Шесть серых гусей - Кулонж Анри. Страница 76
Она не смогла сдержать тяжелый вздох.
— Тогда я уехала в Париж, изучать английский в университете. Это был хороший способ, чтобы попытаться ее забыть… Там у меня было несколько любовных приключений, чтобы доказать самой себе, что вдали от родителей я свободна и что мужчины тоже могут меня интересовать… Но на самом деле хотела я только ее. Потом она рассказывала мне, что у нее было то же самое, что после нескольких коротких романов, оставивших ее неудовлетворенной, она все время думала обо мне и следила за мной издалека, не решаясь написать. А когда я снова ее увидела… Может быть, из-за долгой разлуки, а может, потому, что нашу чувственность обострили война и опасность, но в нас как будто молния ударила и сожгла. Две маленькие кучки пепла — вот во что мы превратились.
— Тогда ты и подала рапорт о переводе? — спросил он почти беззвучно.
Она снова кивнула.
— А как окружающие… они о чем-нибудь догадываются?
— Не знаю… Генерал удивился, когда я попросила его перевести меня к медикам… Лебле, наверное, что-то подозревает… Во всяком случае, мы старались, чтобы нас не часто видели вместе, а поскольку я офицер, то не могла всякий раз выезжать с ней на задания. В сражении за Бельведере были большие потери в Четвертом полку тунисских стрелков, мне пришлось вести на поле боя весь батальон, и мы смогли поехать в одной машине. Забавно, она не только для меня значила так много, но была кем-то вроде ангела-хранителя для всего батальона, словно моя любовь к ней делала ее неуязвимой…
Она нервно провела рукой по волосам.
— Прости, что так страстно рассказываю тебе о своих чувствах… Тем более что я даже не знаю, смогу ли их сохранить… Знаешь, мне кажется, что я не перенесу, если увижу ее изуродованной. Должно быть, я недостаточно сильно люблю ее, потому что, мне кажется, я бы предпочла, чтобы она умерла… Я боюсь, что отныне в моих глазах она увидит только сострадание, а не восхищение. Я этого не перенесу.
Пол понял, что она теряет контроль над собой. Он сжал ее руку, а она взглянула на него с признательностью, как в театре, когда он пришел ей на помощь во время стычки с Макинтайром.
— Я не могу бросить тебя в таком состоянии, — сказал он. — Поверь мне, все, наверное, не так уж страшно… Часто кровь пугает и…
Сабина произнесла сквозь сдерживаемые рыдания:
— Я видела ее… Обнимала… Я видела рану… Ты отдаешь себе отчет в том, что у нее больше нет лица?.. Такой урон красоте… Навсегда… Бедное разбитое личико…
— Говорю тебе, сейчас врачи делают чудеса. Я слышал, что в Баньоли служит один из лучших специалистов по пластической хирургии… Я завтра же позабочусь о том, чтобы он связался с четыреста двадцать вторым госпиталем.
Она издала вздох, больше похожий на стон, и они молча двинулись к джипу. Было слышно, как в конюшне шумно жуют мулы. Пытаясь ее немного развеселить, Пол начал было рассказывать, что в отместку за грубость посадил на одного такого зверя адъютанта Макинтайра, но умолк, не решившись нарушить ход ее мыслей.
— А… — нерешительно начал он, — прости, что говорю о своих чувствах, хотя и понимаю, как это мало сейчас для тебя значит… А что теперь с нами будет?
— С нами? — переспросила она, словно речь шла о чем-то невероятном и немного неприличном.
— Да, с нами двоими… — уточнил он сдавленным голосом. — Теперь мне трудно тебе в этом признаваться, но я так в нас поверил. Ты должна была сразу сказать мне, что твое сердце занято… Мужчиной или женщиной, какая мне разница? И потом, ты так страстно и радостно отдалась мне!
— Когда я встретила тебя, то меньше всего думала о том, что когда-нибудь увижусь с Аньес! Я подумала, что ты станешь тем милым принцем, которого я смогу наконец представить родителям… Я была просто ослеплена — такой соблазн исходил от тебя тем вечером! Ты не только пришел мне на помощь, но увлек меня в необычную прогулку по городу, к этому странному дому, где жил старый ученый со своим дворецким и недоказуемыми утверждениями… Я так не люблю серость будней, что мне показалось, что это доброе предзнаменование, я увидела в этом шанс пережить любовное приключение с мужчиной… Я не представляла себя замужней, но, поверь мне, была честна и готова любить тебя. А потом я встретила Аньес…
Она говорила прерывисто, приглушенным голосом, какого он у нее никогда не слышал.
