Вперед в прошлое 4 (СИ) - Ратманов Денис. Страница 19

— И все же где Илья? — прогудел Димон.

Наташка, вскинув руки, бросилась на него — он от неожиданности шарахнулся.

— Бу-у! Думаешь, его упырь задрал? Они вдвоем, отобьются.

— Вон они! — воскликнул Борис, указывая на едва различимые во тьме силуэты.

Луны не было, дорога не освещалась фонарями, но все равно очертания фигур я различал. Наверное, хватало света звезд, вон их сколько высыпало! Я замер, запрокинув голову. Как же красиво!

Но вскоре стало ясно, что силуэты — парень и девушка, которые приняли нас за гопоту, испугались и перешли на другую сторону дороги.

И тут совсем рядом что-то начало подниматься из овражка, вырытого ручьем — захрустели ветки, зашуршали осыпающиеся камешки. Все обернулись на звук. Донеслось сдавленное квохтанье, будто кто-то подавился. Я схватил трухлявую палку, которая тотчас развалилась в руке. Димон — обломок кирпича, Гайка принялась шарить в траве в поисках камня. Алиса и Борис просто замерли.

Из зарослей раздался протяжный потусторонний вой, пробирающий до костей. Такой, что хочешь-не хочешь волосы встают дыбом. Буквально сразу же выскочило что-то лохматое и как-то по-обезьяни, не по-собачьи, ринулось на нас.

Девушка на той стороне дороги заверещала и рванула прочь. Парень — за ней. Друзья бросились врассыпную, Димон даже про кирпич забыл. Гайка заорала.

Я попытался извлечь из памяти основы самообороны при нападении собаки, и тут из кустов грянул Илюхин смех, а вурдалак упал на спину и задергал вполне человеческими ногами.

— Сука-а! — выдохнула Наташка, хватаясь за сердце.

Ян дергался в истерике, развалившись на шкуре, и так заразительно смеялся, что Димон, собравшийся его бить, замер в нерешительности и тоже стал хихикать. Из хвоща в человеческий рост вывалился Илья и скрючился на земле. Я поймал себя на том, что тоже вздрагиваю от смеха, а вот девчонкам было не смешно. Ну не понимают они таких приколов.

— Ян… ум… ум… а-ха-ха! — пытался что-то сказать Илья. — Ум… а-ха-ха. Выть! Вы-ыть!

Чабанов сел на корточки рядом с Яном, ткнул его в бок.

— Мелкий, повой еще!

Хохочущий Ян притих, отдышался, запрокинул голову — ну точно воющий на луну волчара — и исторг из себя тот жуткий вой.

— Это твоя суперсила! — оценил я.

Борька сел рядом с ними и прошептал:

— А давайте засядем в овраге и будем пугать прохожих? Во ржака будет!

Наташка покрутила у виска.

— Дебилы! А если мужик какой попадется? И — по щам вам⁉ Я пас.

Алиса молча развернулась и пошла к мосту через ручей. Гаечка ее догнала. Ян вскочил и рванул к ней. Принялся извиняться и уговаривать, чтобы осталась. Вроде уговорил, и всей толпой мы вдоль ручья по пустырю отправились к морю.

Иногда мы останавливались, Ян запрокидывал голову и выл на бис, а мы складывались от смеха, вспоминая, как улепетывали те двое. Девчонки тоже хохотали. А я думал о том, что Ян влился в коллектив как родной, словно с самого начала с нами был. Что самое интересное, больше всего он тянулся к Илье, а не ко мне. Приходилось душить в зародыше зарождающуюся ревность.

И вот впереди показалась гладь моря — черная, спокойная. Казалось, что бриз рождают покатые волны, с тихим всхлипом льнущие к берегу. В очередной раз я подивился себе: какие красивые образы! А ведь правда море — живое, и оно дышит.

Мы подошли к кромке прибоя, и промышляющие на берегу крабики-пауки ринулись в воду — поверхность задрожала, подернулась рябью, вспыхивающей голубоватыми искрами. Словно там, в черной воде, загорались и сразу гасли звезды.

— Есть! — воскликнул я, сбросил сетчатые туфли и поболтал в воде стопой — полетели в стороны встревоженные огоньки. — Вот! Светится! Кто-нибудь купался в таком?

Илья кивнул.

— Ага. Четыре года назад мы ездили в Витязево с палатками на косу, вот там море просто горело. — Он начал раздеваться. — Хочу повторить!

