Р.А.Б. - Минаев Сергей Сергеевич. Страница 77

– Куда теперь? – спрашиваешь ты.

– На улицу, – отвечает человек в черном.

– Как?

– Молча. Личные вещи забери и распишись в получении.

Охранник возвращает тебе одежду, документы, ремень и шнурки.

– Лучше бы тебе остаться здесь, парень, – говорит он на прощанье. – Все равно через месяц-два снова увидимся.

Ты отвечаешь что-то невнятное, киваешь и двигаешься вперед. Скрипучая дверь выпускает тебя на улицу. Ты на мгновение слепнешь от непривычного света. Ты дышишь воздухом. Ты все еще не веришь в реальность происходящего. Ты делаешь несколько неуверенных шагов прочь от входа, оглядываешься, замечаешь табличку «Б-блок», и вдруг пускаешься бежать. Без оглядки.

Пробежав квартал, ты понимаешь, что за тобой никто не гонится, и переходишь на шаг. У случайного прохожего стреляешь сигарету. Дым кружит голову, и ты прислоняешься спиной к автобусной остановке, а потом сползаешь и садишься на корточки.

Ты ощупываешь свое лицо, не понимая, что в нем изменилось. Всего-навсего выросла небольшая борода. Ты куришь, думая о том, что Загорецкий, похоже, не обмолвился о тебе ни единым словом, иначе ты бы уехал на «тренинг». Безвозвратно.

Еще ты смотришь вперед, туда, где сизые облака переходят в сумерки, и на небе появляются первые звезды. Ты думаешь, что где-то там, далеко, возможно, начнется другая жизнь. Если тебе повезет, ты найдешь Аню, и вы будете вместе. Сигарета догорает, обжигая пальцы, и тебе не хочется вставать, но ты делаешь над собой усилие, ведь нужно двигаться дальше. Куда? Ты и сам не знаешь…

Москва 2.0. Город без горизонта

This seaside town

That they forgot to close down

Armageddon,

Come Armageddon, come Armageddon, come

Morrissey. Every day like Sunday

22

Поезд привез меня в Москву в начале одиннадцатого. Было пасмурно и сыро. Несмотря на конец апреля, солнце так и не согрело город. Продвигаясь по перрону, я уворачивался от таксистов с цепкими глазами, горланивших: «Такси!», «Поедем в центр – недорого!» и «Москву покажу!». Неужели за эти полтора месяца я так изменился, что стал выглядеть как настоящий провинциал? Москву они мне покажут!..

В здании вокзала было светло. Я щурился, как выползший на поверхность крот, и пытался обнаружить палатку с сигаретами, полагаясь скорее на инстинкт, нежели на зрение. Во внутреннем кармане моей куртки лежали пятьсот рублей, непонятно каким образом не экспроприированных в качестве вещественного доказательства моей причастности к беспорядкам.

Сигареты несказанно удивили своей стоимостью. Перед «приемом» пачка «Парламента» стоила пятьдесят пять рублей. Теперь ее можно было купить за девяносто. Решив проверить привокзальную торговлю на предмет монопольно высоких цен, я вышел на улицу, побродил между палаток и убедился в том, что если и есть какая-то монополия, то находится она на несколько уровней выше, чем Киевский вокзал. В итоге я довольствовался пачкой «Явы».

Вернувшись к крыльцу вокзала, я закурил, оглядывая окрестности. Несмотря на повышение цен, скудость ассортимента и прочих деталях, свидетельствующих об упадке, рекламы на улицах прибавилось. Она стала ярче и сочнее. Отовсюду мигали неоновые брандмауэры картеля с меняющимися логотипами его членов. Теперь картель предлагал горожанам «победить кризис вместе». Судя по тому, насколько увеличились в размерах брандмауэры, «совместная победа над кризисом» стоила населению еще более массовых увольнений, еще больших сокращений зарплат и задержек с выплатами. Зато сбылась мечта московских властей – реклама стала единообразной, органично вписывающейся в архитектуру столицы. Пестроты логотипов и разнообразия слоганов больше не наблюдалось. Судя по всему, в стране осталось два банка, одна авиакомпания, две строительных корпорации, парочка страховщиков и три ритейлера. Кризис позволил картелю наконец-то консолидировать экономику (чтобы стать сильнее, надо полагать).

