Дегустаторы смерти - Филоненко Вадим Анатольевич. Страница 6

Сало подождал, пока эхо перестанет изощряться в сомнительном остроумии, и ответил:

– В колодце. Возле кормовой.

– Боровой… Дармовой… Суповой… – расхулиганилось эхо.

Возле кормовой, значит. Очень плохо. Это ж в центре двора. Я-то надеялся, что Сало застрял почти у самого входа. Тогда шанс был бы. А так…

К зданию бывшего склада кормов живым дойти – что-то из области фантастики. Многие пытались, ведь именно там и лежит ценный хабар – «бенгальский огонек» и три «вертячки». Теперь останки этих самоубийц разбросаны по всему Коровнику. А от некоторых даже мокрого места не осталось.

Я быстро прикинул шансы. Ноль целых, ноль десятых. И тысячных тоже ноль. Если сунусь туда, будет у нас с ним на двоих братская могила. Без вариантов. Так что извини, приятель, но ничем помочь не могу. Надо уходить, ведь выше головы не прыгнешь и все такое. Да, надо уходить.

Но я не тронулся с места. Так и стоял столбом и флягу в руке вертел.

– Игорь, – окликнул меня Сало. – Ты еще там?

– И там и сям… – задумчиво протянуло эхо.

– Здесь я.

– И я, – грустно заявило эхо и, кажется, надолго заткнулось.

– Слышь, Игорь…

– Ну чего тебе? – резко откликнулся я. Злость еще бурлила во мне, прорываясь в интонациях.

– Ты, это… Моим не говори, что видел меня… Пусть думают, что живой еще… Что вернусь… Лады?..

Он ни секунды не сомневался, что я вот-вот уйду и даже не попытаюсь помочь. И дело не в том, что Сало думал плохо конкретно обо мне. Нет. Насколько я его знал, он уже давно не питал иллюзий, ясно сознавал, что жизнь – дерьмо, и отчетливо понимал, что ни один сталкер в здравом уме не сунулся бы сейчас на скотоферму. Любой на моем месте поболтал бы с ним напоследок, посочувствовал, спросил, кому и что передать из близких, а потом ушел бы.

– Игорь, – вновь окликнул невидимый с моего места Сало, – ты чего молчишь?

Ответить я мог только матом. Безнадежная глупость ситуации бесила меня до крайности.

Я ведь всегда презирал его – вечно униженного неудачника, шестерку, мальчика на побегушках. Я даже имени его не помнил, хотя мы с ним вместе учились в школе, а позже стали соседями по дому. Но все его так и звали – Сало, от фамилии Салонников. Он никогда не смотрел в лицо собеседнику – только в сторону, словно боялся – всех и вся. Ходил сгорбленным, втянув голову в плечи, будто бездомная собака в вечном ожидании пинка. И его пинали, дразнили, издевались, помыкали. А он терпел. И ни разу не дал отпор обидчикам.

Да, он полное чмо. Но некоторые обстоятельства мешали мне сейчас развернуться и уйти. И это приводило в бешенство.

Внезапно в голову пришла ошеломляющая мысль: «Этот никчемный чмошник сумел дойти до кормовой! Прошел полета метров по смертельно опасному двору! Сделал то, что оказалось не по силам лучшим из сталкеров! А может, еще и „бенгальский огонек“ взял?!»

– Ты хабар из кормовой взял? – напрямик спросил я.

– Да.

– Весь?

– Почти. «Огонек» и две «вертячки». А еще одну не успел.

Вот это да! Может, он не такой уж и чмошник?..

– Как в колодце-то оказался? – почти доброжелательно поинтересовался я.

– Отбросило… – Сало замолчал на мгновение, переводя дух. – Хорошо, что колодец неглубокий… И без воды… Его землей засыпало. Осталось метра полтора всего…

– А чего ж не выберешься?

– У меня, это… рука сломана… или вывихнута… и с ногой что-то… а еще в животе больно и в спину отдает…

– Ясно. Тебя как зовут-то? – внезапно для себя самого спросил я.

– Ты чего, Трын-трава? Сало меня зовут, – в усталом, измученном голосе прозвучало изумление.

– А имя у тебя есть?

– Э… Да… Толя. А что?

– Ну надо ж мне знать, чего писать на твоей могиле. А то «Сало» как-то несерьезно, – пошутил я. Юмор черный, согласен, но не сюсюкаться же с ним. И вообще, он вызывал во мне острое раздражение.

– Я Анатолий Салонников, – Сало явно воспринял мои слова всерьез и всхлипнул. Плачет, что ли?

