Пройти по Краю Мира - Тан Эми. Страница 65

Старший отмахнулся от него, велев помолчать, и повернулся к Кай Цзину.

— Мы просим всех мужчин из деревень, которые защищаем, помочь нам. Тебе не обязательно сражаться, ты можешь готовить еду, стирать или заниматься починкой.

Когда ему никто не ответил, он добавил уже менее дружелюбным тоном:

— Я не прошу, а приказываю. Ваша деревня обязана нам своей безопасностью, поэтому мы тебе приказываем. Если вы не хотите быть патриотами, то мы будем считать вас трусами.

Все произошло очень быстро. Учитель Пань сказал, что солдаты хотели взять и его, но потом решили, что полуслепой старик будет больше обузой, чем помощником. Когда солдаты уводили ученых, Учитель спросил:

— Как долго их не будет?

— Это ты нам скажи, товарищ, — ответили ему. — Сколько времени понадобится, чтобы выгнать японцев?

За следующие два месяца я сильно похудела. Гао Лин приходилось заставлять меня есть, и даже тогда я не чувствовала вкуса еды. Я не переставала думать о проклятии Обезьяньей Челюсти и рассказала о нем Гао Лин, и больше никому. Сестра Юй проводила молитвенные собрания, прося чуда, чтобы коммунисты как можно скорее выгнали японцев, чтобы Кай Цзин, Дун и Чао побыстрее вернулись к нам. Учитель Пань бродил по дворику, оглядывая окрестности влажными полуслепыми глазами. Несмотря на то что бои происходили на других склонах, мисс Грутофф и мисс Таулер больше не выпускали девочек за пределы монастыря. Они наслушались страшных историй о том, как японцы насиловали девушек и женщин, нашли огромный американский флаг и повесили его над монастырем, словно это был какой-то оберег, который должен был защитить их от зла.

Через два месяца после исчезновения мужчин молитвы Сестры Юй были услышаны, но лишь наполовину. Рано утром в ворота вошли трое мужчин, и мисс Грутофф стала бить в гонг, находящийся в ухе Будды. Вскоре все принялись кричать, что вернулись Кай Цзин, Дун и Чао. Я бросилась во двор так быстро, что споткнулась и упала, чуть не сломав лодыжку. Мы с Кай Цзином заключили друг друга в объятия и стали всхлипывать от счастья. Он осунулся, кожа стала темнее, он пропах дымом. И глаза стали другими. Я до сих пор помню, как тогда подумала, что в них что-то погасло, какая-то часть жизненной силы покинула его уже тогда.

— Японцы захватили холмы, — сказал он нам. — Они разогнали наш отряд.

Вот так Сестра Юй узнала, что чудо, о котором она молилась, произошло лишь наполовину.

— Они придут сюда, за нами.

Я нагрела воды и вымыла его, усадив в узкую деревянную бадью. Потом мы пошли в нашу спальню, и я завесила окно тряпицей, чтобы там было темно. Мы легли, и Кай Цзин стал укачивать меня и разговаривать со мной мягким баюкающим голосом. А я всеми своими чувствами впитывала его присутствие, его руки, его взгляд, который он не сводил с меня.

— Нет никакого проклятия, — говорил он.

Я вслушивалась, стараясь заставить себя поверить, что мой муж рядом и всегда будет так разговаривать со мной.

— Ты очень смелая и очень сильная, — продолжал он.

Я хотела запротестовать, сказать, что я не хочу быть сильной, но слезы не давали мне этого сделать.

— Ты не можешь этого изменить, — говорил он, — потому что это в твоем характере.

Кай Цзин целовал мои глаза, говоря:

— Вот это и есть красота: ты красива и любовь красива. Мы с тобой красивы. Мы — часть божественного, и нас не изменит время.

Он говорил до тех пор, пока я не сказала, что верю ему, пока не согласилась с тем, что этого достаточно.

Японцы пришли за Кай Цзином, Дуном и Чао тем же вечером. Мисс Грутофф была очень смелой и объявила, что она американка и они не имеют права заходить на территорию приюта. Только они не обратили на нее никакого внимания. Когда солдаты направились к комнатам, где под кроватями прятались девочки, Кай Цзин и другие мужчины вышли вперед и сказали, что их не нужно искать. Я попыталась пойти вслед за ними.

