Стервятники - Смит Уилбур. Страница 69

– Как прикажет его превосходительство. Я собирался вызвать еще десять…

– Милостивый боже! – Ван де Вельде пришел в ужас. – В этом нет никакой надобности.

Шредер низко поклонился и сел. Ван де Вельде опустил голову, как бык, готовящийся к нападению, и посмотрел на защитника.

– Хоп! – проворчал он. – Вы видели, как разумно поступил полковник Шредер. Он дал пример экономии времени и сил в суде. А каковы ваши намерения?

– Могу я вызвать в качестве свидетеля сэра Фрэнсиса Кортни? – запинаясь, спросил Хоп.

– Очень советую вам воздержаться, – зловеще сказал Ван де Вельде. – Ни к чему хорошему это не приведет.

– Я хочу доказать, что он не знал об окончании войны и действовал согласно свидетельству английского короля, – упрямо сказал Хоп, и Ван де Вельде покраснел от гнева.

– Черт побери, Хоп! Вы что, не слышали, что я сказал? Я знаю все доводы защиты и приму их во внимание, обдумывая приговор. Незачем все это вываливать на нас снова.

– Я хотел бы, чтобы пленник сам сказал это, только для протокола.

Хоп был близок к слезам и говорил с большим трудом.

– Вы испытываете мое терпение, Хоп. Продолжайте в том же духе – и на следующем корабле отправитесь в Амстердам. Я не допущу, чтобы служащий Компании сеял разногласия и подстрекал к бунту в колонии.

Хоп, услышав подобные слова в свой адрес, в тревоге огляделся и капитулировал.

– Прошу высокий суд извинить меня за задержку. Защита закончила.

– Отлично! Вы хорошо поработали, Хоп. В следующем отчете Семнадцати я это отмечу. – Лицо Ван де Вельде приобрело естественный цвет, и он жизнерадостно улыбнулся. – Мы удаляемся на обед и обдумывание приговора. Заседание возобновится сегодня в четыре часа дня. Отведите пленных в тюрьму.

Чтобы не возиться лишний раз с кандалами, тюремщик Мансеер отправил Хэла, прикованного к отцу, в маленькую камеру наверху, а остальные спустились вниз.

Хэл и сэр Фрэнсис сидели рядом на каменной полке, служившей кроватью. Как только они остались одни, Хэл выпалил:

– Отец, я хочу объяснить насчет Катинки… я хочу сказать, жены губернатора.

Сэр Фрэнсис неловко – мешали цепи – обнял его.

– Каким невероятным это ни покажется, я тоже когда-то был молод. Не нужно больше говорить об этой шлюхе. Она недостойна твоего внимания.

– Никогда в жизни не буду больше любить женщину, – горько сказал Хэл.

– То, что ты чувствовал к этой женщине, мой сын, совсем не любовь. – Сэр Фрэнсис покачал головой. – Любовь – драгоценная валюта. Трать ее только на том рынке, где тебя не обманут.

Из соседней камеры донесся стук по решетке, и Альтуда спросил:

– Как идет суд, капитан Кортни? Дали вам почувствовать вкус правосудия Компании?

Сэр Фрэнсис, повысив голос, ответил:

– Все идет, как ты говорил, Альтуда. Очевидно, ты это уже узнал на себе.

– Губернатор – единственный бог на этих небесах, которые называются Добрая Надежда. Здесь правосудие – это то, что выгодно Голландской Вест-Индской компании или ее слугам. Судья уже признал вас виновными?

– Еще нет. Губернатор Ван де Вельде отправился жрать из своего корыта.

– Молитесь, чтобы он счел строительство стен важнее своей мести. Так вы еще можете выскользнуть из рук Неторопливого Джона. Есть ли что-нибудь, что вы скрываете от них? Может, они хотят, чтобы вы предали товарища? – спросил Альтуда. – Если нет, то вы еще можете избегнуть маленькой комнаты под арсеналом, где выполняет свою работу Неторопливый Джон.

– Мы ничего не скрываем, – сказал сэр Фрэнсис.

– А ты, Хэл?

– Ничего, – подтвердил Хэл.

– Но Ван де Вельде считает, что скрываем, – продолжил сэр Фрэнсис.

– Тогда, мой друг, могу только сказать: да сжалится над вами всемогущий Аллах.

