Время жить (трилогия) (СИ) - Тарнавская Мила. Страница 256

– Мне кажется, ваше Движение иногда отрывается от жизни, – подумав, сказал Билон. – Вы всегда слишком скрупулезно соблюдаете все правила. Но закон слеп, и чтобы сохранить его дух, иногда приходится нарушать его букву. Разве с этими монополистами можно было справиться законным образом? Да любой процесс затянулся бы на годы и ничего при этом не достиг! Они бы все равно вывернулись, наняли бы лучших адвокатов, заплатили бы свидетелям, обвинителям, судьям! С теми, кто постоянно нарушает закон, нельзя играть по всем правилам!

– Но все-таки какие-то правила нужны, верно? Понимаете, если бы сильный и справедливый государственный деятель начал очищать страну от скверны, я бы поддержал его. Но в этом деле очень много зависит от личности правителя, и поэтому меня беспокоит сам Кирстен. Все уже, наверное, забыли, с чего он начал четыре с половиной года назад, когда пришел в парламент, а я помню. Тогда он требовал принять закон о введении квот на иммиграцию по расовому принципу. Нынешний лоск появился у него много позже… Так вот, Кирстен слишком четко делит всех на своих и чужих. И тех, кто не с ним, он считает врагами, с которыми нужно расправляться любыми средствами.

– Не знаю, что он там говорил четыре года назад, но сейчас он, по-моему, делает большое дело, – заявил Билон. – Он укрепляет государство. Борется против преступников.

– Может быть, – вздохнул Фремер. – Но меня пугают средства достижения этой цели. Кирстен может быть очень опасным, он совершенно непредсказуем, он не соблюдает никаких правил и признает никакой власти, кроме своей собственной. К сожалению, это мало кто видит. Мне кажется, он укрепляет не государство, а свою власть и думает о себе, а не о людях.

– Хотел бы я видеть политика, который думает о людях, – усмехнулся Билон.

– Вы считаете, что политика – грязное дело, да? И поэтому не хотите ей интересоваться? – с неожиданным жаром спросил Фремер. – Почему-то так думают большинство честных людей, с которыми мне приходилось общаться. Каждый из них занимается своим делом, не лезет в политику и поэтому позволяет, чтобы им правили воры и мерзавцы! Когда-то и я так думал. Полжизни я был учителем и, наверное, неплохим учителем. Преподавал детям историю и географию, любил свою работу и привычно ругал власти, которые строили себе особняки вместо школ и заменяли управление разруливанием финансовых потоков! Но в один прекрасный момент я подумал: а почему я должен позволять им измываться надо мной? Почему на выборах я должен размышлять, предпочесть ли старому вору нового или нет? Демократия – прекрасная вещь, если уметь ей пользоваться. Люди, если они по-настоящему захотят, могут выбрать для себя достойную жизнь! Вам не приходилось бывать в дистрикте Ойдевиз, где к власти пришло наше Движение? Как-нибудь вырвитесь, посмотрите, что нам удалось сделать!

– Попробую, – примирительно сказал Билон.

Им уже принесли обед, и сейчас он в ускоренном темпе обрабатывал кусок хорошо прожаренного душистого мяса. Фремер понравился ему своей искренностью, и Билон с грустью подумал, что в политике он не добьется ничего. Обычных людей мало интересует власть, – пришла к нему в голову нечаянная мысль. Чтобы хотеть и уметь управлять другими, нужны совершенно особые черты характера, а так называемые честные люди этими чертами не обладают.

– Политику не делают чистыми руками, – вслух сказал Билон в такт своим мыслям. – Но если снова вернуться к этому пресловутому Заявлению Двенадцати, – как вы считаете, что за ним последует?

Фремер задумчиво отложил вилку.

– Что-то наверняка изменится, хотя мне пока сложно сказать, как именно. Но в одном я уверен: то, что мы только что видели, – это не окончание каких-то скрытых от нас разборок. Это только начало…

– …Это конец! – рассмеялся Дуган Буремен, по-хозяйски развалившись в кресле. – Теперь вы наш! Наш со всеми потрохами!

– Боюсь, я не совсем понимаю вас, – сухо сказал Дагир Мелливан, генеральный директор банка "Северо-восток". – На что вы хотите претендовать?

