Р.А.Б. - Минаев Сергей Сергеевич. Страница 51
Я еще раз посмотрел на цветы. Я вспомнил про важное дело. Завтра будет один из самых кошмарных дней года. Завтра мне исполнится тридцать три…
17
Открыв дверь в наш пенал, я не сразу сообразил, куда попал. Всюду стояли цветы – «майорские» розы, бордового цвета, с распустившимися бутонами в аляповатых вазах, кислотного вида хризантемы с надломленными стеблями грустно увядали в пластиковых бутылках, чахлые герберы в огромном количестве, видимо, купленные из экономии оптом, еще несколько цветов, названия которых я не знаю. И все это было перевязано пошлейшими тесемками, ленточками, украшено уродливыми бантами. Все это было явно приготовлено загодя. Или взято со вчерашней панихиды. Не найдя в комнате ни одной случайно забытой фотографии Евдокимова с траурной каймой, я выглянул в коридор и увидел… их. Мои коллеги стояли толпой, с пришпиленными к утренним лицам улыбками Рональда Макдональда. Они выглядели весьма глупо, и при этом парадоксально ответственно. Так же, как вчера скорбели. Узрев меня, сводный хор этих пролетариев умственного труда нестройно грянул:
– С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
Господи… со всеми последними трагедиями я просто забыл… не о собственном дне рождения, конечно, но о том, что сегодня вся эта орава жаждет угощения. Мне следует «проставиться», «накрыть поляну», «наметать на стол», «позвенеть», или как там еще это называется?
Я не успел моргнуть, как меня окружили. Женская часть коллектива принялась тискать меня за кисти рук и слюняво целовать в щеки, окутав невыносимым облаком приторных ароматов. Мужчины деловито жали мне руку и хлопали по плечу. Мало-помалу толпа втиснула меня обратно в пенал. Не найдя к чему прислониться (не к секретаршам же), я медленно пятился назад, пока не плюхнулся на свое рабочее место.
Я вертел головой и глупо улыбался, слушая все их избитые репризы. «Уже не мальчик», «с возрастом мужчины», «главное – оставайся всегда таким же» (каким, блядь?), «вот наш скромный, но явно нужный подарок» (нужный кому?). Они говорили и говорили, а я прикидывал, хватит ли у меня денег, чтобы накормить и напоить всех этих людей? Все вокруг постепенно захламлялось мягкими игрушками, кофейными чашками с идиотскими надписями, никому не нужными ручками и зажигалками, рамками для фотографий, которые можно прикупить на сдачу в гипермаркете в канун распродажи. Казалось, весь дурной вкус этого города очутился на моем столе. Не хватало только упаковок презервативов с «клубничным вкусом», «пердящих подушек» и фаллоимитаторов розового цвета, с функцией карандаша. Но и они появятся, в этом я не сомневался.
Нестеров пытался «гусарить», заставляя пробку с шумом вылететь в потолок, но дрянное «Асти» никак не хотело выплевывать кусок пластика. В конце концов грубые руки российского менеджера скрутили голову наглой итальяшке, не понимающей всей торжественности обстановки, «Асти» стыдливо пукнуло и даже выпустило некое подобие дымка. Руки, державшие пластиковые стаканчики, дружно потянулись к «раздаче».
Кто-то плюхнул такой стаканчик мне на стол, и я чудом успел поднять клавиатуру, спасая ее от разливающейся по поверхности пенной лужи:
– ЗА ТЕБЯ, САНЯ!
– Ребята, спасибо, я, честное слово, не ожидал… спасибо…
– ДА ПРЕКРАТИ! ТЫ ЖЕ НАШЕ ВСЕ!
– Может быть, не стоит так… вот сразу… давайте отложим до вечера?
– ОТСТАВИТЬ!
– Мне же еще в магазин нужно… выпивки купить… еды…
У НИХ С СОБОЙ БЫЛО!
– Что вы, мне неудобно… мне же… магазин…
– НЕУДОБНО СПАТЬ НА ПОТОЛКЕ!
– Мне сидя неудобно пить…
– СИДИ, СИДИ, ИМЕННИНИК!
– Погодите, я все же встану…
– ПЕЙ ДО ДНА!
Кто-то положил мне руку на плечо, кто-то попытался поддержать мой стакан, от чего я чуть не захлебнулся этой сладкой гадостью, облив рубашку. Раздались аплодисменты. Стакан тут же наполнили снова:
– С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, САНЯ!
(Пожалуйста, уходите!)
– С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, СТАРИК!!
(Господи, я прошу вас, ОТВАЛИТЕ!!)
– СКОЛЬКО ТЕБЕ СТУКНУЛО?