Пришлось признаться:

– Слышь, Толян, это я пошутил. Мы с тобой сейчас вот что сделаем. Ты подробно расскажешь, как шел по Коровнику. Шаг за шагом.

– Зачем? – не понял он. – Ты ж не собираешься…

– Еще как собираюсь, – перебил я.

– Зачем? – повторил Сало. Теперь в его голосе явственно прозвучала затаенная надежда.

– Хабар у тебя хочу отобрать, вот зачем, – то ли в шутку, то ли всерьез ответил я. Он промолчал.

Злость во мне сменилась веселым отчаянным куражом. Если уж Сало по Коровнику протопал, то что ж, я не смогу? И вообще, все трын-трава!

– Погоди, Толян, сейчас место сменю, чтоб видеть и двор, и тебя… Ты чего молчишь, спишь там?

– Нет… Жду… – Кажется, ему стало хуже. Голос ослаб, звучал почти на пределе слышимости.

– Эй, ты там не загнись раньше времени, – забеспокоился я, быстро прошел чуть вперед, поднялся на небольшую возвышенность. Отсюда двор скотофермы был виден как на ладони. Именно с этой точки сталкеры обычно рассматривали лежащий в кормовой хабар, утирали слюни и шли дальше по своим делам.

Вооружившись биноклем, я всмотрелся в знакомые распахнутые ворота постройки, где раньше держали корма для скотины. «Бенгальского огонька» нет, а «вертячка» и впрямь осталась всего одна. Значит, не врет Сало. Кстати, а где же он сам?

Я перевел бинокль левее. Вот колодец, а внутри что-то шевелится…

Ох, ты ж, мама дорогая! Да на нем живого места нет! Рукав ветровки и левая брючина потемнели от крови. Волосы над правым ухом слиплись в бурый колтун, а лицо покрывали грязновато-красные разводы.

«Если пойду в Коровник, как пить дать разделю его участь. Так, может, не стоит рисковать?» – мелькнула было мыслишка, но я задушил ее в зародыше.

Поздняк метаться. Решение принято. А как говорили два очень умных брата: «Нельзя перерешать решенное. Сомнения – первый шаг к гибели». Цитата не дословная, но смысл передан верно.

– Толян, слышишь меня?

– А меня? – проснулось эхо и завопило на все лады: – Ме-ня! Ме-е-ня! Меня-я-я! Ме-е-еня-я-я!

Блин! Солист хора «Отдай мою немытую горбушку». Только его мне для полного счастья и не хватало.

– Эй, как там тебя? Помолчи, а? – всерьез попросил я эхо. – Не мешай. Будешь паинькой, конфетку дам.

– Ам, – внезапно согласилось оно и заткнулось. Вот и умничка.

– Толя!

– Слышу, – отозвался Сало. Он даже попытался встать, но тут же рухнул обратно, разразившись стонами.

– Ты чего, совсем придурок? – заорал я. – Сиди себе в колодце и не дергайся! Я сейчас к тебе приду, понял?

– Угу.

– Давай рассказывай, как идти.

Наш разговор продолжался несколько минут. Все это время я рассматривал в бинокль двор, прикидывая путь. Потом Сало внезапно замолчал и перестал шевелиться. Надеюсь, не помер, а лишь сознание потерял. Вот ведь не вовремя. У меня остался невыясненным еще один – последний – участок пути.

Ладно, на месте разберемся. И будем надеяться, что Сало все-таки скоро очнется и подскажет.

Я убрал бинокль, поправил рюкзак и пошел вниз.

Коровник состоял из нескольких зданий. Некоторые предназначались собственно для скота. Кроме того, была постройка, куда складывали навоз, а также пресловутый склад кормов. Наверное, среди зданий имелось и административное, но, что и где размещалось конкретно, теперь с уверенностью могли сказать лишь бывшие работники скотофермы. Я же не заморачивался пустяками. Для меня важнее было, что шестерки Коли Сумрака зашли во двор со стороны вот этого строения, с крыши которого свисали пышные гирлянды «ржавого мочала».

Впрочем, другого пути внутрь и не существовало. Территорию Коровника окружал покосившийся, а все ж таки еще крепкий забор с воротами, закрытыми на ржавый амбарный замок. Вроде ничего необычного, если не считать маленькую деталь – иней. Он искрился на всех секциях забора и на створках ворот, а замок даже покрылся блестящей прозрачной корочкой, похожей на лед. Но всем известно, что зимы в Новосибирской Зоне не бывает. Даже в декабре или в феврале, когда Сибирь утопает в снегу, внутри периметра царит лето. И потому иней на заборе на фоне зеленой травы смотрится диковато. Даже в пьяном бреду ни одному из сталкеров не пришла бы в голову мысль сигать через этот забор.