– Мы не претендуем, – наставительно сказал Буремен. – Мы уведомляем. Ваш банк теперь принадлежит нам, господин Мелливан. Усекли? Или еще раз показать вам документы?

– Не надо, – вздохнул Мелливан. – Но что вы хотите от меня? Раз контрольный пакет акций у вас, объявляйте о созыве внеочередного собрания, собирайте акционеров и заявляйте перед ними о своих правах. Назначайте, если угодно, новое правление, оно и поставит передо мной новые задачи.

– Вы что, непонятливый? – с угрозой спросил Буремен. – Какое такое собрание? Мы – новые хозяева банка, не ясно? Вот председатель фонда "Возрождение", я – его заместитель. Какого черта вы еще виляете?! Вы же самый обычный наемный работник, какое вам дело до того, кто вам приказывает?! Сейчас не время проявлять верность старому собственнику!

– Послушайте, – взмолился Мелливан. – Господин Вайкел, вы же финансист, объясните же ему! Так дела не делаются! Есть свой порядок…

– Увы, господин Мелливан, – Тейно Вайкел жестом циркуля закинул ногу за ногу. – В некоторых случаях приходится отступать от традиционных порядков. У нас нет времени на осуществление всех предписанных законом процедур. И я советовал бы вам не упорствовать. Это может для вас плохо кончиться.

– Но могу я хотя бы связаться с господином Стайсом? – попросил Мелливан. – В конце концов, он остается крупнейшим акционером банка.

– Не можете, – злорадно ухмыльнулся Буремен. – Туда еще не провели телефон.

– Ах вот так? – испуганно подскочили вверх очки Мелливана. – Вы хотите сказать…

– Хочу. Старая власть больше не вернется. Так вы с нами?

– Да-да. Простите, что вам от меня нужно?

– Деньги, – коротко сказал Буремен. – Для начала, сто миллионов брасов.

– Сколько?! – возмущенно переспросил Мелливан. – Но их у меня нет!

– Их у вас есть, – спокойно произнес Буремен. – Где же еще брать деньги, как не в банке? Судя по вашему последнему годовому отчету, стоимость ваших активов оценивается в сорок миллиардов.

– Но это же не наличные! – запротестовал Мелливан. – Господин Вайкел, почему вы молчите?! Это просто бандитизм! Это незаконно!

– Незаконно? – вкрадчиво переспросил Буремен. – На вашем месте, я бы не стал здесь произносить это слово. Или вам напомнить, сколько государственных денег вы прокрутили через свой банк?

– Вы не понимаете. Может быть, мы действовали небезупречно, но мы не нарушали в открытую никаких законов и контрактов! А вы просто приходите в банк и требуете денег! Даже если вам принадлежит контрольный пакет акций, вы не имеете права это делать, а я не могу, понимаете, не могу на это пойти! Банк – это не лавка ростовщика!

– Господин Мелливан, – строго сказал Вайкел. – За кого вы нас принимаете? Вы что, полагаете, мы пришли к вам с пустым мешком под мышкой и ожидаем, что вы насыплете туда денег из своего сейфа? Речь идет о том, чтобы выделить сумму в сто миллионов брасов на финансирование чрезвычайных государственных расходов на обустройство беженцев с Восточного континента. Меня, в общем-то, мало волнует, как именно вы проведете эту сумму по бухгалтерии. И вы лучше меня знаете, какие активы следует ликвидировать и как повернуть финансовые потоки, чтобы не нарушить при этом работу банка. Вам просто будет передан список платежей, которые вы обязаны совершить в течение двух недель.

– А если не знаете, где взять денежки, могу подсказать, – вставил Буремен. – Насколько мне известно, господин Стайс лично вкладывал через ваш банк что-то около миллиарда. Можете смело ими пользоваться – бывший хозяин возражать не будет, ха-ха!

– Я подаю в отставку, – вяло сказал Мелливан. – Немедленно. Я не могу работать в вашей бандитской экономике.

– Подавайте, – улыбнулся Вайкел. – Но не раньше, чем через две недели. И почему, кстати, вам не нравится наш новый порядок? Все очень просто: нужно делать все, что тебе приказывают, и ни о чем не беспокоиться…