Иуда (СИ) - Горелик Елена Валериевна. Страница 16

2

— … Я, Иван Мазепа, Гетман и Кавалер с Войском Его Царского Величества Запорожским, пред Богом и людьми клятву верности Пресветлейшему и Державнейшему Великому Государю, Царю и Великому Князю Петру Алексеевичу, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержцу подтверждаю! Яко и было писано ранее, обязуюсь без прекословия подчиняться Государю православному Петру Алексеевичу и никому более! А кто станет утверждать иное, будто бы иные грамоты мною писаны, тот противу Бога и Царя идёт, лжу свою распространяя! Яко поклялся в Переяславе гетман Богдан Хмельницкий руку Царя и Великого Князя Российского держать, тако же и я клянуся, что не сойду с сего пути! На том обещаюсь и целую святое Евангелие и Святый Животворящий Крест Господень!

Чего у Мазепы не отнять, так это способности громко, красиво и убедительно толкать речи перед публикой. И этим его умением я воспользовался на все сто процентов. Зачитав грамоту, я снял шапку, прилюдно перекрестился и поцеловал поданные главами батуринского священства евангелие в дорогом окладе и тяжёлый серебряный, богато украшенный крест.

Тишина на площади стояла такая, что муха пролети — услышат. Многие диву давались: что это на гетмана нашло, если он затеял ещё раз прилюдно подтверждать свою верность царю. Кто-то наверняка вспомнил поползшие по городу слушки, будто Иван Степаныч к шведам надумал перекинуться. В этом свете моя клятва выглядела уже логичнее: слухи надо было пресечь в зародыше. Но удивил я всех без исключения, даже полковника Келина, который тоже присутствовал при клятве. Ну не было времени с ним поговорить, что поделаешь. Зато теперь есть хороший повод побеседовать с глазу на глаз.

Признаюсь честно, это был чистой воды экспромт. Я про клятву. Полковник не дурак, сообразит, что что-то здесь нечисто, и сам придёт проситься на приём. И тогда… Тогда я выдам ему ещё один экспромт, родившийся буквально только что, пока зачитывал свою грамоту.

Когда придут шведы — а они после моего фокуса точно явятся — Батурин нам с ним не удержать ни порознь, ни вместе. Надо уходить, уносить припасы, сколько сможем, а что не сможем уволочь, спалить нафиг. Я уже шепнул Дацьку, которому прочил должность обозного, чтобы готовил телеги и начинал вывозить провиант. Куда? А попробуйте догадаться. И если бы только Карла теперь стоило опасаться… Нет, Батурин — плохое место для обороны, не удержим.

«Начинаю понимать, что ты задумал, — у меня в сознании раздался мысленный голос „реципиента“. — Ох, Георгий, по какой тоненькой жёрдочке ты идёшь. Гляди, подломится под ногами».

«Кто не рискует, тот не побеждает, — ответил я. — Сделай одолжение, посиди пару часов молча. Разговор с полковником будет очень серьёзным».

Заварил я тут кашу. Несите большую ложку, буду расхлёбывать.

Глава 11

Взгляд со стороны.

…Два войска, стронувшись с места, двигались на юго-восток, параллельно друг другу. Обоим армиям на пятки наступал не враг, а сама природа, ведь осень на дворе. Даже тёплая малороссийская осень способна огорчить многотысячные колонны военных с обозами дождём и раскисшей дорогой, а затем внезапным похолоданием.

Впрочем, королю Карлу Шведскому было проще. Его без преувеличения железные каролинеры умели совершать быстрые марши в любую погоду. А утрата обоза Левенгауптом в какой-то степени даже упростила передвижение. Другое дело, что полуголодные люди и лошади сильно сбавили темп. Приходилось время от времени посылать провиантские команды, чтобы те реквизировали продовольствие у местных крестьян. Местные крестьяне, что неудивительно, этому противились — кто как мог — а это означало неизбежные стычки со шведами и, как следствие, печальные последствия для здешних жителей.

Слухи о том, что пришельцы из далёкой Скандинавии режут православное население, распространялись быстрее пожара. И вскоре провиантские команды стали натыкаться на крестьян, вооружённых уже не вилами, а дубинками и кистенями.