(Можно я уйду?)
– ТРИДЦАТЬ ТРИ!!!
(Я уже давно хочу умереть!!!)
Цепкие женские пальцы попытались потянуть меня несколько раз за уши. Ощутив прикосновение чужой суховатой кожи, я покрылся мурашками.
Комната стала наполняться полузнакомыми людьми из соседних отделов. Громко заиграла музыка. Все отчаянно старались перекричать колонки. Я сидел как истукан, пытаясь сохранить на лице улыбку. Отчаянно кружилась голова – то ли от игристого на голодный желудок, то ли от смеси ароматов цветов, чужих духов, пота, косметики и эмоциональной разрядки. Девчонки, запрокидывающие голову в приступе хохота, мальчишки, тянущие свои стаканы, чтобы чокнуться со мной, бутылки на столах, невесть откуда взявшиеся бутерброды, коллеги, сидящие на подоконнике, коллеги, заглядывающие к нам из дверного проема, коллеги, вертящие в руках подарки, – все это поплыло перед моими глазами, стало ускоряться на манер карусели. В испуге оттого, что могу потерять сознание, я закрыл глаза.
– ТРИДЦАТЬ ТРИ!
(Вы уже это говорили!)
– С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!!
(Интересно, когда ЭТО закончится? Возможна ли пауза?)
– МЕЖДУ ПЕРВОЙ И ВТОРОЙ – ПРОМЕЖУТОК НЕБОЛЬШОЙ!!!
(Смогу ли я незаметно пролезть под столом?)
Это было похоже на оперу с плохой режиссурой, в которой главной герой, зажавшись, стоит в углу, пытаясь начать свою арию, в то время как хор оглушает его отрывистыми строчками полуфольклорного-полублатного репертуара. И доминирует над этими двумя никак не соотносящимися друг с другом партиями омерзительная, заезженная композиция «Moscow never sleeps».
(Как же я вас ненавижу!)
– «Я люблю тебя, Москва!»
(Неужели никто из начальства не придет, чтобы разогнать эту обезумевшую от безделья толпу?)
– «Я люблю тебя, Москва!»
(Я хочу спать…)
– MOSCOW NEVER SLEEPS!!!
Открыв глаза, я первым делом увидел Загорецкого, рассматривающего собравшихся с ухмылкой. Встретившись глазами, мы кивнули друг другу, и я попытался развести руки в стороны, как бы оправдываясь за вертеп, которому я стал невольной причиной. Вероятно, в моих глазах было столько мольбы о помощи, что ему ничего не оставалось делать, как выключить музыку и довольно громко крикнуть:
– Вы озверели, что ли? Время десять утра!
– И чо? – отозвался кто-то.
– И все, – ответил Загорецкий, пытаясь найти взглядом возразившего, – сейчас придет кто-нибудь из «топов»… и будет все…
Упоминание «топов» магически подействовало на собравшихся – народ начал рассасываться, унося с собой бутылки и снедь.
– Пузырь оставил! – рявкнул Нестеров, вырывая из рук опешившего «соседа» бутылку водки. Последние «поздравители», втянув головы в плечи, быстро исчезли. В пенале стало непривычно тихо.
– С днем рождения, – подойдя ко мне, негромко произнесла Захарова, вручив мне какую-то коробочку.
– Спасибо, – еще тише ответил я и машинально убрал подарок в карман пиджака.
Наша команда стала рассаживаться по своим местам. Некоторые чертыхались, убирая со стола остатки пиршества, в котором, кстати, они же принимали активное участие.
Я включил компьютер, загрузил «эксплорер», оживил ICQ, которая тут же замигала десятком поздравительных сообщений, не потому, что мир состоит из трогательных, трепетно относящихся к чужим праздникам людей, а благодаря «напоминалке», которая сообщает нам о том, что «User … has a birthday! Send him a gift?». Работать не было никаких сил. Выключив монитор, я встал и спросил, глядя в потолок:
– Что покупать-то? Из спиртного я имею в виду…
– Да, по-моему, уже все равно, – отозвался Старостин, – все выжрут…
– Понятно, – кивнул я и обреченно поплелся к выходу.
В дверях я столкнулся с коммерческим, который, пожав мне руку, брякнул:
– Поздравляю! С меня подарок.
Видимо, о моем дне рождения ему успели сообщить секретари, не думаю, что он помнил чьи-либо даты, кроме акционеров и генерального, разумеется. Подарков своим сотрудникам он никогда не дарил, отделываясь столь многозначительными обещаниями, что ты мог сделать вывод о том, что тебя ждет как минимум Macbook Air, но позже. На мелочи он предпочитал не размениваться.