Последние часы перед разлукой прошли для Хэла слишком быстро. Они с отцом провели время за негромким разговором. Сэр Фрэнсис часто начинал кашлять. Глаза его в тусклом свете лихорадочно блестели, и когда Хэл дотронулся до его кожи, она оказалась горячей и влажной. Сэр Фрэнсис говорил о Хай-Уэлде как человек, который знает, что никогда не вернется домой. Он описывал реку и холмы, и Хэл смутно вспомнил их, и лососей, поднимающихся весной вверх по течению, и кабанов, ревущих в период гона. Когда отец говорил о своей жене, Хэл пытался вспомнить лицо матери, но видел только женщину на миниатюре, которую закопал в Слоновьей лагуне, а не реального человека.

– В последние годы я начал забывать ее, – признался сэр Фрэнсис. – Но теперь ее лицо вновь встает передо мной, молодое, свежее и красивое, как всегда. Может, это потому, что мы скоро будем вместе? Она меня ждет?

– Я знаю, она ждет, отец, – старался заверить отца Хэл. – Но мне ты нужен больше, и я знаю, что пройдет еще много лет, прежде чем ты уйдешь к моей матери.

Сэр Фрэнсис печально улыбнулся и посмотрел на крошечное зарешеченное окно высоко в каменной стене.

– Прошлой ночью я забрался вверх и посмотрел через прутья: красная комета по-прежнему в созвездии Девы. Она кажется ближе и свирепей, и ее хвост уже стер мою звезду.

Они услышали топот стражников и звук поворачивающегося ключа. Сэр Фрэнсис повернулся к Хэлу.

– Поцелуй меня в последний раз, сын мой.

Губы отца были сухими и горячими, его кровь сжигала лихорадка. Прикосновение было кратким: дверь распахнулась.

– Не заставляйте губернатора и Неторопливого Джона ждать вас, – весело сказал сержант Манхеер. – Выходите оба.

Атмосфера в зале суда напоминала ту, что воцаряется на арене петушиных боев, перед тем как птиц выпустят друг на друга и полетят перья. Сэр Фрэнсис и Хэл первыми в длинной цепи пленников прошли на свои места, и Хэл, не удержавшись, бросил быстрый взгляд на огражденное пространство в конце зала. Катинка сидела на своем месте в середине первого ряда, прямо за ней – Зельда. Служанка посмотрела на Хэла злобно, но на лице Катинки была легкая довольная улыбка; глаза ее сверкали фиалковым огнем и как будто освещали темный угол зала.

Хэл быстро отвел взгляд: его самого удивила жаркая ненависть, сменившая недавнее обожание. «Как это могло произойти так быстро?» – удивлялся он, сознавая, что, будь у него в руке шпага, он, не колеблясь, вонзил бы ее меж мягких белых грудей.

Опустившись на свое место, он почувствовал необходимость снова посмотреть на зрителей. И похолодел, увидев еще одну пару глаз, бесцветных и внимательных, как у готового к прыжку леопарда, сосредоточенных на лице его отца.

В переднем ряду галереи расположился Неторопливый Джон. В своем пуританском черном костюме и широкополой шляпе, прочно сидевшей на голове, он походил на проповедника.

– Не смотри на него, – негромко велел сэр Фрэнсис, и Хэл понял, что отец тоже остро ощущает взгляд этих необычных блеклых глаз.

Как только зрители уселись и затихли в ожидании, из дверей соседней комнаты показался Ван де Вельде. Садясь в кресло, он широко улыбался, и парик его был надет чуть набок. Он негромко рыгнул, показывая, что хорошо пообедал. Потом посмотрел на пленников с таким благожелательным выражением, что Хэл ощутил прилив надежды.

– Я обдумал свидетельства, представленные суду, – без всякого предисловия начал губернатор, – и хочу с самого начала сказать, что на меня произвело впечатление то, как обе стороны излагали свои доводы. Полковник Шредер был образцом лаконизма…

Он чуть споткнулся на двух последних словах и снова рыгнул. Хэлу показалось, что до него донесся запах тмина и чеснока.

Затем губернатор отечески взглянул на Якобуса Хопа.

– Защитник действовал восхитительно и искусно защищал безнадежное дело, и я отмечу этот факт в документах Компании.

Хоп наклонил голову и покраснел от удовольствия.

– Однако! – Губернатор посмотрел прямо на подсудимых. – Обдумывая доводы сторон, я принял во внимание слова минхеера Хопа о том, что пираты действовали по каперскому патенту, выданному королем Англии, и что когда они напали на галеон Компании «Стандвастигейд», они не знали о прекращении военных действий между воюющими странами. Но неоспоримые свидетельства противной стороны вынудили меня полностью отвергнуть эти заявления защиты. Соответственно я нахожу, что все двадцать четыре обвиняемых повинны в пиратстве в открытом море, грабеже, похищении и убийстве.