Пожиратели призраков - Чэпмен Клэй Маклауд. Страница 8
– Нееет! Еще по одному.
– Уже поздно…
– Один коктейль, – ноет Амара. – Пожааалуйста.
Настоящие друзья познаются в барах. Если с тобой остаются до последнего – это истинный товарищ. Нас с Амарой за все эти годы повыгоняли из всех питейных заведений Ричмонда. Ну как мне ей отказать?
– Один, – наконец поддаюсь я. – Иногда мне кажется, что ты любишь только мою кредитку.
– Бог мне судья, – говорит Амара, изо всех сил пародируя Скарлетт О’Хару, – или не быть мне больше трезвой.
Внезапно у нее отваливается челюсть. Очевидно, у нее свершилось озарение, что никогда не бывает к лучшему.
– Поехали со мной в Нью-Йорк!
– Серьезно?
– Да, а почему нет? Ты ничего не должна Ричмонду. Что тебя тут держит?
«Сайлас», – почти говорю я.
– Посмотрим, как пройдет собеседование в четверг.
– В Нью-Йорке миллион таких вакансий, – настаивает Амара. – Бежим со мной.
Я устраиваю тест-драйв этой идее, чтобы просто проверить, как работает движок. Ну поеду я в Нью-Йорк. Какая у меня там будет жизнь? Новые друзья. Тусовки каждый день. Заваленная квартирка в Бедфорде. Куча соседей. Поиски нормальной работы, любой работы, а в итоге репетиторство богатеньких детишек с верхнего Вест-Сайда. Такой жизни я хочу?
– Нью-Йорк – твоя мечта, а не моя, – говорю я. Пусть Амара забирает себе крыс, вонь прогнившего мусора и жар асфальта.
– А знаешь, что? – делает она зловещий глоток. – Мне кажется, в глубине души ты просто хочешь домашней жизни.
– Эй! Не сдерживайся, стерва, выкладывай все, как думаешь!
– Да ладно. Признай. Ты хочешь замуж, да?
– Иди ты!
– Остепениться. Нарожать детишек. Построить красивый дом…
– Если я не хочу переезжать в Нью-Йорк, это еще не значит, что я домохозяйка в душе.
Я знаю, что Амара просто прикалывается – у нее есть особое умение давить на больное, – но мне все равно обидно. Я не такая. Или, по крайней мере, не хочу быть такой. Я могу сказать ей, что зачастую чувствую себя тонкой палочкой, которую уносит течением. «Я не палочка, – говорю я себе. – Я шхуна. И я поднимаю паруса. Снимаюсь с якоря».
– Уверена, твоя мама охренеть как рада, что ты такая домашняя.
– Ну все, это уже слишком… – разговоры о маме – запретная территория. И Амара об этом знает.
– Ладно-ладно. Посмотри мне в глаза и перед всеми свидетелями… – видимо, под этим Амара подразумевает «Коммунальные отходы», – повторяй за мной: Я, Эрин Хилл, торжественно клянусь…
– Я, Эрин Хилл, торжественно клянусь… – поднимаю я руку.
– Никогда не выходить замуж…
– Никогда… э-э…
– Не выходить замуж.
– Не выходить замуж.
– Я верю, что домашняя жизнь хуже смерти.
– Домашняя жизнь… – Я не могу сдерживаться и громко смеюсь.
– Так и знала! – перекрикивает Амара группу. – Ты правда домохозяйка!
– Вот стерва!
– И ты точно пришлешь мне розовое приглашение на девичник!
– Это обидно!
Три коктейля спустя мы с Амарой ковыляем по улицам Ричмонда с сандалиями в руках, распевая серенады городу и его бродящим душам в лучшей интерпретации Бона Джови.
– Даааааа, мы почти у цели…
Мы обнимаем друг друга, идя плечом к плечу, смеясь и шатаясь посреди дороги, крича настолько громко, насколько позволяют легкие.
– ААА! LIVING ON A PRAYER! [3]
– Да завалитесь нахрен! – орет бестелесный голос из тени.
– Возьми мою руку! – прошу я Амару так мелодраматично, как только могу. – Мы справимся!
Амара изображает даму в беде, пьяно накрывая рукой лицо, пока другая все еще качается сбоку, держа сандалии.
– Клянешься?
– Вообще-то, тут люди спят! – снова кричит голос, и мы срываемся и начинаем неистово ржать. А потом беремся за руки и убегаем вдаль.
Амара провожает меня до дома, а потом вызывает такси. Стены помогают мне не упасть, пока я ковыляю в спальню. Я уже готова свалиться на кровать, когда натыкаюсь на что-то вроде мраморной колонны из тетрадей посреди гостиной.
