Уроки дыхания - Тайлер Энн. Страница 5
Но если она умрет первой, Айра, скорее всего, тоже притворится, будто ничего не случилось. Станет по-прежнему заниматься своим делом и, как всегда, насвистывать.
Интересно – что именно?
Они пересекали Саскуэханну, справа тянулась в небо викторианского вида плотина Коновинго. Мэгги снова опустила стекло, высунулась из машины. Она слышала далекий шум падающей воды, почти дышала ею, впивала водяную пыль, поднимающуюся, словно дым, из-под моста.
– Знаешь, кто мне сейчас пришел в голову, – сказал, повысив голос, Айра. – Та женщина-художница… как же ее зовут-то? Она нынче утром должна была кучу своих картин в мастерскую принести.
Мэгги снова подняла стекло. И спросила:
– Разве ты не включил автоответчик?
– А толку-то от него? Она уже договорилась со мной, что придет.
– Может, нам остановиться где-нибудь, позвонить ей?
– У меня нет с собой ее номера, – сказал Айра. И добавил: – Можно, пожалуй, позвонить Дэйзи, попросить, чтобы она это сделала.
– Дэйзи уже должна быть на работе.
– Черт.
В сознании Мэгги вплыл образ Дэйзи, худощавой, хорошенькой, смуглой, как отец, с тонкими, как у матери, запястьями и щиколотками.
– Боже ты мой, – вздохнула Мэгги. – Ее последний день дома, а мы его пропускаем.
– Так она же все равно не дома, ты сама только что сказала.
– Сейчас не дома, а попозже придет.
– Еще насмотришься на нее завтра. Вдоволь.
Завтра они должны были везти Дэйзи в колледж – начинался первый год ее учебы и жизни вне дома. Айра сказал:
– Целый день просидишь с ней в машине, тебя еще тошнить от нее начнет.
– Нет! От Дэйзи меня тошнить не может!
– Ты мне это завтра расскажешь.
– Слушай, у меня идея, – сказала Мэгги. – Давай улизнем с приема.
– С какого приема?
– Ну как это называется, когда после похорон все идут в чей-то дом?
– Я бы с удовольствием, – согласился Айра.
– Так мы сможем пораньше попасть домой, даже если заглянем к Фионе.
– Господи боже, Мэгги, ты все еще цепляешься за эту чушь?
– Если похороны закончатся, ну, скажем, к полудню, и мы поедем оттуда в Картуил…
Айра резко взял вправо, машина, кренясь, понеслась по гравию. На миг Мэгги подумала, что у него случился припадок раздражения. (Ей часто казалось, что она вот-вот подберется к самым крайним пределам его терпения.) Но нет, он остановился у заправочной станции, старомодного здания, обшитого белой вагонкой, – двое мужчин в комбинезонах сидели перед ним на скамье.
– Карта, – коротко бросил Айра, вылезая из машины.
Мэгги, опустив стекло, сказала ему в спину:
– Посмотри, нет ли там торгового автомата, ладно? Я бы что-нибудь съела.
Он помахал ей, не оборачиваясь, и направился к скамье.
Теперь, когда машина стояла, через крышу внутрь, точно растаявшее масло, стекало тепло. Мэгги чувствовала, как нагревается ее голова, и представляла, что волосы у нее на макушке меняют цвет, становясь из каштановых какими-то металлическими, не то бронзовыми, не то медными. Пальцы правой руки вяло свисали из окошка.
Если ей удастся затащить Айру к Фионе, остальное будет несложно. В конце концов, он же не какой-нибудь бесчувственный чурбан. Он качал этого ребенка на колене. Отвечал на младенческое голубиное воркование Лерой – в тех же уважительных тонах, в каких разговаривал с собственными детьми, когда те были маленькими. «Да, верно. И не говори. Ну, когда ты упомянула об этом, я вспомнил, что слышал нечто похожее». Так оно и шло, пока Мэгги – всегда такая легковерная – не спрашивала: «Что? Что она тебе сказала?» И тогда он бросал на нее насмешливый, недоуменный взгляд, и малышка, как иногда казалось Мэгги, смотрела точно так же.
