Идеальные - Хакетт Николь. Страница 53

– Не волнуйтесь. – Холли тоже понизила голос. – Я никому ничего не сказала, и не планирую говорить.

Облегчение на лице Селесты отобразилось мгновенно. Холли сразу же соотнесла ее реакцию, хотя представить себя на месте Селесты оказалось намного труднее. Для Холли осталось загадкой, что подстегнуло Селесту признаться ей в измене мужу: храбрость или внутренняя несдержанность. Но, как бы то ни было, Холли не обладала ни тем, ни другим.

– Я еще хочу извиниться перед вами, – внезапно смутившись, сказала Селеста. – Я, наверное, вас нагрузила излишними откровениями. – Она скривила в гримасе лицо. – Мне даже не верится, что я все это на вас вылила. Правда!

Под солнечным светом макияж Селесты выглядел даже более небрежным, чем ее прическа.

Холли заметила линию – на шее, под подбородком Селесты. Она даже не потрудилась ее затушевать.

– Вы были в шоке, – пожала плечами Холли. – В таком состоянии люди часто совершают поступки, о которых позже сожалеют. – Холли не знала, правда ли это, но понадеялась, что все действительно так.

Селеста, похоже, прикусила внутреннюю сторону щеки. И Холли вспомнила свой разговор с Мэллори по возвращении из Исландии – как та в определенный момент прикусила губу, словно не хотела вымолвить слова, рвавшиеся с языка.

«Интересно, а мы могли бы подружиться с Селестой в другой жизни?» – подумала Холли. Или все подобные ситуации уже заранее предопределены каким-то таинственным образом? Может, она, Холли, ничего в своей жизни и не решала? И лишь, как робот, укладывала волосы перед похоронами.

– Это так, – наконец выговорила Селеста – очень медленно. – Но я не знаю. Мне, наверное, не следовало грузить вас подробностями своей личной жизни. Но когда ты кому-то откроешься, почему-то становится легче. С вами такое бывало?

Селеста выглядела такой серьезной, что Холли была вынуждена признать: она подразумевала то, что говорила. Она действительно ощущала облегчение, признавая и озвучивая в голос свои ошибки. Холли в знак согласия кивнула, словно это она еще могла бы понять.

Глава 44

Селеста

Спустя две недели

Чикаго, штат Иллинойс

Вернувшись с похорон Алабамы, Селеста замерла перед туалетным столиком в спальне, глядя на себя в зеркале. Внизу Белла разговаривала с ее матерью, которая еще утром приехала посидеть с девочкой. По возвращении домой Селеста и Луи застали их с прильнувшими друг к другу головами, всецело вовлеченными в беседу – не бабушки и внучки, а двух равных людей.

Отражение Селесты в зеркале шевельнулось: рука коснулась блейзера. Это был тот самый блейзер, который она надевала на ужин с Алабамой и Генри несколько месяцев назад. Он был плотным и мрачным – пожалуй, слишком плотным и мрачным для поздней весны (на что Алабама не преминула бы указать). «Интересно, как долго я еще буду задумываться, представляя возможную реакцию Алабамы на подобные вещи?» – подумала Селеста.

Дверь спальни за ее спиной открылась, и на пороге возник Луи. Он не пошел на похороны в черном. Вместо этого Луи надел белую сорочку и галстук спокойного синевато-серого тона. «Мужчинам проще быть модными, – посетовала как-то Алабама. – Для них это все равно что решить задачку с несколькими вариантами готовых ответов, а мы должны написать целое эссе».

– Они уже заканчивают там, – кивнул через плечо Луи. – Похоже, они составляли энциклопедию дельфинов.

Селеста улыбнулась – на выражение его лица. Луи сказал это с таким же ошарашенным изумлением, с каким когда-то отреагировал на первые слова, произнесенные дочкой. Какое-то время им обоим казалось, что Белла никогда не научится говорить. И Селеста испытала огромное облегчение, когда это, наконец-то, случилось.

Селеста снова погляделась в зеркало. И вздрогнула от странной неожиданной мысли: в последний раз она надевала этот блейзер в своей первой жизни – до того, как она поцеловала Генри, до того, как умерла Алабама. Селеста вновь подумала о встрече с Генри на похоронах. Генри… Первый человек, признавший, что она была права. Но от этого признания Селесте не стало лучше. Оно прозвучало, скорее, как подтверждение всех тех вещей, которые она подозревала за собой, но умудрялась игнорировать до самой гибели подруги.