Через несколько дней в общем зале раздался вой. Когда Гао Лин пришла ко мне с красными глазами, я велела ей замолчать и не говорить то, о чем я и так знала. Целый месяц после этого я пыталась думать о Кай Цзине так, будто он был еще жив, и потом еще какое-то время я верила в то, что он сказал: «Никакого проклятия нет». Но затем я позволила Гао Лин произнести страшные слова.

Два японских офицера допрашивали их днем и ночью, пытаясь выбить из них информацию о том, куда ушли коммунисты. На третий день они вывели Кай Цзина, Дуна и Чао вместе с тридцатью жителями деревни и выстроили их в шеренгу. Рядом встал солдат с ружьем и штыком. Японский офицер сказал, что будет задавать им один и тот же вопрос, каждому по очереди. И каждый из них качал головой, после чего падал на землю. Так они падали один за другим. Кай Цзин виделся мне то в самом начале этой шеренги, то в середине, то в самом ее конце.

Меня не было там, когда это произошло, но я это видела, и, чтобы избавиться от страшного образа, мне пришлось погрузиться глубже в воспоминания, где было спокойно и безопасно, где мы были вместе и он целовал меня и говорил: «Мы — часть божественного, и нас не изменит время».

Характер

Гао Лин говорила, что скоро японцы придут за всеми нами, поэтому мне не стоит тратить силы на самоубийство. Почему бы мне не подождать немного и не погибнуть вместе со всеми? Хотя бы будет не так одиноко.

Учитель Пань просил меня не оставлять его и не уходить в мир иной. Иначе у него не останется никого из семьи, кто мог бы утешить его в последние дни.

Мисс Грутофф сказала, что дети нуждаются во мне как в живом примере, показывающем, кем может стать девочка из приюта. И если я все разрушу, на что тогда им надеяться?

Но только слова Сестры Юй заставили меня остаться в живых и страдать. Она сказала, что Кай Цзин ушел на небо, в рай. А если я совершу грех самоубийства, мы никогда больше с ним не увидимся, Господь этого не позволит. Для меня христианский рай был чем-то вроде Америки, далекой землей, наполненной иностранцами и управляемой их законами. И там самоубийство было под запретом.

Поэтому я не умерла и стала ждать прихода японцев. Я навещала Учителя Паня и приносила ему вкусную еду. Каждый день я выходила за пределы приюта на ту часть склона холма, где было много небольших горок из камней. Там миссионеры хоронили младенцев и девочек, которые умирали в приюте. Там был и Кай Цзин. В нашей комнате я нашла несколько драконьих костей, которые он откопал за последние месяцы. Ничего особо ценного, просто останки животных. Я взяла одну и толстой иглой вырезала на ней слова, чтобы превратить ее в гадательную кость, подобную той, что дала мне Драгоценная Тетушка. Я написала: «Ты красива, мы с тобой красивы. Мы — часть божественного, и нас не изменит время». Закончив с одной, я не смогла остановиться. Эти слова я хотела хорошо запомнить и сохранить их как горькие дары памяти.

Я закопала эти кости в могилу Кай Цзина.

— Кай Цзин, — сказала я, укладывая их в землю, — ты скучаешь по мне?

И после долгого молчания я рассказывала о том, что произошло за день. Кто заболел, кто был умницей, о том, что у нас закончились лекарства и как девочкам не хватает его уроков по геологии. А однажды мне пришлось сказать ему о том, что мисс Таулер не проснулась утром и скоро она будет лежать здесь, неподалеку от него.

— Она тихо отошла к Господу, — сказала за завтраком мисс Грутофф, и казалось, она была этому рада.

Но потом она сомкнула губы, и от них вниз пролегли глубокие складки. Так мы поняли, что она глубоко опечалена. Для мисс Грутофф мисс Таулер была и матерью, и сестрой, и лучшим другом.

После смерти мисс Таулер мисс Грутофф принялась шить американские флаги. Мне кажется, она делала эти флаги по той же причине, по которой я делала гадальные кости, которые положила в могилу Кай Цзина. Она старалась сохранить память, опасаясь что-то упустить. Каждый день она пришивала полосу или звезду, красила куски ткани в красный или синий.