— Несколько часов счастья, — сказал он мрачно, — таков мой удел. Ты забудешь эти часы, а я — никогда. Я все время вспоминал о них и думал о том, как мне приехать к тебе, каждый камень на неаполитанской мостовой, по которой ты ходила, стал для меня вехой на нашем зачарованном пути…
— Пол! Пожалуйста, не сейчас! Только не после того, что ты видел.
— Прости, Сабина…
Он тяжело опустился на сиденье машины. Хуже всего было то, что он не мог даже вернуться в Презенцано — он закончил бы свой путь в овраге. «Еще решат, что я выпил у французов слишком много анисового ликера, или спятил от одной мысли о бомбардировке аббатства, или птицы киви сняли с меня шкуру», — подумал он и взглянул на Сабину. В темноте он не мог различить ее лица и видел только светлые распущенные волосы..
— Ну что ж, — сказал он, — я поехал.
— Мне не хочется, чтобы ты уезжал так, — сказала она. Пол пожал плечами.
— О чем это ты? Я в порядке! — воскликнул он. — Я полюбил тебя и хотел сказать это на твоем родном языке александрийским стихом, потому что мой преподаватель бредит Расином!
— Ты так и уедешь, ничего мне не прочитав? — недоверчиво произнесла она.
Он грустно рассмеялся:
— Я хотел почитать тебе эти стихи в Риме… Ладно, прочту в другой раз.
Когда машина тронулась с места, она из последних сил, спотыкаясь, подбежала к джипу. Пол затормозил.
— Ты на ногах не стоишь, а еще бегаешь! — воскликнул он. — Ты можешь упасть! Хорошо, слушай…
«Как мы будем страдать через год, через век?» Произношение хорошее? А стихи подходят?
Ему показалось, что она сделала вид, что не расслышала, чтобы избавиться от необходимости отвечать.
— Почему ты ничего не рассказываешь мне об аббатстве? — укоризненно спросила она, словно желая сменить тему. — Что будет с ним?
— Аббатство? «Там будет веселая вечеринка», как они говорят. Ты со своими генералами будешь завтра при этом присутствовать, а я уеду куда подальше…
— Ты забываешь, что я буду рядом с ней, — прошептала Сабина. — А как твой пропавший друг? Ты и о нем мне ничего не сказал…
Ему показалось, что она снова ищет общую тему для разговора, которая могла бы сблизить их, словно понимая, что может потерять его навсегда. «Ты не захотела распутывать эту историю вместе со мной», — с горечью подумал Пол.
— Представь себе, сегодня я встретился с ним… Это было видение… Можно сказать, призрак.
Она непонимающе взглянула на него и повторила:
— Призрак? Мы что, мало их повидали в ту ночь?
Он не ответил и включил зажигание. Она вздрогнула от шума мотора, понимая, что свершилось непоправимое.
— А гуси? — крикнула она, словно используя последнюю возможность его задержать. — Серые гуси, которые так тебя занимали?
Он пожал плечами и нажал на газ, потом почувствовал, как она, сняв его куртку, набросила ему на плечи. Выезжая с фермы, он оглянулся, чтобы в последний раз ее увидеть. Она немного постояла, ссутулившись и прикрыв руками грудь — сокровище, которое теперь предназначалось не ему, — неотрывно глядя в землю, и неверной походкой пошла назад, в коровник, и скоро ее фигурка стала такой же размытой и едва различимой на фоне камней, как фигура Ларри на фотографии.
10
15 февраля, полночь
— Источник совсем близко, там, внизу, — прошептал Феличе. — Да не шумите вы так, черт побери!
— Ось скрипит, надо было смазать ее как следует, — откликнулся человек, держащий оглоблю тележки, на которой стояла цистерна.
— Очень своевременное замечание, особенно когда вокруг нас полно всяких непонятных типов.
Омытые дождем скалы, окаймлявшие тропинку, казались в темноте прозрачными. Дорожка была такой узкой, что время от времени приходилось приподнимать колеса, чтобы они не соскользнули с размокшей обочины в пропасть. Они прошли мимо изувеченной снарядами оливковой рощи: от деревьев остались одни обрубки. Внезапно цистерна наклонилась, и оглобля вырвалась у него из рук.