Хочешь мира — готовься к войне (СИ) - "shizandra". Страница 55

— Ужасно выглядишь…

Юри замер. Его спина закаменела, как и плечи. Он медленно поднял голову, но оборачиваться не стал. Словно боялся, что если обернется, то Юра исчезнет.

— Что ты здесь делаешь? — Не самое приятное приветствие, но, наверное, он имел на это право.

— Дожидаюсь тебя, — негромко ответил Юра. — Меня ты после выступления не дождался, так что…

— Ты видел меня? — Юри встал вполоборота. — Прости, не думал, что попадусь тебе на глаза.

— Я рад что увидел тебя. И что вижу сейчас. Можно войти? — взгляд Юрки метнулся по комнате. Сдержанно. Лаконично. Ничего лишнего. В этом весь Юри.

Тот не сдержал вздоха и наконец повернулся лицом.

— Входи. — Знаменитая японская вежливость, сдержанность или просто нежелание Юри разговаривать? — Поздравляю с медалью. Ты ее заслужил. — Все-таки вежливость.

— А тебя? Как я могу заслужить тебя? — Юрка вошел, прикрыл за собой дверь и замер, глядя ему в глаза.

Юри нахмурился, но не отступил.

— Я не понимаю. Все это время я был тебе не нужен. Ты был обижен, но что вдруг изменилось сейчас? — и не понять, что тлеет на дне его зрачков. То ли надежда, то ли отчаяние, то ли все сразу, щедро приправленное пеплом.

— Обижен и неправ, если быть точнее, — закусил губу Юра. — Я не выслушал тебя, повел себя как ребенок. Или как законченный придурок. Я маюсь без тебя. Мне плохо без тебя. И я без тебя не могу. Так что ничего не изменилось, Юри. Просто я признаю собственную неправоту.

Юри как-то неловко дернулся и опустил взгляд на свои руки. Снова больше не оябун и не якудза.

— Ты не позвонил ни разу. Я думал, что все закончилось. И что, наверное, я был прав. В конце концов, я не тот, с кем тебе было бы легко. Я преступник, и я старше тебя почти на десять лет.

— Это не важно, Юри, — Юрка подошел ближе, между ними осталось всего полшага. И одно прикосновение. Он взял Юри за руку, переплетая их пальцы и крепко сжал их. — Для меня не важно.

Юри погладил подушечкой пальца его костяшки, обмякая, расслабляясь. Словно выпуская то напряжение, которое было с ним все это время.

— Я не отпущу тебя. Ты говорил, что любишь меня. А потом — чтобы я об этом забыл. Ты сердишься, обижаешься, играешь. Я не смогу больше опустить тебя, даже если ты лжешь. — Больно. Ему больно. Это чувствовалось в изломе бровей, виднелось в уголках опущенных губ, слышалось в голосе. — Мне плохо без тебя. Мне больно рядом с тобой. Но я, наверное, мазохист.

— И пусть, — Юра сделал еще полшага, обнял рукой его за плечи, заводя другую себе за спину так, чтоб и Юри обнимал его. — Пусть, Юри. Я правда люблю тебя.

— Ты… — и больше сил ни на что не хватило, кроме как на этот отчаянный выдох. Юри запретил себе даже мечтать. Было слишком больно. И так хотелось поверить сейчас. Снова довериться.

Он обнял Юру сильно, жадно. Так, чтобы врезаться в него всем телом, почувствовать присутствие, поверить, что тот не призрак. Сомнения сожрут его завтра. Что они не пара, что быть рядом с ним опасно, и что они слишком разные. Страх, что Юрка одумается, и найдет кого-нибудь интересней скучного японца.

— Я не отпущу тебя.

Вместо ответа Юрка на мгновение откинулся на его руки, а потом накрыл его губы своими, с нежностью и какой-то удивительной жадностью целуя его. Он целовал и целовал, пока хватало дыхания, пока под веками не заплясали огненные круги. И только потом снова поднял него взгляд. Немного шалый, немного пьяный, но решительный и очень упрямый.

— Тогда увидимся завтра, на катке. И я очень хочу, чтоб ты не выглядел призраком. И чтобы просто был собой. Со мной. Всегда.

====== Эпилог ======

Восемнадцать бывает раз в жизни. Особенно, когда твой парень свято блюдет твою честь и тебе приходиться справляться своими силами. Поэтому Отабек искренне надеялся, что главный свой подарок Юрка ждет не от них с Виктором и особо мудрить не стал. А вот найти подарок для Виктора было сложно. Перед его глазами прошли десятки вариантов прежде, чем он смог остановить свой взгляд. Но это была авантюра чистой воды, и реакцию Виктора он предсказывать даже не брался.

