Стервятники - Смит Уилбур. Страница 59

– Похожи скорее на цыган и нищих, чем на английских пиратов.

– Поберегу гульдены. Не стану торговаться, когда их будут продавать в рабство.

– Пиратов не продают, их сжигают.

– Выглядят не очень, но можно будет позабавиться. С восстания рабов развлечься было нечем.

– Смотрите, на них пришел поглядеть Стадиг Ян. Уж он-то сумеет преподать этим корсарам урок-другой.

Хэл повернул голову туда, куда показывал говоривший: во главе толпы стоял высокий бюргер в темном костюме и пуританской шляпе. Он смотрел на Хэла светло-желтыми, лишенными выражения глазами.

– Что думаешь об этих красавцах, Стадиг Ян? Сможешь заставить их весело спеть для нас?

Хэл чувствовал, какой ужас и отвращение вызывает этот человек у окружающих. Никто не приближался к нему, а смотрели на него так, что Хэл догадался: это и есть тот палач, о котором их предупреждали.

– Как по-твоему, почему его зовут Неторопливый Джон? – краем рта спросил он у Аболи.

– Будем надеяться, что мы этого никогда не узнаем, – ответил Аболи, когда они проходили мимо высокой, похожей на труп фигуры.

Мальчишки, темнокожие и белые, бежали вдоль цепочки скованных людей и бросали в них камнями и грязью из открытых сточных канав, по которым отходы из крепости стекали в море. Подбодренные этим примером дворняжки хватали пленных за пятки. Взрослые, по такому случаю надевшие праздничные наряды, смеялись над проделками детей. Женщины подносили к носу мешочки с ароматными травами и смотрели на оборванных пленников как зачарованные.

– О, какие ужасные существа!

– Смотри, какие у них грубые, жестокие лица!

– Я слышала, они кормят своих негров человечиной.

Аболи скорчил рожу и закатил глаза. Татуировки на его лице резко выделялись, а ослепительно белые зубы были зловеще оскалены. Женщины завизжали в приятном ужасе, а девочки попрятали лица в юбки матерей.

За передними рядами, в стороне от бюргеров, стояли мужчины и женщины, которые, как решил Хэл, были домашними рабами. Они не принимали участия в издевательствах над пленными. Цвет их кожи различался – от антрацитно-черного африканского до янтарного и золотого у выходцев с Востока. Большинство были одеты в старую одежду хозяев, хотя несколько красивых женщин щеголяли нарядными платьями; это свидетельствовало о том, что они любимые игрушки хозяев.

Они молча смотрели на бредущих мимо моряков, никто не смеялся. За их бесстрастными лицами Хэл ощущал скорее сочувствие: в конце концов, они ведь тоже пленники. Перед тем как войти в ворота крепости, Хэл заметил в задних рядах толпы девушку. Она поднялась на камни, чтобы лучше видеть, и возвышалась над рядами зрителей. Но это была не единственная причина, по которой Хэл обратил на нее внимание.

Он не думал, что женщина может быть так прекрасна. Девушка-цветок, с густыми блестящими черными волосами и темными глазами, которые казались чересчур большими для ее нежного овального лица. На мгновение их взгляды встретились над толпой, и Хэлу показалось, что она передает ему какое-то сообщение, которое он не может понять. Он знал только, что она сочувствует ему, разделяет его страдания. Но вот они вошли в ворота и оказались во дворе крепости, и Хэл потерял девушку из виду.

Но ее образ сопровождал его все последующие дни. Постепенно он вытеснял воспоминания о Катинке, а ночами иногда возвращался, давая силы выдерживать испытания. Он чувствовал, что если за мрачными каменными стенами есть хоть один человек, такой нежный и прекрасный, и этот человек сочувствует ему, жалеет о его тяжелом положении, то бороться стоит.

Во дворе крепости оружейник снял с них кандалы. Группа моряков под командованием Сэма Боуэлза собирала цепи, чтобы отнести их на «Чайку».

– Мне будет не хватать вас, старые друзья, – улыбнулся Сэм. – Нижняя палуба доброй старой «Чайки» будет пуста без ваших улыбающихся лиц и добродушных шуток.

Уводя группу, у ворот он отсалютовал остающимся морякам.

