История русской балерины - Волочкова Анастасия. Страница 42

Кстати, как раз с балетом «Корсар» во время этих гастролей была связана довольно сложная ситуация. На тот момент Мариинский театр пребывал в дремотном состоянии, в день постановки «Корсара», причем единственный день за все три недели гастролей, в Петербурге пошел дождь. Крыша театра тут же потекла, и за несколько минут до начала балета на сцене образовались внушительного вида лужи. Конечно, их пытались ликвидировать, но дождь не прекращался, и вода снова появлялась. В общем, нам пришлось танцевать спектакль посреди луж.

Я думаю, что читатели вряд ли могут представить, насколько это страшно. «Корсар» – очень сложный балет, в нем много технически сложных вариаций, его достаточно трудно танцевать и на идеальной поверхности. А тут… лужи по всей сцене! Одним словом, надо было решиться и рискнуть, совершить такой маленький, незаметный для присутствующих подвиг. Что мы и сделали.

Все действие прошло безукоризненно. Зрители увидели самое главное – весь блеск великолепной драматургии замечательного мастера. И я могу сказать, что это был один из моих самых счастливых спектаклей балета «Корсар» в постановке Юрия Николаевича Григоровича. А счастливая премьера этого балета позднее состоялась на сцене Государственного Кремлевского дворца. Уже в новой редакции Григоровича.

Готовиться к этой премьере было очень сложно, поскольку летом мне предложили участвовать в телевизионном шоу «Ледниковый период». Мне предстояло научиться кататься на коньках, что всегда было противопоказано балетным артистам. Так получилось, что репетиции «Корсара» совпадали с тренировками на льду.

Мое утро начиналось с занятий классом, днем я репетировала Медору с Ниной Семизоровой, а ближе к ночи приезжала на каток, где тренировалась с Александром Жулиным. Каждый вторник мы с Антоном Сихарулидзе показывали новый номер, который по выходным демонстрировался на Первом канале.

Но при всей серьезности моего отношения к «ледовому» проекту балет всегда оставался главным делом моей жизни. Больше всего я боялась подвести Григоровича. Мне было важно, чтобы моя Медора полностью соответствовала его замыслу.

Юрий Николаевич готовил свою новую постановку силами балетной труппы Кремлевского дворца. Этот спектакль ждали не только любители балета, но и все, кто так или иначе интересовался творчеством легендарного хореографа. И действительно, спектакль «Корсар», привлекший такое большое внимание общественности, стал настоящим событием культурной жизни Москвы.

Глава 10

«Раймонда»

Балет «Раймонда» я воспринимаю глубоко лично. Он связан не только со значимыми вехами в моей профессиональной карьере, в его сюжете существовала тогда еще неясно осмысленная мною, но эмоционально прочувствованная параллель с самым главным на сегодняшний день событием в моей личной жизни. Но начнем по порядку.

Исторически к хореографии «Раймонды» «приложили руку» (можно, конечно, пошутить – и ногу) три великих мастера: Мариус Петипа, Джордж Баланчин и Юрий Григорович. Интересно, что это первый балет композитора Александра Глазунова и последний крупный спектакль великого восьмидесятилетнего балетмейстера: на склоне лет Петипа поставил почти абстрактный балет, предугадав тот самый стиль, которым увенчается весь XX век, – стиль Джорджа Баланчина.

В «Раймонде» торжествует танец и летит в тартарары сюжет. Недаром для либретто выбрана достаточно схематичная история, написанная по мотивам средневековых легенд. Заглавную партию в 1898 году на сцене Мариинки исполнила знаменитая Пьерина Леньяни. [1] Постановка вызвала яростную атаку критиков, и в противовес имела шумный успех у публики. Двадцать девятого июня 1984 года Юрий Григорович представил в Большом театре новую версию этого балета. Точно продолжая идти по стопам Баланчина, он не стал делать акцент на изменение сюжета, а расширил танцевальные возможности персонажей, в частности Абдерахмана, партия которого раньше была преимущественно пантомимной.

