Русские флибустьеры - Костюченко Евгений Николаевич Краев. Страница 36
- Уходить отсюда надо, - сказал Холден. - Сейчас испанцы пошлют ремонтную бригаду, чтобы починить кабель.
- Вот мы их и подождем, - ответил Орлов. - Только спрячемся чуть подальше. Посмотрим на них. Может быть, кое-что прояснится.
Ливень прекратился, и сразу же выглянуло солнце. Да такое жаркое, что от мокрой одежды пошел пар. С веток еще падали капли, а красный песок на обочине быстро желтел, высыхая.
- Захватим? - шепнул Кирилл Орлову. - Поговорим с ними, все узнаем. Может, и не придется никуда идти. Может, тут и не лагерь вовсе.
Орлов не успел ответить, как вмешался Илья:
- Лагерь или не лагерь, а ты на проволоку посмотри.
- Ну, посмотрел. И что?
- А то! Провод тот же самый. Каким руки вяжут. Так что захватим, это ясное дело. И поговорим, это тоже понятно. - Остерман выставил перед собой ладонь, останавливая любые возражения: - И не спорить. Бесполезно. Только шум поднимете.
- Никто и не спорит, - спокойно произнес Орлов. - Если придет один или двое, скрутим. Если их будет больше - послушаем разговоры, затем пойдем по следу.
- Ладно, - нехотя согласился Илья. - Но ты согласен, что провод - тот самый?
- Телефонный провод сейчас где только не встретишь~
- Все! - сердито прошипел Кирилл. - Затихли!
Капитан Орлов полулежал за кустом, привалившись плечом к сосновому стволу.
Рядом с ним затаился Эрнесто. Илья с Кириллом заняли позицию левее. Если тот, кто нужен, придет слева - он достанется им. Если справа - его примет Орлов. Если тех будет двое - придется действовать по ситуации.
По тому, как держались его товарищи, было видно, что им не привыкать к подобным делам.
Конечно, капитан Орлов доверял им. Должен был доверять. Но когда за деревьями на дороге показался силуэт одинокого всадника, он втайне обрадовался - тот показался справа, и потому достанется Орлову, и, следовательно, можно не волноваться за других. А в себе он был уверен.
Всадник ехал, придерживая шляпу и задрав голову, чтобы рассмотреть провод в ветвях. Затем, кряхтя, спешился. Приехал он не на лошади, а на муле, к седлу которого была приторочена длинная лестница.
Орлов изготовился к броску. Сейчас противник станет отвязывать лестницу. Взгляд его будет прикован к узлам заскорузлой веревки. Идеальный момент.
Он пытался вспомнить, когда ему в последний раз приходилось захватывать пленного для допроса. Кажется, то было еще в Техасе. Тогда капитан Орлов устроил удачную засаду против контрабандистов и прямо там, на скалах, допросил единственного оставшегося в живых, главаря. Тот, на свою беду, сознался еще и в убийстве орловского друга, федерального маршала Паттерсона. И этим признанием сам вынес себе приговор. Естественно, Орлов не доставил его в суд.
«Вот и этого бедолагу придется~»
Он не успел даже мысленно закончить эту фразу, потому что неожиданно противник обернулся в его сторону и забормотал по-русски.
«Лукашевич?» - Орлов подумал, что сходит с ума. Переутомился? Или настойка из пейота продолжала оказывать свое действие? Или он спит наяву?
Но в каком сне он мог бы услышать этот голос? И увидеть это лицо, постаревшее, посмуглевшее, но такое знакомое? Лицо друга, которого он только что собирался захватить, а потом уничтожить~
На войне не обойтись без того, что называют «грязной работой ». Без того, о чем не станешь рассказывать никому. Но это никто за тебя не сделает - расстрелять мародера, или добить раненых, или пытать пленного, а потом убить его и спрятать труп.
Приходится делать много такого, о чем не любят задумываться те, кто остался далеко от войны. А если б задумались, то, возможно, утратили бы воинственный пыл и не рвались бы в «огнь сражений во славу Отечества». И уж конечно, не стремились бы в разведку. Моралистам и романтикам там не место. Притворяться, обманывать, подглядывать, подслушивать, читать чужие письма, с особым тщанием изучать чужие дневники - это еще пустяки. Но что разведчику делать с раненым противником, оставшимся на поле боя? А уж если ты в тылу врага захватил пленного, то даже самый отъявленный гуманист сообразит - его отпускать нельзя.
