И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ) - "Люук Найтгест". Страница 167

— Увидишь Сириуса, передавай ему привет, — улыбнулся жрец, надавив на руки женщины, неторопливо и с наслаждением погружая стилет в её горло, а затем несколько раз провернув его.

Душа вдовы Найтгест покорно скользнула в его ладони алым огоньком, тело же начало стремительно иссыхать. Её волю Акио поглощал медленно, с удовольствием смакуя, получая её сладостные и горькие одновременно воспоминания. О том, как Сириус делал ей предложение, как они жили вместе, как проводили время, как ссорились и мирились, как дискутировали по вечерам за бокалом вина или крови. Если бы мог, жрец непременно позволил выступить слезам, но Повелитель должен быть сильным, не может позволить себе подобную глупость. Оставив истощённое тело женщины на постели и тихо удалившись, прикрыв за собой дверь, Артемис двинулся к дальней комнате по коридору. У него остались незавершённые дела. Дверь поддалась на удивление легко, и юноша шагнул в апартаменты Бьянки Найтгест. Девушка мирно спала, свернувшись клубочком на роскошной постели. Дикая ярость взыграла в его груди, рождая нестерпимую ненависть к этой девчонке, живому напоминанию о его Господине, о его учителе. Жрец выхватил Лезвие истины и решительно двинулся к кровати, уже занёс глефу для удара, когда вновь нестерпимая судорога пронзила его ладони, грудь, всё тело. Видение было столь ярким и сильным!

Он видел незнакомого мужчину, но что-то родное было в его аристократичных чертах, обрамлённых смоляными тугими кудрями. И этот властный взгляд, тот же разрез глаз! Эта несносная улыбка! Горло Акио стиснула ледяная ладонь ужаса и тоски. Он видел рядом с ним… себя? Нет-нет, быть такого не могло! Беловолосый юноша, отмеченный теневым шрамом, задорно улыбался, хищно щурился, но сколько сходств было между ним и Повелителем жрецов! Прорицатель засипел, зажмурился, силясь прогнать прочь видение. Оно держалось за его разум цепко, не давая совершить ужасную ошибку, ещё более кошмарную чем та, что он уже сделал. Юноша из видения заливисто смеялся над чем-то, а темноволосый мужчина со сдержанной улыбкой целовал его плечи. А следом явилось другое видение. Разрушенный до ветхих руин Чёрный замок, белеющие кости огромного дракона, опрокинувшегося на спину; идущие трещинами башни Белого замка, готовые сверзиться в бездну пропасти, едва только подует слишком сильный порыв ветра; белоснежный дракон горестно взревел, подняв гордую голову к затянутым тучам небесам, взмыл в воздух, вздымая вихри снега и поднявшись до самых облаков, сложил крылья и камнем рухнул вниз. «Нет!» — мысленно закричал жрец, отшатнувшись и закрыв лицо руками. Дыхание его стало совершенно заполошным, диким, и он не мог унять нестерпимую дрожь собственных рук. Артемис попятился от кровати Бьянки, с ужасом прижав к себе глефу. Он едва не разрушил то Равновесие, поддержанием которого должен был заниматься.

Но если… если в будущем есть шанс, значит, надо дать ему пройти так, как он видит?

Вслепую вновь перелистай

Пергамент нам доступных тайн —

Лёд, раскалённый докрасна,

Любовь страшнее, чем война,

Любовь разит верней, чем сталь.

Вернее, потому что сам

Бежишь навстречу всем ветрам,

Пусть будет боль, и вечный бой,

Не атмосферный, не земной,

Но обязательно — с тобой.

========== Эпилог ==========

Лишь только я тебя увидел —

И тайно вдруг возненавидел

Бессмертие и власть мою.

В бескровном сердце луч нежданный

Опять затеплился живей,

И грусть на дне старинной раны

Зашевелилась, словно змей.

Что без тебя мне эта вечность?

Моих владений бесконечность?

Пустые звучные слова,

Обширный храм — без божества!

Я тот, кого никто не любит,

Я тот, чей взор надежду губит,

Я бич рабов моих земных,

Я царь познанья и свободы,

Я враг небес, я зло природы

И, видишь, — я у ног твоих!

