Санитарная рубка - Щукин Михаил Николаевич. Страница 30

— Что случилось?

— Сергей Сергеевич, я даже не знаю… Я подарки разбирала, как Борис Юльевич велели, чего-то оставить, чего-то выкинуть… И вот… Я прямо не знаю… И непонятно, кто принес…

— Подожди, Наталья, спокойней. Внятно и четко — еще раз!

— Вот… — Наталья протянула ему цветной пакет, руки у нее вздрагивали. — Вот, я думала, что просто памятный адрес, а открыла… Да вы сами посмотрите…

В пакете лежал, как сказала Наталья, памятный адрес: на темно-красном картоне золотое тиснение «Поздравляем!», а внизу, также золотом, цветочек. Астахов раскрыл и увидел, что внутри, на правой стороне, в бумажном кармашке торчит компьютерная дискета, а на левой расположен текст, набранный крупным, четким шрифтом. Подоткнул очки и быстро прочитал. Да, такого послания в администрации Сибирской области еще не получали.

Подписи под этим текстом не было. Стояла лишь размашистая и неразборчивая закорючка.

— Ты дискету смотрела? Адрес еще кто-то видел?

— Что вы, Сергей Сергеевич, нет, конечно! Как можно! Никто пакет, кроме меня, не брал! — Наталья даже руками взмахнула. — Я же не первый день… Как прочитала, сразу к вам!

— Молодец, молодец. — Астахов погладил, ее по плечу. — Теперь иди умойся-причешись и езжай домой. И запомни — никакого пакета, никакого памятного адреса, никакой дискеты не было. Не бы-ло! Поняла?

— Конечно, поняла, Сергей Сергеевич…

— Умница!

И он еще раз погладил ее по плечу.

В зал приемов, где Сосновский уже пел, а гости вразнобой ему подпевали, Астахов возвращаться не стал. Прошел в административный корпус, в маленький кабинет, где стоял компьютер, закрыл за собой дверь и осторожно вставил дискету. Терпеливо ждал, когда засветится экран и проявится на нем текст. Понимал, что ничего хорошего этот текст ему не сулит, но все равно вздрогнул и оцепенел, когда начал читать:

И следовал далее полный расклад: получение денежных сумм от ОПГ в форме взяток, а взамен — незаконное предоставление земельных участков, приватизация по бросовым ценам предприятий, передача через областной фонд имущества помещений и целых комплексов зданий в частные руки… Чем дальше читал Астахов, тем быстрей и сильней стучал пальцами по клавиатуре, стараясь поскорее ухватить весь объем информации, изложенной строгим канцелярским языком и абсолютно достоверной. Всего же разделов значилось шесть.

И все шесть он дочитал до конца.

Вытащил дискету, завернул ее в чистый лист бумаги и бережно положил во внутренний карман пиджака, как кладут хрупкое стекло, опасаясь, чтобы оно не разбилось.

«Это кто же такой компромат собрал?»

Вопрос оставался без ответа. Астахов выключил компьютер, но долго еще сидел перед ним, тупо глядя в темный экран. Идти никуда не хотелось. И уж тем более не хотелось веселиться.

Повеселился…

Но служба обязывала. Поднялся, закрыл за собой кабинет и вышел из административного корпуса. Услышал громкую музыку и направился на эти веселые звуки, время от времени дотрагиваясь ладонью до пиджака, где во внутреннем кармане лежала дискета. Таким жестом дотрагивался, будто у него болело сердце.

А празднование дня рождения Бориса Юльевича Сосновского взлетало между тем все выше. Тосты перемежались совместным пением, танцами и вручением подарков, которых было неисчислимое множество, и все оригинальные, с выдумкой. Творчески подходили люди, с пониманием, что это не просто день рождения, а целое действо, где важна каждая мелочь: кто и в каком месте сидел за столиками, в какой очередности предоставили слово, кто и что сказал и как на эти слова отозвался именинник.