Все принялись скидывать одежду, кроме Бориса и Яна. Первым разоблачился Димон Чабанов, пробежался вдоль заваленного валунами берега, нашел расчищенную дорожку с галькой. Шлеп-шлеп-шлеп. Каждый его шаг рождал огненный сполох, он охал, болтал ногами. Темная нескладная фигура на фоне глади цвета черненого серебра.

Плюх! И дальше — на животе, цепляясь руками за камни — рассекала воду комета его тела, а за ней, быстро угасая, тянулся хвост искр.

— Я тоже так хочу! — Взвизгнув, Гайка устремилась за ним.

Следом осторожно ступала Алиса, не веря своим глазам. Замыкали мы с Ильей.

— Как можно жить на море и не видеть ночной планктон? — удивлялся он.

Теперь и я удивлялся. Хотя что удивительного: мало кто смотрит на звезды, и неважно, где они — на небе или в море. Самим неинтересно, а зачем такими глупостями делиться с детьми? Вставать среди ночи, да в безлунье, на море тащиться…

— Тебе повезло с родителями, — сказал я и добавил взрослые мысли, точнее перефразировал Стругацких: — Ленивым нелюбопытным людям нечему научить. Разве что — как симулировать и отлынивать от работы.

Илья тронул меня за плечо и испуганно прошептал:

— Он вернулся⁈

Друг имел в виду Павла Романовича. Его лица не было видно в темноте, но сколько боли было в голосе!

— Нет, это я. А мысли… Мысли новые.

Донесся облегченный вздох.

Отплывшие на глубину друзья орали, визжали, охали и ахали. Вздымали фонтаны брызг. Да и как тут сдержаться, когда кажется, что на тебя опрокинулось небо, и от каждого движения рождается рукав галактики? И кажется, что от восторга из груди выскочит сердце.

Получается, сегодня я всем им, кроме Ильи, подарил это ощущение. Да и себе. Хотя то ощущение, что я испытывал впервые, уже будучи взрослым, было равно нынешнему по силе. Разве можно к такому привыкнуть?

Я сделал рывок в воде, и тело засветилось. Дернул рукой, порождая ворох искр.

— Я Зевс! — орал неподалеку Димон. — Зе-евс!

— Уи-и-и! — на три голоса визжали девчонки.

И даже брызги — фосфоресцировали. Безумно хотелось, чтобы это ощутила мама. Но, наверное, она видела люминесцентное море — продвинутая бабушка не могла лишить ее такой радости.

Плескались мы, пока не замерзли. Высыпали на берег, завернулись в полотенце и дружно стучали зубами. Немного согревшись, я повел купать Бориса и Яна, что не умел плавать. Но, даже приседая в воде возле берега, они насладились моментом и остались довольными.

Лежа на камнях, я смотрел на звезды, на Млечный путь и впервые, пожалуй, за всю жизнь меня переполняло счастье, чистое и яркое.

— А давайте в следующий раз позовем родителей? — предложил я.

— Пф-ф, нафига? — прогудел Димон. — Туда не лезь, сюда не плыви!

— Ага, — поддакнула Гаечка.

Ничего им доказывать я не стал — не поймут. И сам бы совсем недавно не понял. Они не помнят себя взрослыми, не знают, как это — тащить воз, не разгибая спины и не поднимая головы. Потому что, если поднять голову и взглянуть на звезды, то уже не захочется возвращаться в ту жизнь. И очень важно, чтобы кто-то вовремя схватил за руку и сказал: «Стой и смотри! Если хорошо смотреть, там можно увидеть мечту».

И еще одна загвоздка: в мегаполисах не видно звезд — лишь темное полотно, подсвеченное мертвыми огнями.

Маму я все равно сюда приведу. Она начала оживать, так пусть станет живой полностью. Получится такое крещение звездами. Мне понадобились две смерти, чтобы это понять и оценить.

Домой мы пришли в начале третьего. Засыпая, я подумал, что в полночь наступило двадцатое июля, и не сегодня, так завтра начнут потрошить население, изымая наличность.

Но утром ничего не изменилось. Товар в Москву собирать было не нужно, мне очень хотелось снова за руль, но вместо этого мы всей толпой, как и условились, отправились проведывать Рамиля.

В палату, естественно, нас не пустили, но ему позволили выйти в коридор. Как же он обрадовался! Аж распухшая от побоев губа треснула и заплывший глаз раскрылся. Полез брататься, получил свой «сникерс», снова обрадовался.

— Кто это сделал? — спросил я.