В первый раз танцевать партию Раймонды мне посчастливилось – иначе и не скажешь – в день своего девятнадцатилетия. Дата спектакля в Мариинском театре удачно совпала с датой моего дня рождения – двадцатого января, получилось, что я его отпраздновала на сцене, ведь и по сюжету бал устроен в честь шестнадцатилетия Раймонды. Это был, пожалуй, самый необычный и запоминающийся день рождения в моей жизни. Я чувствовала себя именинницей в квадрате. Тогда в Мариинском театре моим партнером был Женя Иванченко. Уже потом в Большом театре я танцевала «Раймонду» с Колей Цискаридзе.

Мне очень дорога партия Раймонды еще и потому, что я знаю ее в двух версиях: в постановке Константина Михайловича Сергеева в Мариинском театре и в постановке Юрия Николаевича Григоровича – в Большом. Я очень хорошо помню период подготовки к спектаклю Юрия Николаевича, ведь, по сути, я учила совершенно новый балет и очень благодарна своему партнеру Николаю Цискаридзе и педагогу Екатерине Сергеевне Максимовой, которые мне в этом помогали. Тогда были заказаны и сшиты совершенно фантастические костюмы, многие из которых мне пригодились впоследствии. Например, костюм любимого фисташкового цвета из первого акта «Раймонды» я использую и сейчас в последнем акте «Корсара». Но это только одна сторона медали.

Другая сторона – закулисные отношения, о которых я и сейчас вспоминаю если не с ужасом, то с глубочайшим омерзением. Во время печально незабываемых лондонских гастролей Большого театра «Раймонда» шла в двух составах: в одном заглавную партию танцевала я, в другом – на тот момент прима-балерина Большого Нина Ананиашвили.

Никогда не забуду тот яркий солнечный день, когда танцевала «Раймонду» в Лондоне. Вхожу в театр. С улыбкой здороваюсь со всеми подряд: хочется с каждым поделиться радужным настроением.

Вхожу в гримерку. Распахиваю шкаф, где висит сценический костюм… О ужас! Вместо потрясающей красоты бирюзовой пачки, отделанной сверкающими стразами, на вешалке висит серая блеклая тряпка. Дрожащими руками подношу ее к глазам. Кто-то залил шикарный наряд серой краской для машин.

Слезы злости и обиды ручейками сбегают по моим щекам. Я знаю, чьих рук это дело! К моим пачкам в Большом театре все время придирались.

– Вы слишком броско выглядите на сцене, – постоянно говорил директор балетной труппы Фадеечев.

А как солистка спектакля должна выглядеть? Как уборщица в халате?!

Прима Нина Ананиашвили бегала к портным проверять, какой у меня будет костюм к новому балету, чтобы его, не дай бог, не разукрасили сверх меры. Тогда я перестала пользоваться услугами мастерских Большого театра. Шила костюмы на заказ за собственные деньги.

Чтобы избежать очередных придирок, мы с мамой, когда меня ввели в «Раймонду», попросили потихонечку у мастеров Большого театра костюм Нины Ананиашвили из «Раймонды», чтобы сшить точно такой. Это была пачка бирюзового цвета, отделанная камушками. Моя портниха сделала все один в один. Единственная разница заключалась в том, что костюму Ананиашвили было лет десять, и ткань выцвела. А у меня он был новый.

Эту невыгодную для Нины Ананиашвили ситуацию «подправил» директор труппы, залив всю мою пачку автомобильным спреем. Мне пришлось надеть испорченную пачку на генеральную репетицию. Лондонские журналисты с удивлением писали о «странном» цвете костюма Волочковой.

Всю следующую ночь моя мама пыталась с помощью ацетона хотя бы частично привести в порядок бирюзовую пачку. Нам было очень горько, и мы обе плакали.

Выбора не было, и я вышла на сцену в залитой краской пачке…

Спектакль прошел блестяще. После него меня окружили зрители и представители прессы. Случайно я подслушала разговор двух балетных критиков. Один говорит:

– Замечательный спектакль, но почему у солистки такой серый костюм?!

А другой отвечает:

– Видимо, новаторский подход. Мне тоже этот режиссерский ход не показался удачным, но сама Волочкова – вне конкуренции. Идеальная Раймонда!