Хочешь мира — готовься к войне (СИ) - "shizandra". Страница 19

— Просто сложное. Без тебя, — Никифоров подался вперед, обнял его обеими руками за бедра и вжался лицом в подтянутый крепкий живот. Судорожно выдохнул, вдохнул, втянул в себя его запах, как иные втягивают «дорожку». — Я рад что все в порядке и что вы вернулись. Мила довольна. И собиралась сегодня за обедом с нами переговорить.

— Наконец-то начнем работать? — Отабек нахмурился, потянул его легонько за волосы, заставляя поднять лицо навстречу взгляду. — Что не так, Витя? Раньше ты был не дурак завалить девчонку, я же помню. Но у тебя вид, что это не ты ее, а она тебя. Может, не стоило это начинать? Или, раз начали, надо продолжить?

— Я кончил только когда представил, что трахаю тебя, до этого она успела словить оргазм раза три. Так что, наверное, что-то где-то пошло не так, но останавливаться поздно, — Виктор поднялся, кончиками пальцев погладил его шершавую от утренней щетины скулу, потянулся было поцеловать, но остановился, вздохнул, отстранился и рухнул назад в кресло. — Ради бога, вали в душ и чистить зубы.

— Какие мы неженки, — фыркнул Отабек и послушно отправился в указанном направлении. Долго плескался и вышел спустя почти пятнадцать минут в одном только обернутом вокруг бедер полотенце. — Ты умеешь быть роботом, Витя. Надеюсь, с нашей Милочкой ты все-таки был другим. Женщины очень четко чувствует наше к ним отношение.

— Я не до конца пока что сволочь, Бек, — Виктор приоткрыл глаза, кажется, все это время он просто дремал в кресле. Ночь далась ему тяжело, это было видно. — Но я правда устал. Очень устал.

— Думаю, даже ты не можешь включать и выключать эмоции по собственному желанию, — Отабек покачал головой, глядя на него, а потом подошел и просто подхватил его на руки, вытягивая из кресла. Дошел до кровати и опустил на нее свою ношу. — Поспи. С Милой я разберусь. Если только пообещаешь мне потом глаза не выцарапать. А то ты странный в последнее время.

— Не выцарапаю, — вздохнул Виктор, ловя его за руку. — Убью, успокоюсь, прощу и забуду…

— Похоже, тебе тоже нужно кого-нибудь завести. Слушай, давай тебе собаку заведем? Будет тебе мозг расслаблять, — Отабек сел рядом, свободной рукой потянулся к пряжке ремня. Хватит того, что он сам проспал так. К Юрке, кстати, тоже надо зайти. Проверить как он там.

— Мне хватит того, что я тебя завожу, — хмыкнул Виктор, вытягиваясь на постели и раскидывая руки в стороны. — И на первое время кота хватит. Представления не имею что с ним делать.

— Чесать за ушком, — Отабек с наглой ухмылкой почесал Виктора за его ухом, — играть, кормить, не шевелиться пока он на тебе спит, слушать как он мурлычет и делать вид, что не замечаешь, если он сделает лужу. А вообще пусть им Юрка занимается. Он у нас кошатник.

— Бек, — Виктор щекой потерся о его ладонь и прикрыл глаза. — Спасибо тебе. За все.

Отабек нахмурился:

— Ты меня пугаешь.

— Считай это кризисом среднего возраста. Бек… если ты сейчас не поднимешься и не станешь собираться, ты отсюда не выйдешь.

— Да какой нахуй кризис среднего возраста? — матерился Бек редко, но иногда других слов не оставалось. А еще в такие моменты он раскрывался. Становился тем, кем, в сущности, был. Не особо уверенным в себе, с проблемами в общении и болезненно преданным тем, кого любил. Обнажался его истинный возраст, все комплексы и сомнения, которые он так истово прятал, отказывая себе в возможности быть слабым. — И угрозы твои — херня. Ты даже с постели встать не в состоянии.

— Не в состоянии?! — Виктор рывком притянул его к себе, перекатился, подминая, оседлал бедра, склоняясь к лицу. — Я много на что гожусь, Бека. Я, блядь, не в состоянии только трахнуть девчонку, потому что хочу трахаться с тобой! Я вру сам себе, что могу быть нормальным, но я, блядь… я тебя… — он сдулся, утыкаясь лицом в его плечо. — Я не могу без тебя. Я сдохну без тебя, Отабек.

Алтын обнял его, медленно выдыхая и закрывая глаза.

