Вперед в прошлое 4 (СИ) - Ратманов Денис. Страница 2

Из купе проводников высунулся Борис, глянул в конец вагона, где выстроилась очередь в туалет и с тоской вздохнул:

— Не дождемся!

— В вагоне мало людей, все вышли. Дождемся! — ответил я. — Пойдем очередь занимать.

От напряжения до боли свело спину. Все, что я говорил, казалось фальшивым, слова — неправильными. Я глянул наверх, на свое убежище. Эх, туда бы! Переварить бы все, что случилось, обдумать! А так происходящее вгоняло в ступор.

«Есть три типа реакции на опасность: бить, бежать, притвориться мертвым. Хватит притворяться мертвым и совать голову в песок! Пашка, смотри, какими цветами заиграла жизнь!»

Борис встал передо мной. Я пытался смотреть на него глазами взрослого. Не нытик, который от каждой подколки нюни распускает, а добрый и очень талантливый мальчик. Как заставить себя в это поверить? И что Наташка — не язва и оторва со шлюхотными наклонностями, а как там… Бунтующий подросток.

Гайка мне так вообще нравилась! Я-взрслый считал ее своим парнем, честным и надежным, а занудных Димонов — правильными пацанами, которым можно доверять. Вот как перестать их презирать? Ведь Димоны как-то мне в портфель засунули жабу, а когда она выскочила и запрыгала по классу, все ржали. Гайка так вообще всегда смотрела на меня, как на кусок дерьма.

«А может, так было потому, что я сам их грязью под ногтями считал?» И Наташку, и Борю. Только Илья был нормальным. Стоило изменить отношение к людям, и они повернулись лицом, а не задницей. Даже малолетние шлюхи. Даже бродяжки.

Потому что в мире происходит взаимообмен. Что отдаешь ты, то к тебе возвращается — проверено Павлом Мартыновым Старшим. Никто не обязан любить и уважать меня просто так, если я буду воротить морду и строить презрительные рожи. Избранными не рождаются, ими становятся. Лепят себя собственными руками. Если надо, ломают свои кости и сращивают правильно. Через боль и слезы.

Родители не могли мне этого рассказать, потому что сами не знали.

— Там, в туалете, что, умер кто-то, — пробормотал Борис, перетаптываясь с ноги на ногу. — Может, повесился?

Перед нами как было пять человек, так за несколько минут никто из туалета не вышел.

— Наверное, там девушка, — предположил я, опираясь на знания себя-взрослого. — Парни быстро выходят, а женщины как будто начинают там рожать.

Стоящий впереди толстый мужик, тот самый, с зобом пеликана, что храпел на нижней полке, обернулся и посмотрел на меня.

Наконец дверь туалета открылась, и оттуда вышла тощая брюнетка со свертком.

— Гля — родила! — улыбнулся Борька, и очередь засмеялась.

Зато моя реплика подействовала на другую женщину, и она заседала в туалете не дольше минуты.

За мной встала Наташка, обхватившая себя руками.

— Господи, как же мы воняем! И дышать тут нечем.

— Ну а что ты хотела, — сказал я. — Сколько там на улице? Сорок?

Воображение нарисовало поезд-болид, нагретый солнцем и объятый огнем, и я улыбнулся собственным мыслям. Вот это у меня теперь фантазия! Обалдеть! Но больше всего радовало, что это не знания и навыки какого-то левого чувака, а мои!

Вода в умывальнике была теплой и нифига не охлаждала. Скорее бы домой! Надеюсь, мама запасла нам воды.

Вспомнился дом бабушки Эльзы. В конце огорода был колодец, куда Андрей, которого я поборол, пустил карасей, и они прижились. Вот там вода точно ледяная!

Интересно, будет ли кто-то встречать нас на вокзале? Хотелось посмотреть на бабушку собственными глазами, маму я и так скоро дома увижу.

За окном поплыли знакомые горы и долины, замелькали дома, столбы, деревья. Взгляд выхватил старый абрикос с натруженными ветвями, расквашенные никому не нужные плоды…

Деньги на земле валяются, гниют.

Ни за что бы не догадался возить абрикосы в Москву. Да и в Москве потерялся бы. Интересно, а если сейчас поеду, заблужусь там или нет?

Я представил себя посреди станции метро, набитой людьми. Поток в одну сторону, поток в другую, мигающие зеленым эскалаторы…

И указатели над головой. Если следовать по указателям, выйдешь куда нужно. А чтобы понять, где на какую ветку пересаживаться, достаточно посмотреть схему метро, она есть повсюду. Ну, или карту купить в газетном киоске.

