Сирано Смердяев! – с иронией повторила Агния. – Потрясающе. Во что вы превратили мой кастинг?
Она отпихнула его от двери, пнула ее сапожком и скрылась внутри. Юноша поспешно шагнул следом. Над переулком повисла гробовая тишина, Инга недоуменно оглянулась по сторонам и тут... снова увидела Гладышевского! Он стоял возле того самого освещенного здания, к которому она так стремилась, прямо под окнами, и курил, нервно поглядывая на часы.
– Эй! – громко позвала Инга и быстрым шагом направилась к нему. – Простите, вы ведь...
Гладышевский вскинул голову и испуганно поглядел на нее. Дернулся в одну сторону, в другую, потом нырнул в кусты, обрамлявшие палисадник, и мгновенно исчез из виду. «Почему он так среагировал? – подумала Инга, переходя на бег. – Неужели это действительно Гладышевский? Мистика!» Она пробежала по раскисшему газону, чавкая грязью, и вломилась в голый черный кустарник. Там никого не было. Зато за кустами обнаружилась металлическая дверь, крепко-накрепко запертая.