…Среди местных жителей волнами ходили разнообразные слухи. Но самым удручающим стала новость о том, что гетман Мазепа прилюдно поклялся в верности московскому царю, а прочие грамоты объявил подложными. Зная этого прощелыгу, Карл готов был поклясться, что к такому шагу его подтолкнуло наличие русского гарнизона в Батурине. На деле же гетман наверняка играет в какую-то свою игру, надеясь при помощи шведских штыков сделаться вассалом далёкой метрополии — чтобы пореже наезжали проверяющие. Карл дал себе зарок, что как раз в Батурин королевские инспекторы станут теперь наезжать вдвое чаще, чем в Бремен. Таких — себе на уме — вассалов, как малороссийский гетман, нужно держать в ежовых рукавицах, чтобы не возомнили о себе слишком много.

Оставалась самая малость — выбить русский гарнизон из Батурина. При наличии основного корпуса численностью более чем в четыре десятка тысяч воинов это представлялось блестящему молодому королю-полководцу несложной задачей.

1

«…А ты разведай, что говорят, и мне отпиши. Стерегтись я повинен, ибо оставленный князем гарнизон всё же сила. Вот ежели б ты пятьдесят тыщ казаков мне привёл, тогда иными словами можно было бы с ними говорить…»

Это не письмо — цидулка, то есть записочка. Верчусь, как уж на горячей сковородке. Меншикову пишу одно, Орлику другое, Станиславу Лещинскому третье, а разлюбезной Мотре и вовсе жалуюсь на засилье разбойников на дорогах. Мол, батьку твоего найти никак не могут, жалко старого друга Василя… Короче, пока она там слёзы проливает, я всячески стараюсь держать её на расстоянии… У Алексашки хватило ума спрятать Кочубея подальше, чтобы он точно не пересекался с Пилипом. А Пилип искренне уверен, что я его заслал в государеву ставку шпионить. Вот он и шпионит. Мне пишет, наверняка и иезуитам пишет. Надеюсь, Меншиков кормит его качественной дезой, чтобы загрузить геополитических противников работой. Ну, да Бог с ними. У меня нарисовалась огромная проблема: марширующее к Батурину шведское воинство. Карл явно опережает Петра, а по численности обе армии сейчас сопоставимы. Шведов ещё не подкосила зима, которая, если мне не изменяет память, в моей истории была на диво суровой. Настолько, что уложила в могилу немало привычных к холодам скандинавов. Их пока только преобиднейшим образом щёлкнули по носу у Раёвки и при Лесной. А неунывающий Карл и вовсе считает это досадной случайностью. Мол, я ещё всем кузькину мать покажу.

Ну, ну. Пётр идёт по его следам. Я тоже не сижу сложа руки: про казаков Орлику не просто так написал. Буду работать по принципу «Тот, кто нам мешает, нам же и поможет». И то же самое относится к королю Швеции. Он ведёт себя как последняя свинья, грех будет этим не воспользоваться. Собственно, я уже занялся рассылкой писем, где живописал зверства шведской солдатни по отношению к православным. Судя по тому, какие ответы начали поступать из городов Малороссии, меня услышали и поняли правильно. Даже Мазепа, и тот поутих, перестал пилить меня насчёт шведов и клятвы.

Сборы — дело хлопотное. Наплевав на хреновое самочувствие, самолично отдаю распоряжения, что и в каком порядке вывозить. Хорошо хоть небесная канцелярия смилостивилась, не посылает дождей, и по твёрдой дороге в сторону Полтавы выезжает обоз за обозом. Часть обывателей уже разъехалась по пригородам, надеясь пересидеть там явление шведов. Наивные люди. Я их, вообще-то, предупредил, ну да ладно, Бог им судья. Остальные ждут: я уже объявил, что припасы, кои не уместятся в гетманские обозы, смогут забрать все желающие, и на то у них будет немного времени.

Город велю поджигать, когда шведская армия покажется на горизонте. Не раньше. И займутся этим мои самые верные сердюки… Думаете, у меня один Дацько в запасе? Я чуть ли не с первого дня шепнул казаку, чтоб он под себя команду подобрал, из числа моей личной гвардии. Там тоже те ещё кадры, ситуация не лучше, чем у Петра Алексеевича со стрельцами до 1692 года. Но я всё ещё тешу себя надеждой, что удастся обойтись без утра стрелецкой казни, потому как будущий условный Хованский — мой человек.