Повелитель Ижоры - Егоров Александр Альбертович. Страница 25

До поздней ночи они проговорили с отцом в его башне. Это был странный разговор, странный и тягостный. Конунг Ингвар угощал его кофе и смотрел ласково, но Фила не оставляла мысль, что он говорит с совершенно чужим человеком. И оба они это понимают, и от этого еще тяжелее.

«Наверно, так и должно быть, – думал Фил. – Никто никому ничего не должен».

Впрочем, Ингвар (ему хотелось называть отца так) подробно расспрашивал обо всем: здорова ли мама, хорошо ли им живется на новой квартире – в той самой убогой конуре на окраине, в которую они едва успели переехать. Хвастаться тут было нечем; Фил признался, что материной зарплаты хватало ровно настолько, чтобы его, Фила, в школе не обзывали нищим, и что не от сладкой жизни он пошел работать курьером в это гребаное рекламное агентство. Где, кстати, и познакомился с господином Святополк-Мирским.

Вспомнив об этом, Фил вдруг задумался.

Случайностей было слишком много. Некоторые вовсе не вписывались в привычную картину мира (бог знает с чего у Фила в голове возникли эти слова). Совпадения отдавали мистикой. Чего стоит хотя бы шоколадка с Аленушкой, да и сама эта Аленушка, по-хулигански стриженная и в бейсболке? И если уж говорить о хулиганах… расследование не удалось довести до конца, потому что к Ингвару с докладом явился сотник Корби. Доложив, что гости размещены на ночлег и дозоры расставлены, он с достоинством удалился. Но мысль не вернулась: еще с минуту Фил с неудовольствием представлял, как этот самый Корби, а может, и еще какой-нибудь красавец-дружинник ведет Ленку до самых дверей спальни.

Тогда, заметив это, Ингвар только рассмеялся ему в лицо.

Фил скрипнул зубами. Поднялся с постели, распахнул пластиковую раму окна и уселся на подоконник, обхватив руками коленки.

Молочный сумрак ночи успокоил его. Стрекотали невидимые сверчки, где-то на валу переговаривались дозорные – казалось, совсем рядом, – а в окне напротив горела свечка.

Ленка не откликнулась, когда он постучался в ее дверь. Два часа назад. А что бы он сделал, если бы она открыла?

Он глубоко вздохнул. Пожалел, что не взял с собой сигареты: герои фильмов в таких ситуациях задумчиво закуривали. А потом что-нибудь происходило.

Кто-то легонько и бесшумно повернул дверную ручку.

– Ник? Ты, что ли? – окликнул Фил.

Замок щелкнул. У ночного гостя был свой ключ.

– Потуши свечку. Дозор с улицы увидит, – шепнула Диана, запирая за собой дверь.

Филипп соскочил с подоконника как был, в одних белых штанах-бриджах. Он не верил глазам: Динка надела для него то самое изумительное японское платье, в каком он когда-то видел ее в «4Dimension», и даже ее аромат остался прежним – горячим, цветочным, слишком ярким для этой северной глуши, да еще за тысячу лет до наших дней.

– Мне вдруг захотелось… тебя увидеть, мой ярл, – медленно проговорила Диана.

«А как же…» – подумал Фил.

Но Ленка никогда не называла его «мой ярл». И никогда не стояла так близко к нему. «Ярл – владетель своей земли», – вспомнилась старая книжка.

Тот, кто всем владеет.

– Почему ты не погасишь свечку? – спросила она, облизывая губы.

– Не хочу, – сказал он. И вдруг понял, что между ними нет ничего, кроме тонкого шелка кимоно, который вполне можно сорвать, сжать в кулаке и забросить в угол. И не только можно, но и нужно, и даже очень требуется прямо сейчас.

Так он и сделал.

«Интересно, здесь это считается? – пронеслось напоследок в его голове. – Или надо обязательно в реале?»

Никогда со мной не случалось ничего подобного. Глупо я сказал: это понятно, что не случалось. Даже и близко не бывало. Все, чем я мог похвастать до сих пор, это пара поцелуев в коридоре на чьих-то днях рождения, поцелуев, переходящих во что-то большее, но так и не перешедших. А про темный зал я, кажется, уже говорил.

