Повелитель Ижоры - Егоров Александр Альбертович. Страница 39

Я так вжал ногу в тормоз, что тяжеленный джип затрясло, как байдарку на порогах. Мотор заглох.

– Ты чего? – испуганно спросил Ник.

– Не знаю, – сказал я.

Я оглянулся. Ленка стояла возле дома – видно было, что она тоже только что встала с постели. Однако она успела умыться. Ее стриженые волосы были мокрыми. Я вдруг вспомнил, что уже давно ее не видел. Целый день. Кажется, в последний раз вчера за завтраком. А она тогда и вовсе на меня не смотрела.

Нащупав ручку, я вышел из машины. Ник остался сидеть.

– Лен, – позвал я.

Усмехнувшись, она взглянула на меня.

– Садись, а? – сказал я. – Мы тут решили проехаться. Видишь, какой джип.

– Заработал? – спросила она. – Быстро ты.

– Что в этом такого?

Ленка подошла поближе. Я распахнул перед ней заднюю дверцу. В подголовнике переднего сиденья был встроен дисплей для видео, который, понятное дело, ничего не показывал. Ник опустил стекло и сказал сестре: «С добрым утром». Она погладила его по макушке. Я неловко попытался подсадить ее, она даже не оглянулась, сама скользнула внутрь и потянула дверцу на себя.

– Ленка, подожди, – проговорил я, но дверь уже была закрыта.

Медленно я обошел машину и снова сел за руль. Поглядел в зеркало. Встретившись со мной взглядом, Ленка отвернулась.

Джип полз по знакомой лесной дороге. Мало-помалу я приноровился к его движению, к ухабистой дороге и к сосновым корням, то и дело лезущим под колеса. Вот только восторг куда-то пропал, и я не понимал, почему. «А может, и правда, все это не считается? – думал я. – Все это – фантомы, и все, что происходит, когда-нибудь придется переигрывать заново?»

– Ты что, нарочно сюда заехал? – спросила вдруг Ленка.

Похоже, мы свернули в сторону от главной дороги, и я даже сам не заметил, когда именно. Прямо перед нами был обрыв, справа и слева – заросли колючих кустов, а там, вдали, за речкой, виднелось святилище Хорса с его жутковатыми истуканами: это было то самое место, на котором мы оказались в самый первый день (да когда же это было?).

Дорога здесь кончалась. Я остановил машину, и мы вышли.

Сосны шумели над головой, в небе плыли точно такие же, как когда-то, белоснежные облака, и снова где-то далеко выстукивал свое послание дятел. Только радости больше не было, и воздух больше не опьянял.

– Сколько же дней прошло? – спросил Ник.

– Не помню, – отозвался я. – Здесь все иначе.

Я с удивлением понял, что так оно и есть. Здесь все меняется слишком быстро. Чтобы стать взрослым, мне понадобилось всего несколько дней.

– Ники, – сказала вдруг Ленка. – Ты не мог бы…

Ник кинул на нее удивленный взгляд из-под своей длинной челки (он был не ниже сестры, но было сразу видно, что он – младший: я даже не смог бы объяснить, почему). Он вздохнул, повернулся и пошел к обрыву, туда, откуда доносился плеск ручья.

Дождавшись, когда он скроется из виду, Ленка обернулась ко мне:

– Фил, послушай меня, пожалуйста, только не перебивай.

Я кивнул.

– Ники тебе рассказал, наверное, всякие глупости про меня? Про то, как я ревную и все прочее? И ты подумал, что это всерьез? Скажи сразу.

– Я обещал не перебивать, – проговорил я.

– Ты издеваешься. Ответь: он об этом рассказывал или нет?

– Рассказывал.

– Я его об этом не просила. Это он сам… дурак. Так вот что я хочу тебе сказать: ничего подобного не было. Я и не собиралась плакать. Фил, не думай, что это из-за тебя.

Ее слова были не слишком последовательны.

– Думаю, что это из-за меня, – сказал я.

Я смотрел на нее, а вспоминал ту самую первую ночь, с Динкой. Да, я их сравнивал. Почему бы и нет. Ленкина грудь была скрыта под алой футболкой с воротничком у самого подбородка. Но я знал, что именно я смогу увидеть, если этой футболки на ней не будет. Да я вообще все знал. Я видел, что дышит она часто-часто, и мне хотелось прижать ее к себе и дышать вместе с ней. А еще мне хотелось потрогать ее шею, то место, где уже начинается ее ушко с золотым колечком-сережкой и которое выглядит сейчас таким нежным и беззащитным.