Разведчики не любят рассказывать о своих делах. Отрапортовал начальству - и рот на замок. Встречая в коридорах Генштаба боевых товарищей, прибывших в Петербург из очередной командировки, капитан Орлов никогда не спрашивал их о деле, да и они в своих вопросах не выходили за четкие рамки светской любезности - семья, погода, сплетни. Впрочем, был и офицер, любивший ошеломить собеседника какой-нибудь байкой, с обязательным присловьем - «~за что купил, за то и продаю. Хочешь верь, хочешь нет, но говорят, на Певческом мосту [9] опять чубы затрещат. Наши за Вахш-рекой захватили двоих британцев~»
Отличался таким пристрастием штабс-капитан Лукашевич. Кроме непомерной разговорчивости, он еще и украшал свою речь выражениями, не принятыми на паркете. То есть матерился, как распоследний унтер обозной команды, однако при этом не повышал голоса, и ругань лилась из его уст с монотонными интонациями официального рапорта. Орлов не видел штабс-капитана лет семнадцать. Годы изрядно потрудились над внешностью Лукашевича, но ничуть не изменили его привычек. И сейчас Орлов мог насладиться теми же яркими метафорами, что звучали когда-то в коридорах Генерального штаба.
- ~в три коня мать! - закончил штабс-капитан, приставляя лестницу к стволу дерева. - Когда же вы, канальи, научитесь оплетку-то снимать! Басурмане копченые, это ж вам не веревка, это ж линия! Завязали узелок и думают, что починили! Ах вы~
Он выдал еще один блистательный пассаж, после чего принялся подниматься по неустойчивой лесенке.
Орлов глянул на своих и жестом приказал: «Стоп! Не выходить! Я сам разберусь!»
Когда Лукашевич закончил соединять провода, Орлов уже стоял подле лестницы.
- Бог в помощь, Василий Васильевич!
- Уф! Туды ж и растуды тебя в печень! Орлов! И ты здесь! - Лукашевич, казалось, вовсе не удивился. Он глядел сверху, и красноносое лицо его выражало крайнюю степень досады. - Тебя-то каким хером сюда пригнало?
- Долгая история. Сначала расскажи, что тут делается.
- Что делается? Сам, что ль, не видишь? Линию починяю, оборванную. Додумались же, по деревьям проложить. Нет бы, по-человечески, столбы вкопать, да с натягом пустить~ Нет, постой, брат, ты мне зубы не заговаривай. Павел, да ты ли это, чертяка? - Он, наконец, спустился на землю и обнял Орлова, крепко обдав перегаром. - С пароходом прибыл? В Гавану или в Сьенфуэгос? Через блокаду англичане провели? Еще кого-нибудь из наших привезли?
- Нет, я один. А много наших здесь?
- Теперь-то немного. Эх, Павел, уж не знаю, к добру ли наша встреча~ Чего ищешь? Или по служебной надобности? Да ты, говорили, в отставку вышел? Эх, вот так встреча! Только знаешь, ты не показывай никому, что мы в знакомстве. Черт их разберет, чего они надумают~
- Кто?
- Да хозяева. Я же у них на службе, и в компании меня знают как инженера по телефонным линиям. Вот и объясняй потом, откуда у меня взялись друзья в Генеральном штабе.
- О штабе забудь, и меня никто здесь не знает, - сказал Орлов, оглядываясь. - Ты один? А где же помощники?
- Плетутся, - Лукашевич махнул рукой.
- А лагерь-то в какой стороне?
- Лагерь? Ты про сентраль? Там. Да погоди, вместе пойдем.
- Позже, Василий Васильевич, позже. Окажи услугу, не говори никому, что видел меня. Ни нашим, ни хозяевам.
Лукашевич важно разгладил седые пышные усы и откинул голову:
- С того бы и начинал. А я, старый дурень, сопли распустил. То-то ты по сторонам косишься. Кто еще с тобой?
- Никого.
Орлов уловил какой-то шум и понял, что приближаются еще несколько всадников.
- Пора мне, брат.
- Погоди. Никого, говоришь? - Лицо Лукашевича снова расплылось в улыбке: - Да хватит вам, граф, секреты разводить. У нас здесь запросто, без церемоний.