Последняя вспышка пронеслась над Чёрным замком, и угас, тая, страшный рокот, что подняли дуэлянты. Только увидев тяжело рухнувшие на землю тела, Господин чернокнижников метнулся к ним, отмахиваясь от пыли и кашляя в поднятый воротник плаща. Не успевшие защититься или подобраться к Господину чернокнижники лежали неподвижно, не дыша, и среди них был и оборотень. Но Люук всё же застонал, силясь подняться на дрожащих, ослабевших руках. Левое его ухо было порвано, правая нога явно — сломана, но Найтгеста то не волновало. Среди тел и напряжённых силуэтов он силился разглядеть Артемиса, и, наконец, сквозь пыль увидел жемчужные волосы. Рванувшись вперёд, Гилберт рухнул рядом с телом на колени. Перед падением Акио пытался сгруппироваться, кожистые его крылья оказались беспощадно изломаны и изорваны жестокими магическими потоками и сильным столкновением. Серая чешуйчатая кожа медленно принимала обыкновенно бледный, почти бескровный вид, но даже она не могла скрыть ожоги, рваные раны от когтей одержимого оборотня.

— Артемис, — голос чернокнижника дрогнул, когда он прикоснулся к едва тёплому плечу любовника, но тот даже и не подумал отреагировать.

Мужчина осторожно перевернул тело и невольно вздрогнул, глядя на рваную рану, пересёкшую шею альбиноса. Гилберт ещё мог различить следы собственных засосов, укусов, но кровь портила картину. Не вызывала в нём жгучей жажды, как то бывало прежде, и чернокнижник мог лишь глядеть в широко распахнутые неподвижные глаза Акио. Грудь не вздымали вздохи, сердце не разгоняло с мерным ритмом кровь. Найтгест не кричал, не метал гром и молнии. Сейчас он был предельно собран, зная, что только спокойствие может помочь ему сейчас, поддержать и дать сил. И хотя в груди закипал гнев напополам с отчаянием, Гилберт не срывался, лишь клыки невыносимо давили друг на друга от желания порвать глотку Люуку. Бережно подхватив безвольное постепенно холодеющее тело, Найтгест двинулся к замку, не слушая, что ему в спину кричит провинившийся оборотень. «Потом», — про себя пообещал чернокнижник, зная, что никакого «потом» не будет. Осторожно и ласково удерживая в своих объятиях Акио, мужчина провалился в ледяной зев портала, и через несколько мгновений уже уложил Артемиса в постель. Он бы отдал многое, чтобы тот, как и в первые дни их знакомства, начал сопротивляться, брыкаться, кривить лицо от пренебрежения и отвращения, однако тело оставалось неподвижным, да и у Гилберта не было намерения измываться над ним. Несколько мгновений он гладил ледяные тонкие пальцы музыканта, коснулся чуть шершавых ладоней, затем с тихим вздохом отпрянул.

Когда связываешь с кем-либо свою жизнь, кажется, будто бы счастье будет длиться вечно, что оно не покинет ваш уютный мир. Воспитанный по принципу «Господин получает всё», Гилберт не заботился о самых элементарных вещах. И даже Акио, ворвавшийся в его жизнь, не сразу приучил его к мысли, что за некоторые вещи надо бороться, они не упадут в руки просто потому, что ты повелеваешь армиями и жизнями. Его вечные отказы выводили Найтгеста из себя, приводили в такое бешенство, какое не снилось и драконам. А теперь тот, кто научил его эмоциям и жизни, лежит неподвижный, ледяной. «Я отказываюсь от жизни без тебя. Я всё исправлю. Обещаю, — про себя произнёс чернокнижник, поднимаясь с кровати. — Вот увидишь, Артемис, я более не пущу ад в твою жизнь». Мужчина опустил взгляд на перстень с аметистом. Он искрился и постепенно нагревался, чувствуя, что хозяин требует невозможного, пытается прибегнуть к противоестественной для себя магии, к той, что не принадлежит ему. Чернокнижник чувствовал, как вскипает энергия, как бьёт по жилам, разрывает изнутри, вырываясь наружу. Тени разлетались в стороны, как перепуганные птицы, мелькали по стенам и потолку, не находя выхода. Мужчина ни на мгновение не отпускал тонкие пальцы возлюбленного из собственных рук. Их мертвенный холод обжигал и подталкивал к отчаянию.

— Где же ты, хвалёный дух? — спокойно и тихо спросил Найтгест у Пустоты, не сводя взгляда с лица Артемиса. — Именно сейчас, когда в тебе так нуждаются?

Ответа не последовало, но чернокнижник его не ждал. Ему нужно было скоротать время. Время. Сердце вампира дрогнуло, он закрыл глаза, склонился и уткнулся лбом в неподвижную грудь любовника. Теперь только время могло помочь ему.