Я протянул руку и дотронулся. Внезапно на ее глазах выступили слезы.

– Я не… я не хочу любить тебя, Фил. Не смотри на меня так. Этого не будет.

– Будет, – пробормотал я.

И сделал вот что: обнял ее одной рукой за талию, а другой – за плечи, притянул к себе и прижался губами к ее губам. Бои на мечах с Корби не прошли даром. Мои руки стали сильнее, куда сильнее. Она не могла вырваться, и даже крикнуть не могла, а может, это было слишком для нее – кричать и звать на помощь глупого младшего брата. Вместо этого она просто закрыла глаза. Настал момент, когда я понял, что она слабеет и сдается, потому что моя рука как-то автономно и независимо от меня лезла расстегивать ее ремень, а она не останавливала ее или не хотела останавливать, и я заметил, что мы уже лежим на земле, я на ней. И вот ремень был расстегнут, и мне требовалось чуть отстраниться, чтобы стянуть с нее джинсы, понятно ведь, что это не сделать, когда прижимаешься так тесно, – и я, встав на колени, уже решал, что сделать раньше: стягивать ее джинсы или свои камуфляжные брюки (хотя про всякий камуфляж можно было забыть) – как вдруг получил такой удар ногой, что даже подскочил. А потом согнулся и взвыл от боли.

Такого я тоже еще не испытывал. Никогда. Хорошо еще, что успел стиснуть зубы.

– Почему? – прошептала она сквозь слезы. – Ну почему?

Я перекатился на живот. Стало холоднее и вроде бы не так больно.

– Что ж ты делаешь, – наконец смог выговорить я. – Ты с-с… с ума сошла…

Она отвернулась.

Так прошло еще несколько ужасных минут. Потом боль стихла, и стало просто тоскливо. Я поднялся на ноги и поправил ремень. Я слышал, как она всхлипывает. Почти так же всхлипывала Диана после одного из наших ночных поединков, когда я намотал на руку ее длинные волосы и держал, пока не… одним словом, пока не отпустил. Ей было больно, но ей хотелось еще.

Холодная ярость поднималась во мне. Я медленно произнес:

– Ленка, ты поступила неверно. Но кое в чем ты права, Ленка. Меня не надо любить.

Еще шаг – и я держал ее за руки, не давая обернуться.

– Знаешь, как меня все называют здесь? – спросил я. – «Мой ярл», – говорят они. Тебе понятно?

Она согнулась, пробуя высвободиться. Но это было больно. Я еще раз притянул ее к себе, и это движение было очень красноречивым, если принять во внимание некоторое возникшее вновь обстоятельство. Ленка молчала, понимая все, что я хотел ей сказать.

– Я возьму тебя. Когда захочу.

Неправда, неправда: я не произносил этого. Я отпустил ее запястья, и она развернулась… и взглянула на меня с ненавистью.

– Прощай, Flea, – сказала она.

– Нет, Lynn, – отвечал я надменно. – Мы не прощаемся. Это моя игра.

И опять неправда. Я не был надменным. Я напряженно ждал: что же она ответит?

– Ты глупый, Flea, – тихо сказала она. – Тебя обманули, а ты и повелся.

«Что? – изумился я. – Что-о?»

Она протянула руку и вынула из кармана моей куртки ключ – двумя пальцами, как лягушку за лапку. И пошла к машине, не оглядываясь.

Врубив задний ход, на прощание она нажала на сигнал: «филлип», послышалось мне.

Взволнованный Ник вылез на берег. Его челка опять была мокрой: видно, он по обыкновению пил воду из ручья.

– Смотри, Ники, – сказал я ему. – Не пей. Козленочком станешь.

Он огляделся по сторонам:

– А что случилось?

– Ничего особенного. Мы просто поспорили с твоей сестренкой, кто из нас пойдет до дому пешком. Она выиграла.

Ник недоверчиво оглядел примятую траву.

– Правда?

– Я что, тебе врать буду?

– Слушай, Фил, – сказал он.

– Да, младший ярл.

– Я тут подумал… ты бы поговорил с отцом… можно мне тоже джип? Пусть поменьше. Вроде «рэнглера».

Я рассмеялся:

– Да нет проблем, Ники. Какая же свобода без джипа.

И мы побрели по тропинке к дороге.

* * *