Нет, он не бесчувственный, вот увидит Лерой и сразу вспомнит, как они были близки. Просто люди нуждаются в напоминаниях, только и всего. Жизнь сейчас такая, что все легко забывается. И Фиона, должно быть, забыла, как была влюблена в самом начале, как таскалась повсюду за Джесси и его рок-группой. А может, нарочно выбросила это из головы, она ведь не более бесчувственная, чем Айра. Мэгги же видела, как вытянулось ее лицо, когда они приехали на первый день рождения Лерой, а Джесси с ними не оказалось. Сейчас Фионой руководит гордость, уязвленная гордость. «Но ты помнишь? – спросила бы ее Мэгги. – Помнишь те первые дни, когда вы старались все время быть вместе? Помнишь, как ходили повсюду, держа ладони в задних карманах джинсов друг друга?» В те времена это казалось Мэгги чуть вульгарным, а теперь, как вспомнит – слезы на глаза наворачиваются.
Ох, какой это был до ужаса грустный день – из тех, когда понимаешь, что со временем все от всех отдаляются; вот и она сообразила, что уже больше года не писала Серине и даже голоса ее не слышала, пока та не позвонила ночью, рыдая так, что половины слов было не разобрать. И сейчас (ветерок протекал между пальцами Мэгги, как теплая вода) она почувствовала, что ей невмочь сносить пресловутое течение времени. «Серина, – захотелось ей сказать, – ты только подумай, как редко мы вспоминаем все те обещания, какие давали себе насчет того, чего никогда, никогда не станем делать, повзрослев. Мы обещали, что не будем семенить, ходя босиком. Обещали, что не будем валяться на пляже и загорать, вместо того чтобы плавать, и не будем плавать, задирая подбородки повыше, чтобы вода не испортила нам прически. Обещали, что не станем мыть тарелки сразу после ужина, потому что это занятие отвлечет нас от наших мужей, ты помнишь? Давно ты в последний раз оставляла тарелки до утра, чтобы побыть с Максом? И давно ли Макс перестал замечать, что ты не делаешь этого?»
Айра уже шел к ней, разворачивая карту. Мэгги сняла очки, промокнула глаза рукавом. «Нашел, что хотел?» – спросила она, и он ответил: «Ну…» – и, еще шагая, скрылся за картой. Наружную сторону ее украшали фото живописных видов. Айра подошел к машине, сложил карту, уселся за руль.
– Лучше бы я все-таки позвонил в «Три А», – сказал он. И включил мотор.
– Я бы на твоем месте не волновалась. У нас куча времени.
– Не такая уж и куча, Мэгги. И посмотри, машин на дороге все больше становится. Все старушенции выехали прокатиться по случаю уик-энда.
Нелепые слова – по дороге неслись главным образом грузовики. Их машина заняла место перед мебельным фургоном, а перед ними оказался «бьюик» и еще один бензовоз, а может, и тот, который они недавно обогнали. Мэгги снова надела темные очки.
ОБРАТИСЬ К ИИСУСУ, НЕ ПОЖАЛЕЕШЬ – порекомендовал рекламный щит. Другой сообщил о ШКОЛЕ КОСМЕТОЛОГИИ БУББЫ МАКЛУФФА. Они въехали в Пенсильванию, на несколько сотен ярдов шоссе стало гладким, как благое намерение, но после снова покрылось какими-то струпьями, испещрилось ухабами. Виды вокруг раскрывались далекие, с изгибами и зеленью – такой рисует ребенок сельскую местность. НАЧАЛО ТЕСТА ОДОМЕТРА, – прочитала Мэгги. И села попрямее. Почти сразу мимо пролетел крошечный знак: 0,1 мили. Мэгги взглянула на одометр машины:
– Ровно ноль восемь.
– Ммм? – отозвался Айра.
– Я наш одометр тестирую.
Айра ослабил узел галстука.
Две десятых мили. Три десятых. На четырех Мэгги поняла, что их одометр преуменьшает пробег. Может быть, у нее воображение расшалилось, но ей показалось, что цифры сменяют одна другую с небольшим опозданием. На пяти десятых она в этом почти уверилась.
– Давно ты его проверял? – спросила она у Айры.
– Кого?
– Одометр.
– Никогда не проверял.
– Никогда? Ни разу? А говоришь, что я плохо обращаюсь с машиной!
– Нет, ты только глянь, – сказал Айра. – Они тут девяностолетних старух на шоссе выпускают. Ее из-за руля-то не видно.
Он обогнал «бьюик», и в результате один из знаков проскочил мимо не замеченным.
– Черт, – сказала Мэгги. – Из-за тебя проглядела.
Айра не ответил. Даже не притворился, что ему жаль. Она вглядывалась вдаль, ожидая знака «семь десятых». А когда тот появился, посмотрела на одометр – цифры в нем еле ползли. Мэгги разнервничалась, ей все это уже надоело. Как ни странно, следующая цифра выскочила намного быстрее. Может быть, даже слишком быстро.