Поезд начал замедляться. Наташка отдала мне два пакета с обновками, потому что сама была навьючена под завязку. Помимо моих вещей, в этом оранжевом пакете была одежда для Каюка, летний халат для бабушки и мамин сарафан, футболка и шорты Яна.

Я представил, что нужно к нему идти, и челюсти сами сжались. Как же не хотелось! По своей воле я ни за что не притащил бы домой этого пацана-кошкоеда, но он меня ждет, и теперь надо как-то решать проблему. Я-взрослый симпатизировал этому мальчику. Мне же совершенно не хотелось с ним дружить, хватало на мою голову Димонов и всей этой компании.

Мы высыпали в прокуренный и заплеванный тамбур. Борис приник к запыленному стеклу — высматривал, встречает ли нас кто. Мама лишние телодвижения делать не будет, бабушка, наверное, готовит партию товара для деда.

В Москву мы ехали в голове поезда, возвращались в последнем вагоне. Если кто нас и ждал, мы его увидим нескоро.

Проводницы Вероника и Валентина засуетились, готовя лестницу, в проходе замелькали люди. А не войдете, потому что мы первые! И первый глоток свежего воздуха — наш!

Поезд остановился, проводницы начали спускать трап. Я зажмурился, ожидая, когда повеет прохладой, но не тут-то было! Меня обдало горячим воздухом, липким и будто потным. Донесся вокзальный гул, голос диспетчера и не просто стрекот — рев обезумевшей на жаре цикады.

Мелькнул белобрысый загорелый мальчишка, помахал нам… Это ж Каюк! Тот самый заморыш с вечно открытым ртом, словно его душат аденоиды. В голове замкнуло. Да, таким, как сейчас, Юрку видел я-взрослый, когда уезжал, но я-настоящий помнил другого пацана, хлипкого полудебильного рахита, который нюхал клей!

Образы наложились один на другой. Получается, тот я изменил заморыша до неузнаваемости! Это был другой мальчишка. Да, тощий, но покрупнее того, и на вид он был нормальным!

Получается, все изменилось. Каюк, мама, Борька с Наташкой… Я не знаю этих людей, о них есть лишь память меня-взрослого. Меня чуть подтолкнули в спину.

— Эй, ты чего примерз? — требовательно спросила Наташка, и я начал спускаться, не зная, что делать с Каюком и как себя с ним вести.

Юрка подбежал, я отдал ему один пакет, спрыгнул на перрон и посторонился, пропуская брата с сестрой, выдохнул:

— Фух, ну и жара! Думал, спекусь по дороге.

— Да, и тут пекло! — восторженно улыбнулся Каюк, заглядывая в пакет, как кот, если чует что-то вкусное и начинает выпрашивать. — Дождь будет, глянь. — Он кивнул на горы, над которыми нависли серые облака.

— О, вьюрка, и ты тут! — сказала Наташка.

— Ну че там, в Москве? — спросил Каюк.

— Мы были в Макдональдсе, — выпалил Борька, перечислил, что мы ели. — Потом на каруселях катались. И на эскалаторе. Там столько иномарок, у-у-у! Ты бы видел. И лимузин белый! Ща покажу.

Фотографии были в его рюкзаке, он достал их. Каюк разинул рот и чуть слюну не пустил на драгоценные снимки, выпучил глаза. То ли от зависти, то ли от восторга у него дыханье сперло, и он просипел:

— Лимузи-и-ин!

Наташка молча смотрела на них со снисхождением. А вот на меня глянула как на равного.

— Какая крутая штука… Хрена себе фонтан! — восторгался Каюк. — А если на струи прыгнуть — удержат?

— Там нельзя прыгать в фонтаны, — важно ответил Борис.

— Ух какое колесо-о-о! — Каюк жадно сглотнул.

Другой бы от зависти лопался, он — радуется, хотя, наверное, самому бы хотелось и в ресторан, и на карусели. Жалко его стало, и я сказал:

— Юр, я… мы тебе подарки купили. — И полез в пакет, достал рубашку, брюки, туфли. — Вот.

Он замер с открытым ртом, погладил целлофан.

— У меня ж только пятнадцать тысяч накопилось. Разве этого хватило?

— Еще как хватило! — наконец заговорила Наташка. — Ты бы видел этот рынок! За день не обойдешь! Целый город. И там вот это все копейки стоит.