Метод супружества (ЛП) - Малком Энн. Страница 23

— Мы не попадем в беду, — кричит она в ответ.

Я качаю головой, когда дверь хлопает, и остаюсь наедине с тишиной и пивом.

И, черт возьми, отсчитываю чертовы секунды до ее возвращения домой.

Фиона

Мы попали в беду.

Но это конец ночи.

Начало и середина прошли довольно хорошо. Я и не осознавала, как сильно мне нужен был девичник. И не подозревала, какая чертовски классная Каллиопа. Она сила природы. Есть что-то такое в том, как она держит себя, как по-хозяйски входит в помещения, будто она абсолютна уверенна в собственном теле.

Я думала, что чертовски уверена в своем теле и во всем остальном, но рядом с ней все по-другому.

В ней какая-то аура. И кое-что еще. Своего рода хаос. Как воздух перед разрушительной бурей.

За напитками и жареной картошкой с сыром мы говорили о многом, но ни о чем важном. Только когда еда закончилась, и я допивала второй напиток, мне стало любопытно.

— Не хочешь рассказать, что заставило тебя сбежать? — спрашиваю, наклоняя голову, чтобы посмотреть на нее.

Каллиопа, насколько я понимаю, какая-то шишка в Нью-Йорке и зарабатывает уйму денег.

Или, по крайней мере, была, пока не приехала в Юпитер, в старый дом Роуэна, и умолчала, что именно она здесь делает.

Никто, даже большой храбрый Роуэн, не настолько настойчив, чтобы узнать.

— Почему ты думаешь, что я убежала? — отвечает она поверх своего бокала, рассматривая меня проницательным взглядом.

Смотрю на нее, на одежду, украшения, сумочку, все выглядит небрежно, как будто она в спортивном костюме, но все чертовски дорогое. На самом деле я не из тех, кто обращает внимание на бренды или что-то в этом роде, но даже я могу сказать, что это модное дерьмо. Юпитер маленький. Необычный. Тихий. Даже идиллический. Но здесь нет модных бутиков, шикарных баров или эксклюзивных ресторанов.

В данный момент мы пьем в единственном баре, который открыт после десяти. В том самом, где технически Кип предложил выйти за него замуж.

— Ты далеко от Нью-Йорка, — замечаю.

Каллиопа вертит в руках оливку. Эта сучка пьет мартини. Не думала, что кто-то пьет это за пределами кино. Я заказала один раз, когда впервые приехала в эту страну, взволнованная шумихой вокруг этого напитка, но на вкус он напоминал ракетное топливо. Чистая водка с обмакнутой в нее оливкой.

— Я скажу, от чего убегаю, если ты скажешь мне, — парирует она.

Моя рука со стаканом застывает на пути ко рту.

— Откуда ты знаешь, что я убегаю?

Она наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня.

— Ты чертовски далеко от Австралии.

Я смеюсь.

— Туше.

Люди спрашивали, почему я в Америке, а не в Австралии, и у меня всегда был дерзкий ответ, какая-нибудь незаконченная история, но правда — никогда. Я не поделилась этим со своей лучшей подругой. Похоронила это так глубоко и убедила себя, что это даже не реально.

Хоть с Каллиопой мне комфортно, и я могу рассказать ей все на свете без осуждения или страха о том, что она раскроет тайну, я не собираюсь это делать. Не только потому, что не доверяю себе ворошить прошлое в баре с липкими полами и грязными ванными комнатами. Но и потому, что если расскажу правду, то только моей лучшей подруге и сестре, с которой мы много лет вместе.

Может быть, даже ей не расскажу.

Может быть, буду держать весь гной глубоко внутри, но только я буду чувствовать запах разложения.

— Это мужчина, — говорит Каллиопа, когда я молчу. — Это всегда мужчина. Они заставляют женщину остаться или бежать, — она смотрит на меня понимающим взглядом. — И мы из тех женщин, которые убегают, если мужчина слишком плох или, что еще хуже, слишком хорош.

— От которого ты убегаешь? — спрашиваю, чтобы скрыть свой шок от того, насколько проницательная эта сучка. — От плохого или хорошего?

Она отхлебывает мартини.

— От всего и сразу.

Примерно тогда и начинаются неприятности.

***

Кип пришел выручить нас.

