Снобы - Феллоуз Джулиан. Страница 12

Я знал. Мне достаточно было вспомнить горящие глаза Дэвида в Аскоте, чтобы все прекрасно понять.

– Ну и как оно вообще? Про вас постоянно пишут в газетах. – (Она покраснела. Вот глупышка!) – И еще я видел тебя в «Утре с Ричардом и Джуди».

– Боже. Да у тебя, наверно, не все гладко, раз ты по утрам дома сидишь.

– У меня было воспаление миндалин, и потом – Джуди мне даже нравится. Она всегда такая встревоженная и настоящая. И ты тоже неплохо смотрелась.

– Правда? – поразилась она. – А мне показалось, я выглядела полной дурой. Я не против фотографов, но стоит мне рот раскрыть, как я становлюсь похожа на полоумную. Уверена, они меня пригласили только потому, что Тара Палмер-Томкинсон отказалась.

– А она отказалась?

– Не знаю. Я сочиняю на ходу.

– Может быть, попробовать вообще ничего не говорить?

– Вот и Чарльз говорит то же самое, но это ничего не изменит. Они все равно потом цитируют.

Совершенно справедливо.

– Вы с Чарльзом – великолепная команда, твоя мать, должно быть, в восторге.

Эдит закатила глаза:

– Она вне себя. Она все боится, что застанет в душе Бобби, а все остальное окажется сном.

– А такое может случиться?

Лицо Эдит окаменело и превратилось в светскую маску, которая более уместно смотрелась бы в оперной ложе в belle époque [7], чем в этой забегаловке.

– Нет, не думаю.

Я приподнял брови:

– Поздравления будут уместны?

– Пока нет, – твердо сказала она. – Но обещай, что приедешь в субботу. Восемь часов. Черный галстук.

– Хорошо. Но обязательно предупреди Изабел. Хочешь, я напишу леди Акфилд?

– Нет-нет. Я все сделаю сама. Только приходи.

Когда вечером того же дня я позвонил Изабел, оказалось, что Эдит с ней уже поговорила, и нам не составило труда условиться о деталях. И вот, несколько дней спустя, я оказался в гостиной Истонов, мы собрались выпить по стаканчику перед тем, как отправиться в путь. Дэвид недовольно ворчал, стараясь скрыть бьющее ключом возбуждение от того, что ему наконец-то предстоит ступить в эту неприступную цитадель. Изабел волновалась значительно меньше, а потому и меньше боялась, что кто-нибудь заметит ее чувства.

– А может быть, это благотворительный обед в пользу чего-нибудь? – хихикая, говорила она, когда я вошел.

– Не знаю, – отозвался я. – А такое возможно?

Дэвид сунул мне в руку стакан. Виски у него в доме всегда было теплое, и мне это уже давно надоело. Он вычитал где-то, что настоящие джентльмены не держат в доме льда.

– Изабел считает, что они собираются объявить о помолвке.

Такая мысль, естественно, и мне приходила в голову, и это могло объяснить, почему Эдит так нужны были приглашенные и с ее стороны, но еще няня научила меня опасаться очевидных объяснений.

– Но в этом случае пригласили бы и ее родителей, как я понимаю?

– Может быть, их и пригласили.

Неплохая мысль. Я представил, как Стелла Лавери поднимается к себе в комнату, а там горничная уже распаковала ее чемоданы и разложила на кровати вечернее платье, и искренне за нее порадовался. Каждый заслуживает в своей жизни несколько мгновений Ничем Не Замутненного Счастья.

– Ну, очень скоро мы все увидим своими глазами.

Изабел посмотрела на часы:

– Не пора ли нам выходить?

– Нет. У нас еще полно времени. – Теперь, уже почти вонзив когти в свою добычу, Дэвид мог позволить себе немножко с ней поиграть. – Еще по стаканчику?

Но последнее слово осталось за Изабел, и мы отправились в путь, нанести первый, но, как каждый из нас втайне надеялся, не последний частный визит в Бротон-Холл.

Дом выглядел так же неприветливо, как и в прошлый раз, но теперь мы знали, что твердыня пала, и от этого осознания даже внушаемая этим домом робость была приятна. Мы подошли к той же самой двери и позвонили.

