Бестужев. Служба Государевой Безопасности (СИ) - Измайлов Сергей. Страница 47

Среди кучи нелепых сновидений в память больше всего врезалось последнее. Я иду по улице, сгущаются сумерки, зажглись фонари. Как это чаще всего бывает во сне, они светились, но ничего не освещали, становилось всё темнее. Холодно и зябко, сыпет мелкая изморось. В тусклом свете фонаря впереди меня возникает знакомый силуэт, я узнаю отца. Он тоже меня замечает и узнаёт. Замедлив шаг, подходит ко мне. На лице злорадная ухмылка, а из рукава плаща выскакивает длинный обоюдоострый клинок. Лицо отца превращается в оскал дикой ненависти, он отводит руку назад, направляя острие на меня. Я застыл, не в силах пошевелиться. Он делает шаг вперёд и резкий выпад, космически холодная сталь пронзает моё сердце.

Вскрикнув, я резко сел на кровати. Сердце бешено стучало, пытаясь вырваться из груди через горло. Я весь взмок, хотя в камере было достаточно прохладно. Сиюминутный жар резко сменился ознобом, пришлось залезть под колючее дерюжное одеяло. И кто эту гадость придумал? Оно совсем не грело, только причиняло дискомфорт.

Солнце через небольшое окошко под самым потолком просунуло через решётку узкие лучики и уперлось ими в бронированную дверь. Несмотря на тёплый сентябрьский денёк, в камере было холодно, скорее всего это был полуподвал. Созданы все условия для максимального дискомфорта, чтобы человек мучился и осознавал в полной мере глубину своей ошибки.

Только вот была ли у меня ошибка? Наверно зря я вынес Гудовича вместе с дверью. Но, если бы я не начал первым, никаких гарантий, что меня не закопали бы под паркет. Раз он был одним из организаторов той погони по крышам, то хорошего от него ждать не приходится. Так, стоп! А кто сказал, что он был организатором? Может быть он просто находился там в этот момент и видел погоню? Или ему приятель рассказал.

Что это, я пытаюсь его оправдать и отнести к лику святых? Нет конечно. Пытаюсь понять, правильно ли я сделал. Или меня правильно наказали? Я Платова знаю два дня, это ещё не повод полностью ему доверять. Ходьба по лезвию ножа. Что я там Боре сказал? У меня всё в порядке? Да, так и есть. Также, как у всех. Великая сильная держава порождает внутренние распри, а бедствия, разрушения и упадок — объединяют и заставляют вместе толкать страну на светлую сторону. Думаете так? И я так не думаю.

Одно остается непоколебимой истиной — чем выше твой статус, тем больше людей, которых это раздражает. Под кучей золота тяжело дышать. Глядя на экран телевизора, кажется, что власть имущие купаются в роскоши и кайфуют круглосуточно. Я раньше тоже так считал. Я не призываю сочувствовать богатеям, как им бедолажкам тяжело в своих интригах. Просто на душе гаденько. Не сцать, Бестужев! Прорвёмся.

Такое впечатление, что остаточные явления от действия чудо-браслетов и серые бетонные стены заставляют думать о смысле бытия. Нафиг это всё. А когда холодно, я знаю, что делать. Набор упражнений здесь ограничен, но это не важно.

С особым усердием я начал физически развиваться, вскоре в камере стало тепло. Главное не перестараться, вряд ли здесь хорошо кормят, и добавки не дадут, полноценно восстановиться не получится.

Когда солнечный луч сполз вниз и сместился в угол, ярко осветив лучшее изобретение человечества (парашу), в двери открылось окошко и на полочку брякнулись две железные тарелки и кружка.

— Обе-е-ед! — громко известил противный скрипучий голос. Столько злости и презрения в одном слове, словно обращались к маньяку расчленителю, насиловавшему младенцев и котят. Захотелось помыть руки и уши, словно они от этого испачкались. — Забирай, а то щас на пол полетят!

Несмотря на мягко говоря непривычное обращение, я быстро подошёл и забрал еду. После сотни отжиманий, приседаний и других упражнений, голод скрутил желудок. Но что это в тарелке? Для этого заведения специально нашли повара извращенца? Это его надо в карцер!