– Надеюсь, о вас будут заботиться не хуже, чем это делал ваш друг Сэм Боуэлз. Но не волнуйтесь. Когда вы будете давать последнее представление здесь на площади, я приду посмотреть.

Когда Сэм ушел, Хэл оглядел двор. Он увидел, что крепость задумана как мощное укрепление. Отец среди прочего заставлял его изучать наземную фортификацию, поэтому он сразу узнал классический рисунок каменных стен и редутов. Когда строительство будет окончено, потребуется целая армия с осадными орудиями, чтобы взять крепость.

Однако строительство завершено менее чем наполовину, и обращенная к суше сторона крепости – или, как ее называли его новые тюремщики, «кастила», то есть замка, – отсутствовала, был только фундамент, на котором встанут массивные стены. Впрочем, было очевидно, что работа ведется ускоренными темпами. Это ускорение почти несомненно объясняется двумя последними англо-голландскими войнами. И Оливер Кромвель, лорд-протектор Англии, Шотландии и Ирландии, правивший в междуцарствие, и король Карл, сын человека, обезглавленного Кромвелем, могут считать себя причиной развернувшегося здесь лихорадочного строительства. Оба они основательно напомнили голландцам об уязвимости их далеких колоний. На незаконченных стенах копошились сотни рабочих, а во дворе, где сейчас стояли пленники, лежали груды бревен и каменные глыбы, вырубленные в нависшей над поселком горе.

Как опасных пленников, их держали отдельно от остальных заключенных. Их провели по двору, затем они по спиральной лестнице спустились под южную стену крепости. Каменные плиты пола, сводчатые потолки и стены блестели от влаги, которая просачивалась сквозь насыщенную водой почву. Даже в солнечный день при осенней температуре промозглый воздух заставлял дрожать.

У подножия первого лестничного пролета сэра Фрэнсиса отделили от остальных и втолкнули в маленькую камеру, едва вмещающую одного человека. Она находилась в ряду десяти или дюжины таких же камер, куда вели прочные деревянные двери, усаженные металлическими болтами; в каждой двери было закрытое и зарешеченное смотровое окошко. Других обитателей камер они не видели.

– Особая квартира для вас, сэр пират, – сказал дюжий голландский тюремщик, захлопывая за сэром Фрэнсисом дверь и запирая ее на ключ – один из многих висевших у него на поясе. – Вы будете жить в Логове Скелета вместе с другими убийцами, грабителями и мятежниками. Я уверен, здесь вы будете как дома.

Остальных пленников отвели ниже, на следующий этаж темницы. Сержант-тюремщик открыл решетчатую дверь в конце туннеля, и их втолкнули в длинное узкое помещение. Когда решетку опустили и закрыли на засов, места едва хватило, чтобы лечь на влажную солому, покрывавшую каменный пол. В углу стояло отхожее ведро, зато у стены все с удовольствием увидели большой чан с водой. По крайней мере отныне им не угрожал корабельный паек воды.

На верху одной из стен виднелись четыре маленьких окна, и, осмотревшись, Хэл сразу обратил на них внимание. Аболи подставил плечи, и Хэл смог дотянуться до одного узкого отверстия. Как и остальные, оно было забрано прочной решеткой, но Хэл голыми руками проверил решетку на прочность. Прутья глубоко уходили в камень, и об этой возможности бегства следовало забыть.

Держась за решетку, он подтянулся и выглянул в окошко. Его глаза оказались на уровне земли, и отсюда ему была видна часть крепостного двора, ворота и большой подъезд, за которым, очевидно, находились контора Компании и кабинет губернатора. Сбоку через брешь в недостроенной стене видны были утесы Столовой горы, а над ними небо. По безоблачной синеве протянулась стая белых чаек.

Хэл спустился и прошел сквозь толпу, переступая через раненых и больных. Дойдя до входной решетки, он увидел за ней часть лестницы, но камеру отца видно не было.

– Отец! – наудачу позвал он, ожидая брани тюремщиков; но никто его не остановил, и он крикнул снова, громче.

– Я слышу тебя, Хэл, – отозвался отец.

– У тебя есть для нас приказы, отец?

– Думаю, на день-два нас оставят в покое, пока не соберут трибунал. Придется подождать. Скажи, чтобы не отчаивались.