— Тебе страшно, — провел ладонью по волосам, по спине. Без капли интимности, успокаивая, унимая бешеный стук сердца. Теперь он понимал. И почему Виктора почти бьет в истерике. И почему тот так устал этой ночью. Только вот помочь он не мог. Никак. В себе бы разобраться. Витя телячьи нежности особо не любил, слабость показывал очень и очень редко. Но сейчас было все не так, как обычно. И, похоже, этого «обычно» больше не будет. — И я все-таки подарю тебе собаку. Будет гонять Юркиного кота. Я с тобой, Витя. Я просто с тобой. А если ты только со мной трахаться хочешь — так вообще хорошо.

— Я люблю тебя, ничего мне не надо, ни собак, ни повелителей мух, ни леопардовых джинсов… Я ничего не могу контролировать, ничего из того что происходит… И не могу никого защитить. Я не знаю, что делать, я себя идиотом чувствую, который без тебя, как без поводыря, не способен самостоятельно даже с постели подняться. Я люблю тебя, — он не кричал, даже, наверное, не говорил, он выдыхал куда-то в шею, горячо и отчаянно. И очень-очень больно.

Отабек замер. Словно эти слова его парализовали. Несколько долгих секунд он бездумно смотрел в потолок, даже его руки застыли. А потом лицо словно… сломалось. Как старая маска, покрывшаяся трещинами, рассыпается от неосторожного удара. Океан из боли, сомнений, страхов, тоски — в почерневших глазах Отабека эти эмоции смешивались, перетекали одна в другую, искрили, метались, набегали и отступали.

…Он сбегал тайком от тренера. Коридоров в старой спортивной школе было много, но их все он знал наизусть уже на третий день после того, как пришел. Ему нравилась борьба, в группе он хоть и не прижился, но приходил на тренировки с радостью. Побить «грушу», разогреться, хорошо подраться, а потом сбежать туда, где целая половина школы была отдана под каток. Там занимались фигуристы, и поначалу Бек честно пялился на девчонок и их пируэты. А три дня назад на лед вышел парнишка чуть старше его, с длинными пепельными волосами. И Бек пропал. Умер просто на этой проклятой трибуне. Забыв про время, родителей и тренера, смотрел и смотрел огромными глазами на «ласточки», прыжки и все то, что выделывал тот парень. Тогда ему здорово влетело за опоздание, но Бек этого даже не особо заметил. А на следующий день понесся в школу за час до начала занятий. И снова смотрел и смотрел, как заколдованный. Совсем как сейчас…

— Витя… — Отабек потянул Виктора на себя, укладывая на грудь и разворачиваясь на бок. Обнял всем собой, прижимаясь скулой к его виску. — Я твой, Витька. Всегда был только твоим. Со всеми тараканами и потрохами. Твой до самого конца. Я. Твой.

Виктор выдохнул, напрягся, снова расслабился и легонько тронул губами его губы.

— Я не должен был этого говорить. Теперь все станет еще труднее. Но держать все в себе я больше не могу. Прости меня, Бек. Это тебе придется нести тоже. Это больно. И тебе больно, я знаю. И я чувствую то, что в тебе. И за это спасибо. Только молчи, ладно. Не произноси этого вслух. Хотя бы один из нас должен остаться безупречным и без слабостей. Пожалуйста, Бек.

— Дурак ты, Витька, — Отабек с силой обнял его. — Умный, а дурак. Не слов надо бояться. Или ты думаешь, если я промолчу, то меньше трястись над тобой буду?

— Не станешь, но оставь мне хотя бы иллюзию, а? К тому же, нам все равно надо что-то решить с Милкой, а с тебя уже твое полотенце угуляло, и ты продолжаешь меня провоцировать, — утренней идеальной укладке конец, да и переодеваться в любом случае придется. Рубашка вымята, как и брюки. Но есть что-то, что важнее и дороже всего на свете. Этот вот момент. Глаза Бека напротив, прикосновение его рук, дыхание на щеке.

— Если эта стерва запустит наконец операцию, я даже позволю ей себя соблазнить, только чтобы к тебе не лезла, — фыркнул Отабек. — И ты сытый. Так что я вместе с полотенцем иду заниматься делами, а ты спишь, потом ешь, общаешься с Юркой и отдыхаешь. Считай, что у тебя выходной.

— Запустит, — улыбнулся Виктор. — А выходной это прекрасно. Но собаку все равно не надо. Но я обещаю подумать.

— Вот и отлично, — Отабек отстранился, чмокнул его в нос, а потом и вовсе встал. Не стал дотягиваться до полотенца, а направился к шкафу. — Кстати, у Юрки скоро день рождения. Хоум-видео ты дарить запретил, а на большее у меня фантазия отказывает.