Сайлас всегда носит с собой тетрадь, сто раз сложенную и свернутую с помощью резинки, которую он надевает на запястье, когда что-то записывает. Иногда он забирает ей свои длинные, темно-рыжие волосы. Это его коронное украшение.
– Какого хера, – заявляю я пустой комнате, ожидая, что мне хоть кто-нибудь ответит. В квартире воняет как в раздевалке.
Я вижу несколько картонных коробок у стены. Открываю одну из них, и до меня доходит плесневелый запах старых книг. Книга сверху настолько старая, что кожаный переплет весь потрескался и пошел пузырями. Сайлас решил перевезти все свое добро? С каких пор моя гостиная стала его складом? Его нигде не видно, поэтому я делаю шаг в центр комнаты – ближе к башне из тетрадей. Здесь минимум тридцать штук, одна на одной, и они грозятся развалиться от малейшего дуновения ветра. Я кладу руку на верхнюю и сразу чувствую, как покачивается вся стопка. Аккуратно поднимаю…
– Не смотреть, – говорит Сайлас за моим плечом.
Я отдергиваю руку, и колонна разваливается, как дженга, черно-белые тетради заваливают весь пол.
– Что за чертовщина? – спрашиваю я, все еще под алкоголем, но силясь взять контроль над ситуацией.
– Мне пришлось вывезти все вещи из своей квартиры.
– …И почему они здесь?
– А ты против?
– Слегка, – Сайлас не отвечает, поэтому я продолжаю. – Мог бы как минимум спросить.
Из-за плеча Сайласа вылезает Тобиас с очередной коробкой в руках, чтобы поставить в мою гостиную – с новой порцией старых книг, судя по запаху.
– Можно поставить?
– Это временно, – говорит мне Сайлас, не обращая внимания на Тобиаса.
– Два дня? Две недели? Временно – это сколько?
– Ничто не вечно.
– И что это значит?
– Я буду жить вечно.
Он говорит так серьезно, мне требуется мгновение, чтобы убедиться, что я правильно расслышала.
– Только не в моей квартире. Хочешь тут жить? Плати аренду.
– Мне правда тяжело, – жалуется Тобиас, но никто его не слушает.
– Нам надо поговорить, – обращаюсь я к Сайласу. – Тебе и мне. Завтра. В восемь?
– У меня планы, – отшивает меня он.
– Девять? Десять? Или мне сменить замки?
– Ладно. Десять.
– Пообещай, что придешь.
– Обещаю, – пожимает плечами Сайлас.
– Я серьезно.
– Ладно-ладно. Господи, Эрин, клянусь жизнью. Довольна?
Я не совсем поняла, как это случилось, но сразу после этого уткнулась лицом в подушку. Я слышу тихий шепот переговоров Сайласа и Тобиаса в гостиной. Не знаю, что они говорят. И мне плевать. Я всего лишь хочу избавиться от его барахла. Желательно, к утру. Пуф. И нет.
Я переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок. Молю о сне, но он так меня и не настигает, поэтому я начинаю перечислять планы на неделю: Интервенция в среду. Собеседование в четверг. Новая жизнь в пятницу. Бранч с Амарой в субботу…
Я проверяю часы и понимаю, что прошло всего лишь три минуты. На тумбочке лежит маркер. Я беру его, немного верчу в руках и поворачиваюсь к стене. Вытаскиваю зубами колпачок и пишу прямо у кровати:
ЗДЕСЬ ЭРИН
«Я здесь», – думаю я. Из-за того, что маркер перманентный, в этом есть что-то… ну, перманентное. Пусть хозяин бесится. Я все перекрашу перед выездом, когда бы это ни было, но сейчас мне спокойно от мысли, что часть меня навсегда останется здесь, хоть и похороненная под слоями другого цвета.
Интервенция
Сегодня – тот самый день. Наша Великая Интервенция. Я целый день писала свое заявление о воздействии, а потом переписывала так, чтобы оно не казалось нападкой. Я изучила несколько программ лечения, выбрав только хорошие клиники, которые Сайлас не отметет сразу же. Амара с трудом завербовала Тобиаса, который сначала сопротивлялся, но сдался под тяжестью эмоционального шантажа Амары. Да бога ради, мы втроем даже репетировали, как будто школьный мюзикл ставили. «Веселое осуждение». А теперь настало время играть… ну, наверное. Нам все еще не хватает главного героя. Это все напоминает затянувшуюся вечеринку-сюрприз. Я ставлю миску с чипсами и сразу же об этом жалею. Кто, черт возьми, подает закуски на интервенциях?