Как два крейсера в мутном бульоне плавали половинки большой картофелины, к тому же полусырые. Толстые кольца морковки, соленого огурца и жесткая перловка увенчивались расползающейся половинкой луковицы. И, как задравший винты к небу тонущий Титаник, из этой кулинарной какофонии торчала краюха черного хлеба.

В другой тарелке гречневая размазня с дроблёными куриными хребтами. В кружке чай с жженым сахаром. Они решили, что я буду голодать? Да хрен вам! И не такое едали. Когда окошко снова открылось, я поставил чистые миски и пустую кружку.

— Очень вкусно! — сказал я, поглаживая живот. — А можно добавки?

— Хрен тебе! — рыкнул сиплый голос из-за двери. — Если только сапогом в живот попинать.

После этих слов охранник злорадно заржал, радуясь своей супер-пупер шутке. Лязгнул окошком и ушёл. Ладно, мы с тобой ещё встретимся в другой обстановке, тогда я поржу. Я тут на три дня, а ты сюда на работу ходишь. Ещё не известно, кому больше не повезло.

В углу камеры за парашей валялся мой пиджак. Хоть убей не помню, как я его снял и почему он там оказался. Негоже форменной одежде такого высокого качества и крутого функционала валяться возле отхожего места. Я поднял его, отряхнул и рука наткнулась на вшитый под подкладку потайной карман. Точнее на его содержимое, учебное пособие по целительству от Войно-Ясенецкого. Теперь у меня достаточно свободного времени, чтобы спокойно почитать сей фундаментальный труд в компактной упаковке.

Вот это наказание, прям спасибо вам большое! Если бы не «губа», мне было бы некогда сделать правильный выбор. Какая-то магбиофизика, она подождёт. А вот моё нетрадиционное для этого мира целительство может понадобиться в ближайшее время. Получается, что срок пребывания в чудесно воняющей, холодной и сырой бетонной коробке закончится в пятницу утром. Уже созрел план дальнейших действий. От предвкушения по спине побежали мурашки. Скорее бы пятница.

«Целых три дня» в заключении превратились в «всего три дня» на изучение крутейшей медицинской литературы в моей жизни. И прошлой и новой. Многие вещи я смог разложить по полочкам, осталось лишь попрактиковаться. Чтобы не поплыл мозг, изучение материала дробил на части. В промежутках ел, спал, качался.

Нашёл ещё одно увлекательное занятие. Окошко находилось метрах в трёх над полом и для обычного человека было недосягаемым. Но не для меня. Я подпрыгнул и подтянулся, схватившись за прутья решётки. Проем находился в полуметре над стриженным газоном. Можно было понаблюдать за кипящей жизнью курсантов издалека, зато незаметно. Никто не обращал внимания на старую башню. Ничего, скоро я отсюда выйду и приму в этой жизни непосредственное участие.

Пятница. Ещё никогда в жизни я так не ждал этого замечательного дня недели. Проснулся с первыми лучами солнца, привел себя в порядок, насколько это возможно, спрятал книжицу обратно под подкладку пиджака и сидел на краю кровати в ожидании чудесного момента. Долго ждал, часа два, но он наконец наступил.

Выпустили меня на все четыре в то же время, что и приняли, в семь сорок. Утреннее построение закончилось, все всосались в четырехэтажное здание огромной столовой. Есть хочется, как никогда, но в кипящий муравейник не пойду. По пути в общагу зашёл в чипок. Это название курсантского универмага и ресторана на площади в двадцать квадратных метров я привил всем своим знакомым. Десяток пирожков и две бутылки молока — то, что надо.

Чистый, сытый и свежий я как раз успел к началу второй пары. Можно было бы дольше откисать в своей комнате после пребывания на губе, но вводное занятие по «аккумуляции энергии и самовосстановлению» пропускать не хотелось. Некоторые думают: «а нафиг нужно первое занятие, что там интересного?». Чаще всего именно так, знакомство с преподом, который в общих чертах обрисует, о чем предмет и как он важен для курсанта и его саморазвития, но Аристарх Христофорович Ридигер был единственным высшим магом в академии, которого от статуса архимага отделяло только отсутствие родства с императором. О нем столько всего рассказано и написано, что не прийти на первое занятие было просто кощунством.