Карпинский - Кумок Яков Невахович. Страница 16

Возвратясь, отчитывались — чем же? Работой! Коллекциями, собранными в дороге, чертежами, пикетажными книжками. Наконец, статьей, монографией, трактатом, новой теорией — что уж получится, судя по материалу, — печатной продукцией, которая непременно завершала экспедицию.

Печатная же продукция Геолкома была двух родов. Публиковались «Известия Геологического комитета» и «Труды». Принято было за правило — и Карпинский строго его придерживался, — что вся деятельность Присутствия будет протекать открыто, никаких тайных распоряжений, сговоров, заседаний. Мало того. Протоколы, переписка: с иностранными академиями, правительственными учреждениями, даже с частными лицами — должны обнародоваться. Вот эту-то функцию и выполняли «Известия». Там же помещались небольшие статьи. Уже через два-три месяца после возвращения из экспедиции геолог мог видеть в печати свои первые (а иногда и окончательно оформленные) научные выводы — оперативность, которой могут похвастать немногие современные издания! Научный вывод становится не просто поощряемым, а обязательным итогом экспедиционной работы; «пробиваться в печать» не приходилось.

Монографии отдавались в «Труды». Разборчивый шрифт, много «воздуха» на странице, множество рисунков, хромолитографий, карт — то были добротные книги! Недаром дважды на международных выставках — в 1893 году в Чикаго на так называемой Колумбовой и в 1897-м в Брюсселе — издания Геолкома удостаивались медалей и почетных дипломов. «Труды» тоже выпускались регулярно, по нескольку книжек в год; томик к томику — сейчас, перебирая их, видишь, как углублялось познание земли российской...

Интересно проанализировать почту Геолкома. Большинство писем содержало просьбы о геологическом осмотре местности, и директору не представляло труда проникнуть в то, что стоит за просьбой: искренняя ли заинтересованность вскрыть подземные богатства или поднять стоимость того или иного участка. Отказов почти нет: Геолком старается поощрить геологические наблюдения. Вот письмо от некоего дворянина Рышкова Духовщинского уезда Смоленской губернии. Он описывает, какие породы увидел, гуляя по окрестностям села Антипина. Обращается непосредственно к директору — и тот не перепоручает ответить, пишет сам. «Породы свидетельствуют о нахождении железных руд в виде бурого железняка и глинистого сферосидерита». Однако трудно ожидать практических результатов от разведки.

Другое письмо. Оно имело серьезные последствия.

«Согласно ходатайству Общества охранения народного здравия. Медицинский департамент с разрешения г. Министра Внутренних дел имеет честь покорнейше просить Геологический комитет о выборе опытного геолога для исследования геологических условий Липецких минеральных источников».

Выбран был Мушкетов; через некоторое время появился его превосходный «Геологический очерк Липецкого уезда» с мастерским описанием минеральных источников. Он не первый коснулся законов распространения подземных вод, раньше его изучал их на Кавказе Герман Абих. Но опыт накопился — и Никитин решается на гидрогеологическое исследование всей Калмыцкой степи; Мушкетов берется ему помогать. Подобных по размаху гидрогеологических исследований еще не проводилось. (Кажется, так недавно видели мы Никитина в Хиве, измученного долгим походом. Вроде бы и отдохнуть не успел... Геолкомовцы не засиживались в кабинетах.)

Когда было выполнено и это обширное исследование, то наблюдений накопилось так много, что можно было осмелиться и на теоретические обобщения. Возникло учение о подземных водах. Нынче историки науки по праву считают Никитина и Мушкетова основоположниками этой научной дисциплины.