Преимущества «консолидированной экономики» можно было почувствовать тут же, на месте. Огромный щит на крыше торгового центра рекламировал получение потребительского кредита немедленно всего под тридцать два и восемь процентов годовых, а лайтбоксы, висевшие на фонарных столбах вдоль Дорогомиловской улицы, рассказывали о «московской квартире – островке благополучия в океане кризиса», которую можно было приобрести по ипотечному договору под тридцать пять процентов. Сколько теперь у них стоил метр «островка» не хотелось даже гадать. В общем, как гласил лозунг одной нефтяной компании, мы все-таки «шагнули в будущее вместе». Точнее, нас туда затащили силком…

Но главным потрясением были люди на улицах. Все замедлилось, напоминая рутинный рынок в уездном городе. Никто никуда не спешил, как это обычно бывает в Москве. Меня не обтекали толпы с тюками наперевес, даже парковка перед вокзалом, набитая обычно под завязку, заметно опустела. Люди шли медленно, с пресными, отсутствующими лицами. Некоторые улыбались или бормотали что-то себе под нос. Они казались невероятно поникшими, согнутыми в одночасье, придавленными к земле. Выражение ожесточенности и неприятия, свойственное лицам жителей больших городов, сменились непониманием и растерянностью. Город не мог понять, как вышло, что торопиться больше некуда и бежать больше незачем.

Распахнутые двери вокзала выплюнули очередную порцию приезжих, через некоторое время еще одну, потом еще. Люди звонили по мобильным, сообщая о своем прибытии в город. Они обменивались впечатлениями о дороге, справлялись о здоровье, узнавали новости, а я все стоял на месте. Я подслушивал их разговоры, подглядывал за чужой жизнью. Люди возвращались домой, в город, опустошенный кризисом, но все-таки родной. Мне некому было звонить, у меня и дома-то теперь не было…

Над крышами окрестных домов взметнулась стая птиц. Они закружились в воздухе, выписывая странные траектории, будто их кто-то гонял, не давая опуститься. Я зашел в ближайшую палатку с канцелярией, купил телефонную карточку, ручку и блокнот. С ближайшей рекламной доски я переписал несколько телефонов агентств по трудоустройству и адрес Биржи труда. Из телефонной будки рядом со входом в метро я позвонил на два номера – Ани и Загорецкого. Оба абонента оказались временно заблокированными.

Перед входом в метро я прикинул приблизительный маршрут сегодняшнего передвижения. Получилось четыре адреса – это если вместе с биржей. Я в последний раз огляделся по сторонам, зажмурился от всепроникающего неонового света рекламных щитов, мазанул взглядом по пасмурному апрельскому небу, по матовым крышам домов и торговых центров, и нырнул в подземку. Птицы так и не сели…

Первое агентство называлось «Гермес». В его холле располагалась невероятно длинная стойка, за которой сидели семь девушек и два охранника. Судя по изобилию дипломов на стенах, вычурных стальных светильников на потолке, и массивной черной гранитной плитке на полу, это было довольно старое и крупное агентство. Я поздоровался с одной из девушек, и она молча, не поинтересовавшись целью моего визита, указала пальцем влево. Там вдоль стены стоял ряд стульев, на которых ожидали своей очереди к рекрутеру с десяток таких же, как я, соискателей. Пахло больницей.

Не найдя свободного стула, я взял со стойки журнал «Вакансии» и, прислонившись спиной к стене, принялся изучать адреса близлежащих агентств, до которых можно было дойти пешком, сэкономив поездку на метро. Ужасно хотелось кофе, но, судя по реакции девушки, ожидать подобного радушия здесь не приходилось. Через полчаса за мной выстроился хвост еще из семи человек. Освободился один стул. Казалось, время залипло.

Наконец наступила моя очередь. Охранник проводил меня до стеклянных дверей и коснулся карточкой магнитного замка, процедив сквозь зубы – «четыставоснацатый кабинет». На двери «четыставоснацатого» скотчем была приклеена бумажка: «Св. Петр», словно это была дверь рая. Впрочем, в кабинете все объяснилось. За столом сидела птицеподобная женщина лет сорока, чье тщательно загримированное лицо было будто стянуто на затылок и закреплено там аккуратным хвостиком русых волос. На столе перед ней стояла табличка «Корш Светлана Петровна, рекрутер». Вот какие святые Петры сторожили теперь ворота корпоративного рая!