– Я вот думаю, тот ли это вход? – произнесла Изабел, но никто из нас не успел ей ответить – дверь открылась, и дворецкий проводил нас наверх, в Красную гостиную.

Кажется, меня удивило, что Бротоны принимают гостей в тех же самых комнатах, куда приходят с экскурсией туристы. Я-то ждал, что меня пригласят в какую-нибудь другую, более фешенебельную гостиную на первом этаже, где портреты и мебель эпохи Людовика XV будут сдобрены мягкими диванами, куда сядь – утонешь, – именно так обычно бывают обставлены подобные церемонии. Мне предстояло убедиться, что мои несмелые предположения были верны: нам подали аперитив в Красную гостиную, а столы накрыли в Парадном обеденном зале, что должно было сразу же выдать суть происходящего. В любом случае, когда я вошел в комнату и увидел у камина миссис Лавери рядом с тучным лордом Акфилдом, я все понял. Эдит одержала победу, и мы присутствуем при ее триумфальном шествии.

Леди Акфилд вышла нам навстречу. Невысокая, хрупкая, привлекательная женщина, в молодости она, должно быть, была невероятно хороша, но изначально совсем не производила сильного впечатления, от нее даже будто веяло домашним уютом. Первые впечатления нередко бывают обманчивыми, но еще никогда мне не приходилось настолько ошибаться в человеке, как в тот раз. Когда она заговорила, голос у нее оказался легкий, звонкий, как колокольчик, но с той проникновенной интонацией, с какой в войну читали новости по радио.

– Ужасно мило с вашей стороны, что вы пришли. – Она улыбалась нам, просто светясь от радости. – Вам ведь пришлось приехать из самого Лондона. – Эти слова были уже обращены непосредственно ко мне. Сказано было затем, чтобы показать, что она выполнила домашнее задание и потому отлично знала, кто я и откуда.

– Это приглашение – большая честь для нас. – Знакомая игра, я знаю все ответы наизусть.

– Что вы! Мы просто счастливы, что вы к нам пришли!

Леди Акфилд сказала это с той настойчивой интимностью, что пронизывала все ее реплики, как будто по-настоящему смысл ее слов мог понять только тот, с кем она в данный момент говорила. Сейчас я могу сказать, что она самая великолепная светская львица, с какой мне довелось свести более-менее близкое знакомство. Она была крайне уверена в себе. Она была самой красивой из дочерей богатого графа, и по молодости лет я предположил, что в ее уверенности нет ничего удивительного. Однако теперь мне известно, что такие вещи не всегда взаимосвязаны, а позже я узнал, что ей выпало не меньше неприятностей, чем каждому из нас. Может быть, они сделали ее сильнее, а может быть, сильный характер достался ей от рождения. Каковы бы ни были причины, к моменту нашей первой встречи она была законченной и неуязвимой перфекционисткой, и любые компромиссы были для нее немыслимы. Все вечера, где мне случалось присутствовать по ее приглашению, были выстроены тщательнейшим образом, от сорта картофеля до расположения подушек на кушетках – ничто не оставлялось на волю случая.

И конечно, как только она произнесла: «Я так рада видеть у нас друзей нашей дорогой Эдит», я понял, что будущая невестка ей не нравится. Вообще, «не нравится» не совсем верное выражение. Ее изумляло, что собственный сын женится на девушке, с которой она не только не была знакома – о которой она даже не слышала. Она поверить не могла, что друзья этой девушки не дети ее собственных друзей. Поразительно, что Эдит вообще попала к ним в дом. Как это случилось? Подобные размышления, к несчастью для Эдит, навели леди Акфилд на мысль, что ее Чарльза окрутила какая-то авантюристка, и хотя позже (значительно позже) она смягчила свое мнение, окончательно она от него так и не отказалась. И честно говоря, я совсем не уверен, что она ошибалась.

Мы с Изабел медленно дрейфовали к камину.

– Добрый день, миссис Лавери, – произнес я.

Мать Эдит обернулась к нам с той фатальной робкой величественностью, что с первого взгляда выдает тех, кому удалось-таки всеми правдами и неправдами пробиться в высшее общество. Эта манера поведения недвусмысленно сообщает их настоящим ровням, что мосты сожжены, пути назад нет и быть не может. На месте нашей старой знакомой, энергичной, высокомерной миссис Лавери вдруг оказалась Снежная королева.