Тщательно отшлепанная (ЛП) - Коул Тилли. Страница 47

— Гарри?

— Я пытался рассказать тебе, клянусь, что пытался. Когда мы начали… — он сделал паузу, и я увидела, что он слегка улыбнулся, — встречаться. Когда я осмелился надеяться, что у нас что-то получится. Но я так и не нашел слов. И чем больше времени проходило, тем глубже мы влюблялись, я влюблялся, и уже не мог вынести мысли о том, что ты меня возненавидишь.

— Гарри! О чем, черт возьми, ты говоришь?

― Я пытался сделать так, чтобы ты догадалась. — Он обошел стол. — «Ви», — сказал он, назвав имя своей матери, с идеальным французским произношением.

— Имя твоей мамы? В честь кого названа благотворительная организация?

— Фейт, ее звали Элейн.

— Тогда…?

— «Ля ви» по-французски означает жизнь. — Я открыла рот, чтобы задать еще несколько вопросов. И потерялась в клубящемся тумане вопросов в моей голове. — Книга, — продолжил он, подходя ко мне еще ближе. Пока он не оказался совсем рядом, в паре сантиметров от меня, с затравленным выражением лица и хриплым голосом. — Я молился, чтобы ты узнала, но в то же время хотел, чтобы ты этого не делала. — Я вдыхала его запах, пытаясь успокоиться. Но на этот раз ничего не вышло. — Я сказал тебе, что попал в ловушку. Говорил, что нахожусь в тюрьме… — один за другим волоски на моей шее начали вставать дыбом. Мысль, настолько безумная, что не могла быть правдой, ворвалась в мою голову с силой цунами.

Мне нужно было подумать. Мне нужно было, бл*дь, подумать! Я отодвинулась от Гарри и направилась к картинным рамам, висевшим на его стене. Мой пульс бился так быстро, что кружилась голова. Он не хотел, чтобы моя статья была опубликована, моя статья о «НОКС», но в основном о Maître. В первый вечер в «НОКС» меня попросили встретиться с Maître. Я решила, что это из-за того, что я явно струсила в главном зале и из-за моего несчастного случая с секс-качелями.

Я сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло. Потом был «Любовник леди Чаттерлей» в библиотеке Гарри. И Фейт? Я должен тебе кое-что рассказать. Кое-что о том, кто я такой. Слова Гарри, сказанные им в субботу вечером, крутились у меня в голове. Я подняла глаза, не в силах обработать доказательства, которые снова и снова били меня по лицу, когда в поле зрения попала фотография, к которой он прислонился. Я замерла, почувствовав, как леденеют мои вены. Мать Гарри. Я прочитала надпись на рамке фотографии. Элейн Огюст-Синклер и ее сын Гарри. Сен-Тропе, Франция.

Огюст.

Я закрыла глаза.

— Гарри?

— Да? — тихо сказал он.

— Откуда родом твоя мать? — когда он затянул с ответом, я спросила. — Это Франция? Твоя мать из Франции?

— Oui (фр. — да). — Его шелковистый французский акцент проплыл надо мной, как тончайший шарф «Гермес». Этот голос… этот голос, который был им… Я вспомнила все ночи, проведенные с Maître. С суровым мастером, который со временем постепенно смягчился. Человек, который доставлял мне такое удовольствие, что я воистину была рабыней его желаний.

Я повернула голову и наконец открыла глаза. Они столкнулись с глазами Гарри.

— Maître. Ты — Maître Огюст. — Это был не вопрос. Я знала ответ и без его подтверждения. Гарри кивнул, и я почувствовала, как на глаза навернулись слезы. — Ты лгал мне, — сказала я, и мой голос сорвался от обиды. — Все это время ты лгал мне.

— Фейт, пожалуйста. Просто послушай меня…

— И что? — я рассмеялась. Лучше так, чем поддаться своей обиде и заплакать. Я не буду плакать, черт возьми. Я не должна. — Ты отказался от этой статьи, потому что она раскрывала твой клуб, не так ли? — Гарри шагнул вперед. — Не смей подходить ближе, Гарри. Не смей!

Гарри остановился на месте и провел пальцами по волосам.

— Я был неосторожен с тобой, Фейт. Я влюбился в тебя и как Maître, и как Гарри, и слишком глубоко. Я говорил тебе то, чего не должен был говорить. Я делал с тобой вещи, которые не были нормой в клубе. — Я видела, как трудно ему объяснить все это. Но мне было все равно. Мне нужно было, чтобы он объяснил. Мне нужно было, чтобы он объяснил каждую мелочь, которая привела нас к этому дерьму.