У визионеров,– уверял меня кто-то, Славик, что ли? – вообще все происходит заторможенно, не как у нормальных людей, а все потому, что графика нарисована лучше реала, и в реале у некоторых вообще ничего не получается.

Врал он, гад. Если только вчера был реал, а за это я ручаюсь, то все получилось как нельзя лучше. Я за себя говорю, конечно. Хотя я уверен, что Динке тоже понравилось.

Да, конечно, она была куда опытнее меня, то есть – неизвестно, во сколько раз опытнее, потому что на ноль делить нельзя. Только я довольно быстро понял, что учиться тут особо и нечему, а надо только уметь пользоваться тем, что в тебе и так есть. И когда она поняла, что я это понял, вот тут-то и началась настоящая… новая история.

Какая там графическая модель!

Вот занятно: все, к чему я готовился столько лет, совершенно не пригодилось, и приготовленные слова оказались ненужными, да и вообще все слова забылись на первой же минуте, будто кто-то отключил звук на спикере, да и картинку тоже. Остались только прикосновения. Это было неожиданно. Никто и никогда не хотел получить так много от моих рук, плеч, груди, от всего остального: я-то по глупости считал, что ей нужно только… оказалось, это не совсем так. Поначалу меня всего трясло, как от холода, и даже удивительно, как она этого не заметила. Но потом стало жарко. Теперь и я точно знал, что мне надо (говорю, я как-то быстро всему научился),– и когда все кончилось в первый раз, я отчего-то одновременно с этим подумал: наконец-то я знаю все, и теперь точно знаю, что счастье в этой жизни вообще недостижимо – ни кровью, ни потом, ни слезами… И хорошо еще, что, поняв это впервые, я никогда не перестану искать продолжения.

Филиппа разбудил гудок. Окно было приоткрыто, поэтому ворчание автомобильных моторов казалось частью сна: а во сне он управлял мощным черным джипом-«конкистадором» (хорошо, что Фил не читал ни Фрейда, ни Юнга).

Автомобильным гудкам посреди древней Ижоры Фил нисколько не удивился. Еще вчера он заметил, что посреди главной деревенской улицы как-то очень явно выделяется проезженная колея, и даже со следами протекторов.

Ничего удивительного. Такая вот тысячелетняя реальность. Если бы ее создавал он сам, он бы тоже перетащил туда с десяток любимых машин – для себя и друзей. Да, себе бы он взял огромный джип – боевую машину из его сна. Как раз для него теперешнего.

Дым от дизельных моторов понемногу заползал в комнату. Фил откинул штору и посмотрел в окно.

На залитой солнцем улице он увидел уже одетого и почему-то печального Ника. Он прохаживался возле большого черного «лендровера» с открытым верхом – это был классический внедорожник, «дефендер», как в телерепортаже про африканское сафари. За рулем восседал незнакомый парень, а сзади – Ленка. Стриженая, в костюмчике в стиле «милитари» и в неизменной бейсболке, она не глядела на Филиппа.

А он все стоял у окна, не решаясь ее окликнуть.

Второй джип ждал поодаль. Рядом с водителем сидел суровый гвардеец Корби. Увидев Фила, он приветственно взмахнул рукой.

Ничего не оставалось, как собираться на выход.

Умывшись, он принялся искать свою одежду. Тут его ждали новые неожиданности: кроме его старых джинсов на стуле висели совершенно новые, из грубой пятнистой ткани, напоминавшей камуфляжные штаны десантника, кроме них – тонкая полотняная рубашка и жилетка из мягкой, отлично выделанной кожи, которая чертовски приятно пахла. Все это оказалось сшитым точно по мерке.

Оружия, впрочем, ему не подарили.

Застегнув ремень, Филипп глянул в зеркало и остался доволен.

Он вышел из дома. Пожал руку Нику. Тот вздохнул и отвел взгляд.

– Ты чего такой? – тихонько спросил Фил.

– А ты чего?

Филу не терпелось рассказать. Но тут он оглянулся и потерял дар речи: из-за угла не спеша вышел его отец, великий конунг Ингвар, рослый, седой, величественный, и рядом с ним – его принцесса Диана, свежая, как цветок. Они продолжали начатую раньше беседу, и тема, по всей видимости, была приятной, потому что Диана лучезарно улыбалась, а Ингвар – горделивый, осанистый – что-то негромко говорил и очень ласково приобнимал Диану за талию.