Я действительно хотела воспользоваться своим единственным телефонным звонком, чтобы набрать Нору. Но у нее только что родился ребенок, и ей не нужно в полночь вытаскивать свою лучшую подругу и невестку из тюрьмы.

Тина бы пришла.

Тиффани тоже.

Черт, даже Фрэнк бы пришел.

Но все эти люди спросили бы, почему я не позвонила своему мужу, чтобы он приехал за мной.

Я должна была позвонить ему. И мне пришлось столкнуться с «я же тебе говорил», этот ублюдок не настолько благороден, чтобы молчать.

— Я же говорил, что тебе нужно будет позвонить мне, — радостно говорит Кип, когда мы выходим из полицейского участка.

Никаких обвинений предъявлено не было.

Нас арестовал полицейский, которого я не знаю. И это, вероятно, означает, что он новенький в городе. Возможно, в пекарне и не подают пончики регулярно, но у нас лучшие выпечка и кофе на много миль вокруг. Каждый полицейский в городе является завсегдатаем.

Я так ему и сказала.

Ему это не понравилось.

И он не находил мой акцент очаровательным. Он не поверил, что Каллиопа может его выруубить. Поэтому арестовал нас.

Если хотите знать мое мнение, он получал от этого слишком сильное удовлетворение. И он даже не арестовал людей, которые изначально затеяли спор. Это показывает, что он отъявленный женоненавистник и принадлежит к вымирающей породе мужчин, которые в конце концов вымрут, потому что ни одна женщина не захочет с ним трахаться.

Это я ему тоже сказала.

Что, конечно, не помогло.

К счастью, шериф знает, кто мы такие, и сразу — ну, недостаточно сразу, поскольку я успела позвонить Кипу, — выпустил нас, и офицер, производивший арест, выглядел так, словно ему сделали выговор.

Это мне понравилось.

Пока шериф не извинился перед Кипом, когда тот приехал за нами.

— Эм, алло? — я машу рукой. — Не его посадили за решетку. Нас. И то, что ты извиняешься перед ним за то, что запер его жену, прокатило бы в пятидесятых годах, до того, как у женщин появилось право голоса, но мы живем в современном мире, и мы полноценные люди, у которых есть права и рты, чтобы послать тебя к черту.

Шериф переводит взгляд с Кипа на меня, его глаза широко раскрыты, и черт возьми, он выглядит так, будто с трудом сдерживает улыбку.

И потому, что я все еще немного пьяна, моя кровь кипит, я сильно оскорблена, мне хочется дать ему пощечину или пинка под зад.

Обычно я не жажду расправы так сильно.

И мне правда нравится шериф.

Или уже нет.

— Господи Иисусе, Фиона, — говорит Кип, хватая сзади за шею, чтобы притянуть к себе. Как будто он знает, что я могу сделать что-то глупое. — Этот мужчина прекрасно знает, что у тебя есть рот. На самом деле, весь город знает, что он у тебя есть.

Я устремляю на него свирепый взгляд снизу вверх.

— И ты ожидаешь, что я заткнусь, потому что теперь у меня есть муж, который будет говорить за меня?

Кип ухмыляется.

— Черт возьми, нет, — говорит он. — Жизнь не была бы такой захватывающей, если бы ты держала рот на замке.

Я хмуро смотрю на него, готовая выпалить еще одну реплику, но Кип продолжает.

— Спасибо, — говорит он шерифу.

— Не благодари его, — огрызаюсь я.

— Благодаря ему тебя не задержали и не выдвинули обвинения, — напоминает Кип.

— По факту обязан, — я поворачиваюсь к шерифу. — Я надеюсь, ты займешься этим?

Он сурово кивает, но у меня складывается впечатление, что этот ублюдок очень старается не улыбнуться.

— Я позабочусь об всем, — обещает он.

Оцениваю его искренность.

— Что ж, помни, я отвечаю за кофеин и сахар. Будет обидно, если тебе в кофе положат соль вместо сиропа и отдадут горелую выпечку, — с угрозой говорю я.

Это пустая угроза. У Норы никогда ничего не пригорает, и я не стану подсыпать соль в его кофе, когда буду трезвой. Но мой голос звучит искренне.

— Я бы и не ожидал ничего другого, — говорит шериф, кивает один раз и возвращается в участок.