Каждый старался выделиться и блеснуть по-особому. Но всех обскакал в честном соревновании депутат облсовета Роман Викторович Лопаткин, по совместительству владелец трех самых крупных в Сибирске ресторанов. Вот уж постарался. Видимо, заранее договорился с ведущими, и они, выждав паузу после очередного выступления, предупредили о сюрпризе и выключили свет. В темноте, на большущей тележке, украшенной разноцветными шарами, вкатили торт. Вспыхнул свет и присутствующие ахнули. Размер торта — метра полтора. Но, размер не главное, что размер, так, семечки, главное — совсем в ином: торт представлял собой карту Сибирской области. С наименованиями всех районных центров, с голубыми изгибами речек, с зелеными полосами сосновых боров, с прямой линией железной дороги, с широкой жилой Оби и даже с маленькими блюдцами степных озер.

Восторг у гостей зашкаливал, как у маленьких детишек.

Роман Викторович, отобрав нож и длинную деревянную лопаточку у девушки-официантки, сам вырезал треугольник с крупными буквами «Сибирск», ловко поддел его на лопаточку и уложил на тарелку. Протянул имениннику. Борис Юльевич только руками развел и тарелку принял.

А дальше Роман Викторович кромсал Сибирскую область, как чья душа пожелает. Березовский район хотите? Держите! Ах, вам кусок Оби предпочтительней? Получите! Сосновый бор вам понравился? Ноу проблемс!

Всех, кто просил, щедро оделил Роман Викторович, всем нарезал по весомому куску, и остались от Сибирской области, то есть от торта, одни только крошки.

Следующий тост, само собой разумеется, прозвучал за родную область, которой несказанно повезло, что возглавляет ее сегодняшний именинник.

отец Никодим, настоятель Успенской церкви, вместе с соседским мальчишкой Ванюшкой Усольцевым, который вызвался ему помогать, красили оградку возле храма. Отец Никодим ворчал:

— Ты, чадо, пореже кисточку-то окунай в банку, размазывай, размазывай, не ленись, а то нам никакой краски не хватит. Три баночки только добыл на все про все.

Вернувшись вчера из Сибирска, из епархии, отец Никодим привез свечи, крестики и три банки голубой краски — трудные наступили времена, не до излишеств. Зато тревожных мыслей — в полном изобилии. Далекая война с германцами разгоралась, среди народа, особенно в городе, начиналось брожение и недовольство; все жили ожиданием новых известий — страшных, потому что добрых вестей, так казалось, уже не будет.

— Грехи наши тяжкие… — вздыхал отец Никодим, брал кисточку в левую руку, а правой крестился, повернувшись лицом к храму и глядя на крест.

К обеду оградка и две лавочки возле нее ярко засияли, веселя глаз почти небесной голубизной.

— Кисточки промой как следует и в воду поставь, — наставлял отец Никодим своего помощника. — А после обедать к нам приходи, матушка пирог испекла.

Август нынешний выдался жарким, солнце палило, как в начале лета, и накаленная земля даже ночью не давала прохлады. Отец Никодим от такой жары быстро уставал, вот и сейчас, тяжело поднявшись на церковное крыльцо, сразу же присел на стульчик в притворе, с радостью ощущая, как в распахнутые двери тянет ветерок. Сидел, отдыхал и думал неспешно о том, что завтра надо бы прибить новые доски на крышу сторожки, где хранилась хозяйственная мелочь, а то на прошлой неделе, когда пошел дождь, набежала на пол целая лужа. И дверь бы поправить — провисла… Намечал отец Никодим и другие дела, которые требовали исполнения, но до которых, как всегда, не доходили руки. Однако, додумать в этот раз свои заботы до конца ему не удалось: послышались на крыльце несмелые шаги, замерли и снова послышалось, что кто-то топчется, не решаясь войти в церковь.

Поднялся отец Никодим со стульчика, подошел к раскрытой двери и увидел солдатку Павлу Шумилову, которая по весне, получив казенное известие, стала вдовой и с тех пор не снимала с головы черный платок. Теребила его концы, переминалась с ноги на ногу и смотрела такими глазами, будто ее только что напугали.