Пройдя бесшумной тенью по коридорам, он приоткрыл дверь в сонное царство и, поставив свой подарок в ногах кровати, скинул куртку и вытянулся рядом со спящим мужчиной, откровенно любуясь спокойным, таким юным и красивым сейчас лицом. Будить Виктора не хотелось, но и удержать себя было сложно. И Отабек подтянулся ближе, навис над ним, едва касаясь губами теплой кожи плеча.

— Я тебя слышу, — не открывая глаз, сонно выдохнул Виктор и улыбнулся. — Коварные планы? Суровые новости? Давай, рассказывай… или демонстрируй, я очень не против.

— С днем рождения Юрки, — Отабек спрятал свою улыбку в его шее. Провел носом по плечу, зарылся лицом в волосы, легко поглаживая спину. И кто бы мог подумать, что они до этого дойдут? Больным ублюдкам чужда нежность. Они не выздоровели, просто перешли на новую ступень своей болезни. — Я приготовил тебе подарок. И очень боюсь, что за него ты меня пристрелишь.

— Ну-ка повтори, — попросил Виктор, приоткрыв один глаз. — Ты решил поздравить меня с юркиным днем рождения? М-м-м… со своим днем рождения ты меня тоже поздравишь? — Он выпростал из-под одеяла руку и пальцами зарылся в черные волосы. — Ну давай, что там?

— Не мне ты залечивал коленки, учил уроки и трепал за вихры, если я шалил, — Отабек потерся затылком о его ладонь, а потом вывернулся и, дотянувшись до изножья кровати, аккуратно взял маленькую корзинку и поставил ее между собой и Виктором.

В корзинке что-то завозилось, тихонько пискнуло, тоненько заплакало, заелозило и корзинка опрокинулась, а из ее недр на постель выкатился крохотный собачий детеныш. В темноте комнаты не разобрать было какого он цвета, но малыш в инстинктивном поиске тепла и присутствия, подполз к Виктору и ткнулся влажным холодным носом-пуговкой ему в ладонь.

— Бек… — едва слышно выдохнул Виктор. — Это… ты сумасшедший, честное слово!

— Я помню, как ты мечтал о собаке тогда, давно, — Отабек погладил щенка между ушками, прошелся лаской по пальцам Виктора. — Это пудель. Почти такой же, как на той картинке, что ты показывал. Цвета кофе с молоком, — дотянулся, коснулся лба губами. — Просто хочу, чтобы у тебя был кто-то еще. И чтобы ты не скучал.

— То есть в компанию Громозеке мы добавляем еще капучинового карапуза, — фыркнул Виктор. — И во время ваших отлучек я буду играть роль большого папы.

— Именно, — Отабек отразил его усмешку. — Надеюсь, ты не выставишь этого малыша на улицу. Ты ему понравился. А с юркиным чудовищем им будет веселей.

— Ну ты меня совсем за монстра не держи, а? — господин Никифоров гладил разомлевшего щенка, а потом сурово спросил: — Ты хоть накормил ребенка? Напоил? Или забыл благополучно? Потому что за котом вечно мне присматривать приходится.

— Час назад. Иначе принести его тихо у меня бы не получилось. Имя ему хоть дай, папочка.

— Я люблю кофе с молоком и шоколадом. Малыш, как ты говоришь, цвета кофе с молоком, значит быть ему Мокачином, — торжественно провозгласил Виктор.

— «Шарик» был бы не в тему, да? — Отабек рассмеялся и откинулся на подушку, с удовольствием потягиваясь. — Как думаешь, когда Юрка встанет? Раньше в день рождения он нас поднимал.

— Тузиком еще окрести ребенка, — хмыкнул Виктор. — Думаю, что мы услышим когда он поднимется. Или сказать «восстанет», он полночи по телефону болтал.

— Значит, у нас есть еще время поваляться и приготовиться к празднику. Подарок я ему приготовил, но как он хотел отметить эту знаменательную дату?

— Полагаю, что совершенно точно без нашего с тобой присутствия. Ну или с минимальным… — Виктор перевернулся на спину, устроил щенка на своей груди и теперь жмурился от того, что кроха взялся восторженно вылизывать его лицо. — Предлагаю поздравить, оттаскать за уши, накормить тортом, успокоить его мятежную душу, не говорить о торте Селестино, и отпустить Юрку с богом. Он, если помнишь, ждал своего восемнадцатилетия как… даже не знаю, я так никогда Рождества и Нового года не ждал!