– Что это? – спросила Селеста, кинув на лист бумаги, который она только что заметила в руке Луи.

Отражение мужа в зеркале подняло листок выше.

– Коротконосый дельфин-белобочка, как меня проинформировали.

Селеста повернулась, чтобы изучить рисунок. Как и всегда, дельфин плыл в чистом белом пространстве. Само животное, впрочем, было прорисовано очень детально. Селеста даже заподозрила: возьми она линейку и измерь все плавники дельфина, они бы оказались идеально точных пропорций.

– Очень хороший рисунок, – забрала листок у мужа Селеста.

– Необыкновенно хороший, – согласился Луи.

Подняв листок на уровень глаз, Селеста подивилась тому, как мастерски – с полным пониманием принципов распределения света и тени – было заштриховано туловище животного. «Неужели это нарисовала моя дочь?» – в замешательстве между удивлением и озабоченностью подумала Селеста.

– Как ты держишься, Си-Си? У меня еще не было возможности спросить тебя об этом. – Голос Луи был таким тихим, что Селеста поначалу даже засомневалась: не почудился ли ей этот вопрос?

Она перевела взгляд с рисунка на мужа. Выражение его лица было ей незнакомо. Потребовалась секунда, чтобы она опознала в его нахмуренности беспокойство, и еще одна секунда ушла на то, чтобы Селеста поняла, что это беспокойство направлено на нее. И только теперь она осознала, насколько сильно ей хотелось, чтобы муж смотрел на нее именно так.

– Я… – Селеста осеклась.

Она не знала, что ответить. Вплоть до этого утра Селесте казалось, будто она балансировала на краю пропасти, на грани падения в бездну. Это ощущение не прошло, но теперь она чудесным образом обрела устойчивость – еще неполную, но все-таки устойчивость.

Луи шагнул к ней и, не вымолвив больше ни слова, заключил жену в объятие. Селеста с готовностью в нем утонула.

Они простояли так некоторое время – дольше, чем обычно обнимались. Но вот Луи, наконец, отступил чуть назад. И поцеловал Селесту в лоб, как маленькую девочку.

Этот поцелуй не был покровительственным, он принес Селесте такое умиротворение, что она закрыла глаза и постаралась запомнить это ощущение – на будущее.

А потом Луи удалился в ванную, а Селеста снова повернулась к зеркалу. И провела пальцем по серебристым пуговицам на груди.

У ее матери было когда-то пальто с такими же изящными пуговицами, только они были золотистыми. Каждая – размером с монетку в двадцать пять центов, с растительным узором, образованным тонкими тиснеными бороздками. Благодаря пуговицам пальто матери выглядело очень нарядным, даже богатым, к чему Селеста в детстве не была привычна. Трудно было ощущать себя богатой в семье с пятью детьми, даже при том, что они были детьми пульмонолога.

Большинство детских воспоминаний Селесты со временем поблекли, а то и стерлись из памяти. Но воспоминание о том пальто матери осталось ярким и живым. Селеста помнила, как водила пальцами по красивым золотистым пуговицам, когда оно висело в шкафу, как ощущала кожей каждую деталь узора на холодном металле. Селеста никогда не делала этого в присутствии матери. Но та, должно быть, однажды за ней подглядела. Потому что на ее девятый день рожденья мать купила Селесте пальто. Оно было из рубиново-красного твида, с двумя рядами больших золотистых пуговиц, начинавшихся от груди. Селеста приподняла тяжелую картонную крышку и на мгновение подумала, что это трюк, обман – пальто в коробке не могло предназначаться ей!

Вспомнив это сейчас, Селеста подумала: а может, они с матерью были в действительности ближе, чем ей представлялось. По крайней мере, в какие-то моменты, которые она тогда просто не замечала. Селеста мысленно перенеслась на две недели назад. Вспомнила разговор с матерью на кухне и то, что она сказала о ее ночных кошмарах в детстве. «Не думаю, что этого было достаточно… Для матери, во всяком случае». Сколько раз Селеста думала то же самое о себе? «Этого было недостаточно». Ее самой было недостаточно. Эта тема постоянным рефреном звучала у нее в голове.