— Но я не подумал о Пьере. В тот вечер, на благотворительном приеме, я и представить себе не мог, что ты начнешь подозревать его, а не меня. Когда я прочитал твою статью, хотя это и не совершенно очевидно, я понял, что он и другие могут попасть под подозрение. На Манхэттене не так много французских бизнесменов нашего возраста. Я не мог допустить, чтобы ты так испортила им репутацию.

— Или разрушила твой клуб, — огрызнулась я.

— И это тоже. — Я почувствовала себя так, словно меня ударили. Гарри протянул руки в знак капитуляции. — Фейт, это мое дело. Но более того, это жизни людей. Людей, которых я знаю и о которых забочусь, и даже тех, кого я вообще не знаю. Но они не должны испытать, как их частная жизнь освещается в газете выходного дня, чтобы все ее прочитали, выстраивая догадки о том, кто это может быть. Защищать их — не только моя работа, но и обязанность.

— Обязанность, — повторила я. — В этом вся правда, Гарри. Давай не будем ходить вокруг да около. — Подойдя к нему ближе, настолько близко, что не смогла бы упустить выражение его лица, я спросила. — Твой отец знает о твоем побочном бизнесе? — у Гарри сжалась челюсть. Я подняла руки и в разочаровании опустила их обратно. — Он не знает, не так ли? Вот почему статья отклонена, не так ли? Потому что твой отец не знает о «НОКС», и ты боишься, что он узнает и это опорочит великое имя Синклера!

— Фейт, — сказал Гарри, его голос стал жестче. По его прищуренным глазам я поняла, что он начал злиться. Хорошо. Лучше бы он достиг моего уровня злости, чтобы мы могли по-настоящему все обсудить. — Ты ничего не знаешь о моей жизни, о титуле, который я унаследую. Ты ничего не знаешь о кругах, в которых я родился и в которых мне еще предстоит жить. И более того, что это может сделать с HCS Media, с репутацией моей семьи.

— И чтобы спасти все это, ты разрушаешь мои мечты? Разрушаешь мою работу, чтобы спасти свою. — Лицо Гарри скривилось. Инстинктивно мне захотелось броситься к нему, обнять и утешить маленького потерянного мальчика, которым, как я теперь знала, он был в глубине души. Того, кто больше всего на свете жаждал семьи и любви. Но он солгал мне. Он был Maître. Мой Гарри был Maître.

— Ты солгал, — повторила я. — Из всего, что произошло, именно это ранит больше всего.

— Ты тоже. — При этих словах во мне зажегся огонь. — Ты не рассказала мне о «НОКС». Ты не сказала мне об этой статье. Ты тоже лгала мне, Фейт. Не только я. Не надо сваливать всю вину на меня. Я с радостью возьму на себя львиную долю, но ты здесь не невиновна.

— Значит, все это было напрасно, — сказала я охрипшим голосом. — Ты лгал, я лгала, и, по иронии судьбы, в итоге мы оба оказались в полной жопе!

Я направилась к нему, чтобы пройти мимо, и Гарри встал на моем пути, выставив ладони.

— Пожалуйста, Фейт. Мне нужно объяснить. Нужно больше твоего времени, чтобы все объяснить. Почему у меня «НОКС», почему я прячусь у всех на виду как Maître. Пожалуйста, позволь мне… — на столе у Гарри зазвонил телефон, прервав его. Он не обращал на него внимания, пока тот не замолчал. — Фейт, просто позволь мне. Дай мне шанс все объяснить. Я знаю, что все испортил, но, пожалуйста, позволь мне попытаться…

Снова зазвонил телефон. Гарри скрипнул зубами от злости, но подошел к своему столу, поднял трубку и прошипел.

— Что? — я не слышала, что говорили на другом конце, но он напрягся и застыл. — Я уже еду.

Гарри положил трубку и схватил свой пиджак. Он неловко завис рядом со мной.

— Мне нужно идти, — прошептал он. — Мне очень жаль, Фейт, но я должен идти. — Он заколебался, но потом быстро поцеловал меня в щеку. Поцелуй был мягким и нежным, и в нем чувствовалось прощание. Гарри выскочил за дверь, оставив меня стоять в его кабинете, злую и растерянную. На этот раз слезы все-таки пролились. Они бежали по моим щекам, как реки.