В 1891 году, как известно, Россию поразила страшная засуха; Геолком поспешил откликнуться на народную беду: развернул гидрогеологическое изучение Кубани, надеясь отыскать артезианскую воду, которой хватило бы на орошение полей. Это потребовало углубленного изучения почвы как геологического образования и среды обитания растений и животных. Почвенные исследования и раньше проводились Геолкомом. Знаменитый почвовед Докучаев состоял членом Присутствия и публиковал в «Трудах» статьи. Но Геолкому при его-то штате вести большие почвенные исследования, каких требовали безмерные пространства страны, было, конечно, не под силу. Еще в 1887 году трижды — 5 февраля, 26 марта и 13 ноября — Карпинский проводил конференции, посвященные, как значилось в протоколах, «организации почвенных исследований в России». В них, кроме членов Присутствия, принимали участие тогдашние светила почвоведения профессор П.А.Костычев, профессор А.В.Советов. Карпинский выступил с подробным докладом о состоянии почвенных исследований, Докучаев представил записку об учреждении Почвенного комитета.

В 1891 году Карпинский добился создания «комиссии по выработке проекта Почвенного института». Организация почвенных исследований в России, столь необходимых народному хозяйству, целиком обязана энергии Карпинского.

Но это побочные занятия Геолкома!

А главное — создание карты Европейской части России.

Западные коллеги торопили. Им-то требовалось всего только увязать между собой, «состыковать», листы; геологическая основа существовала. В большинстве же губерний России съемка вообще еще не проводилась.

В картировочной работе участвовали все; она проводилась на Украине, в Прибалтике, Поволжье. Осенью съезжались один за другим обветренные, худые, шумно радовались огню в печи, потолку над головой, легкой одежде на себе; вываливали на стол тяжелые пакеты с образцами, рулоны миллиметровой бумаги... И вновь по пятницам в три часа пополудни собиралось Присутствие, подавался чай — непременно чай, этого требовал Карпинский, и он усаживался на председательское место, кряжистый, неладно скроен, да крепко сшит, говорил он о себе, улыбчивый, спокойный... Неторопливо подвигал стул массивный Фридрих Богданович Шмидт, академик. Родом из Эстляндии, он всю жизнь посвятил изучению Прибалтийского кристаллического щита, слыл непревзойденным знатоком силурийской фауны. Непоседливый Чернышев, куривший папиросу за папиросой, рассеянный, добрый, с непропорционально большой головой на слабом туловище, вскакивал, ходил по комнате, спорил, снова садился. Мушкетов все что-то писал, разворачивая чертежи, вглядывался, откладывал в сторону...

Приходили на заседание молодые геологи, «прикомандированные», стажеры. Школа ведь не может без учеников...

В разное время в этой роли перебывали Лутугин, Михайловский, Юзбашев (впоследствии добившиеся большой известности). А к самому краешку стола, к тому самому, где когда-то сидел, протоколируя, нынешний его превосходительство господин директор, присаживался и, придвинув карандашницу, — смирения, вернее, делая вид, что смиренно, стараясь остаться неприметным, что ему плохо удавалось, потому что, как только он входил в комнату — торопливо, угловато, думая о чем-то своем, — он становился приметен всем: невысокий, черноглазый, чернобородый, временами странно диковатый — делопроизводитель и консерватор Федоров.

Молча строчил, не переспрашивая, не прося говорить помедленнее. На другой день ему надлежало переписать на чистовик, поднести на подпись, отправить с курьером в типографию...

Глава 11

Ордена и аммонеи

Из сказанного в предыдущей главе о Геолкоме (а охвачена, разумеется, лишь часть его деятельности) читателю, вероятно, ясно, что он весьма скоро после своего возникновения начал играть значительную роль в народнохозяйственной и научной жизни России. И когда стукнул десятилетний юбилей, в его адрес поступили многочисленные приветствия, в том числе и из-за рубежа. О том стало известно господину министру государственных имуществ, и он счел необходимым пригласить Александра Петровича Карпинского и в беседе слегка его пожурить. Что ж, дескать, скромность, конечно, украшает, но дата располагает к торжествам, и некоторые мероприятия не были бы лишними.

Какие? Ну, допустим, особое заседание с приглашением почетных гостей и товарищеским ужином в конце. Доклад. Оглашение адресов. Мало ли чего. Выставка, например. Да! Выставки нынче так распространены по всему свету. Разве Геолкому нечего показать? Есть? Так отчего и не продемонстрировать публике?