Унесенные бездной - Черкашин Николай Андреевич. Страница 39
- На примере Дмитрия я буду флот воспитывать! - коротко и четко рубанул он в поминальном тосте. - Пока у России есть такие офицеры, как Колесниковы, можно не тревожиться за судьбу страны.
В траурный караул встали к гробу подводника и мэр Санкт-Петербурга Владимир Яковлев, и генеральный конструктор подводных атомоходов Игорь Спасский...
С залпом полуденной пушки началась панихида. Отпевал Митю настоятель Морского кафедрального Николо-Богоявленского собора отец Богдан. Когда он произнес слова "мы не должны отчаиваться - у Бога нет мертвых, у Бога - все живые", - несколько женщин из числа родственниц погибших подводников зарыдали в голос.
В 13 часов рота почетного караула по команде "Смирно!" застывает перед колоннадой Адмиралтейства. Курсанты выносят гроб, два офицера несут награды капитан-лейтенанта - две медали и орден Мужества.
Потом было ненастное Серафимовское кладбище, подтопленное осенним дождем. На участке, где были похоронены тысячи безымянных жертв Ленинградской блокады, зияла квадратная яма. Совсем недалеко от неё был Митин дом - пешком дойти.
"Место для могилы, - отмечает питерский репортер, - родные Дмитрия выбрали рядом с братскими захоронениями погибших во время блокады Ленинграда.
Первым на траурном митинге выступил адмирал Вячеслав Попов. Он говорил очень тихо, хриплым, дрожащим голосом, едва сдерживая слезы. Во время его речи некоторые молодые матросы из оцепления кусали губы, чтобы не заплакать..."
Я видел, как с гроба сняли намокший Андреевский флаг и передали, как это издавна принято, матери моряка. Затем тело капитан-лейтенант Колесникова было предано родной питерской земле. Тесна ему оказалась могила, и широкий гроб застрял на минуту в проеме - так уж не хотелось покидать 27-летнему офицеру мир живых. Шестеро могильщиков опустили его на дно.
Взвод моряков вскинул в небо стволы автоматов. Три сухих залпа рванули кладбищенскую тишину. Духовой оркестр грянул "Варяга". Взвод курсантов промаршировал мимо свежего холмика.
"Я не знаю, зачем и кому это нужно... - невольно всплыли в памяти строчки Вертинского. - Кто послал их на смерть недрожавшей рукой. Только так безнадежно, так зло и ненужно опустили их в вечный покой..."
Провожавшие молча расселись по автобусам и отправились на Черную Речку, по берегам которой всего лишь полгода назад Митя бродил со своей невестой. Там, над совсем не черной рекой, стоят корпуса Военно-морской академии. В огромном обеденном зале были накрыты длинные поминальные столы.
Надо было видеть, с каким мужеством, с каким достоинством держался Митин отец - Роман Дмитриевич. Не горбясь под бременем горя, он вышел к собравшимся в вестибюле морякам и сказал просто и четко:
- Приглашаю всех в столовую помянуть моего сына.
И несколько сотен человек сели за накрытые столы. Среди них было немало тех, кто воевал на подводных лодках в Великую Отечественную. Седые морские волки горевали о парне, который годился им во внуки, как о своем фронтовом сотоварище.
Капитан-лейтенант Колесников писал стихи. Тут прямая связь душ с лейтенантом-подводником, штурманом-поэтом из другой эпохи - Алексеем Лебедевым, погибшим на подводной лодке Л-2 в 1941 году. Получается так, что это и Колесникову тоже, как, впрочем, и всему экипажу "Курска", адресовал свои провидческие предсмертные строки лейтенант Лебедев:
...И если пенные объятья Нас захлестнут в урочный час,
И ты в конверте за печатью Получишь весточку о нас,
Не плачь, мы жили жизнью смелой,
Умели храбро умирать,
Ты на штабной бумаге белой Об этом сможешь прочитать.
И дальше - будто обращение самого Дмитрия Колесникова к своей жене, точнее, вдове, Ольге:
Переживи внезапный холод,
Полгода замуж не спеши,
А я останусь вечно молод Там, в тайниках твоей души.
И если сын родится вскоре,
Ему одна стезя и цель,
Ему одна дорога - море,
Моя могила и купель.
Эти строки - эпитафия всем погибшим в морях.
Командир, пока он жив, покидает борт своего корабля последним. Мертвый командир покидает отсеки своей подлодки первым - для того, чтобы доложить о случившемся.
Поэт прав: "Бессмертье" - для матери слово пустое". Но мы будем верить в бессмертие таких людей, как Дмитрий Колесников.
По странной прихоти судьбы, траурное прощание с остальными поднятыми подводниками состоялось на главной площади Североморска 29 октября - в день, печально памятный флоту гибелью линкора "Новороссийск". В Москве в храме на Поклонной горе поминали равно и "новороссийцев" и "курян".
Ровно 45 лет тому назад в севастопольской бухте под днищем линкора "Новороссийск" прогремел чудовищной силы взрыв. Он унес свыше шестисот жизней. Огромный корабль, перевернувшись, превратился в гигантскую подводную лодку, внутри которой остались заживо похороненными десятки моряков. Лишь девять человек удалось извлечь на поверхность живыми. Остальных тайно схоронили на Братском кладбище. Только в 1990 году были выбиты на надгробных камнях имена всех шестисот десяти погибших, только в прошлом году вдовам "новороссийцев" были вручены ордена, которыми наградили посмертно их мужей.
"Курян" наградили сразу, и сразу же поставили им памятники, и наделили вдов и сирот подводников деньгами. Как разительно отличаются эти две беды. Неужели только потому, что одна разыгралась под советским серпасто-молоткастым флагом, а другая - под Андреевским стягом?
Однако "Новороссийск" подняли со дна севастопольской бухты без помощи норвежских водолазов. Уникальную судоподъемную операцию провели в течение года силами аварийно-спасательной службы ВМФ под руководством инженер-контр-адмирала Николая Петровича Чикера.
"Новороссийск" и "Курск"... При всей несхожести этих трагедий есть в них нечто общее. Прежде всего - неустановленность причин катастрофы. До сих пор остается в силе официальная, как наиболее вероятная, версия о гибели "Новороссийска" "на мине времен Второй мировой войны". Эта же версия фигурировала и в высказываниях Правительственной комиссии по обстоятельствам гибели "Курска". Недосказанность, неопределенность дает волю фантазиям порой самого нелепого толка. Так появились предположения, что линкор "Новороссийск" был взорван диверсантами из спецназа маршала Жукова, дабы дискредитировать в глазах Хрущева главнокомандующего ВМФ СССР адмирала Кузнецова. При этом авторы этих печатных бредней не дают себе труда задуматься над тем, что адмирал Кузнецов в 1955 году уже и без того был не у дел и что, когда понадобилось снять с должности самого Жукова, фигуру гораздо более весомую в государственно-политическом плане, никто не стал городить огород с инсценировкой диверсий, - героя минувшей войны убрали с политической арены одним росчерком пера. Тем не менее "версии" гибели "Новороссийска" множатся год от года. То же и с "Курском" - чем дальше от печального события, тем больше домыслов.