Время жить (трилогия) (СИ) - Тарнавская Мила. Страница 280

– Признаться, я до сих пор не могу понять, зачем это надо, – скептически заметил Билон. – То, о чем вы говорите, требует, наверно, громадных усилий и денег. Поддерживать такую кампанию достаточно долго просто слишком накладно, а до выборов еще целых три с лишним года.

– А никто и не собирается ждать так долго. Процесс завершается завтра. У вас есть сомнения по поводу его исхода?

– Пожалуй, нет.

– Следующим шагом должно неизбежно стать признание Движения преступной организацией. Благодаря заблаговременной пропагандистской обработке нас можно будет задушить относительно тихо. Если мы попробуем протестовать, вывести людей на улицы, большинство не пойдет за нами.

– Каждый спросит про себя: "А вдруг в том, что говорят о Движении, что-то есть?", – подхватил Билон. – Но вы ведь не собираетесь покорно ждать этого, сложа руки?

– Не собираемся. К тому же, мы получили заблаговременное предупреждение. В виде той самой информационной блокады.

– И как…

– Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, – без улыбки сказал Фремер. – Я бы не хотел раскрывать раньше времени некоторые наши секреты.

– Что же, я понимаю вас, – пожал плечами Билон. – Тогда можно еще два вопроса? Как вышло, что представлять Движение на сегодняшнем заседании стал именно Шен Брагер? Вы ничего не подозревали?…

– С вашего разрешения, я ничего не буду отвечать и на этот вопрос, – коротко сказал Фремер. – Сейчас я не в состоянии говорить на эту тему спокойно и объективно. Задавайте лучше вопрос номер два.

– Хорошо, – не стал настаивать Билон, хотя ему показалось, что Фремер чего-то недоговаривает. – Скажите, почему вы рассказали все это мне? Я ведь тоже отношусь к вашим недругам, а в газете, где я работаю, вряд ли может появиться нетенденциозная информация о вас.

– В отличие от многих ваших коллег, вы хотите разобраться со всем самостоятельно, а не решили все для себя заранее и не идете на поводу у большинства, – ответил Фремер. – Меня привлекает в вас стремление к поиску истины. Я желаю вам сохранить его – вопреки всему.

– Спасибо, – пробормотал Билон. – Я постараюсь.

Но говорить легко, а на самом деле перед Билоном встала непростая задача. В Реперайтере ждали от него ежедневного репортажа о ходе процесса, и Билон был в затруднении. Он не мог и не хотел заставлять себя лгать, однако и вся правда о том, что произошло в этот день, была невозможна.

"Нужен разумный компромисс, – бормотал про себя Билон, уставившись на чистый лист бумаги, торчащий из пишущей машинки. – Главное – достичь компромисса… Компромисс, компромисс, вызываем всех на бис…"

Словно гипнотизируя себя, он твердил слово "компромисс", пока оно не разлезлось на части, превратившись в бессмысленный набор звуков. Из транса его вывел только негромкий сигнал часов.

С ума сойти! Меньше чем через час ему уже сдавать готовую статью, а у него пока нет ни одной строчки! Торопясь, Билон нервно забарабанил по клавишам машинки, не обращая никакого внимания на ошибки и опечатки.

Статья шла тяжело и, очевидно, ее вряд ли можно было отнести к лучшим образцам его творчества. Билон то и дело останавливался, зачеркивал одну или несколько фраз, возвращался обратно…

"…Сильный шум в зале помешал профессору Дуйнуфару дать достойный ответ на словесную эквилибристику обвинения", – отпечатал Билон последнюю фразу очередного абзаца и снова остановился. Подумав, он убрал слово "достойный", которое могло бы подвигнуть редактора на вычеркивание всего предложения. Затем, снова поразмыслив, добавил к "словесной эквилибристике" определение "изощренную", это придало всему выражению слегка отрицательный оттенок.

Вздохнув, Билон приступил к описанию следующего эпизода. Время поджимало, вернее, его совсем не было, но он не спешил, чувствуя себя, как сапер на минном поле, и старался тщательно подбирать слова. "Согласно сообщению Шена Брагера…", "Как заявил Шен Брагер…", "Шен Брагер сказал, что…" – эти и подобные им обороты появлялись у него почти в каждой фразе. Таким образом Билон пытался создать впечатление, что за скандальными разоблачениями Брагера не стояло ничего, кроме его собственных утверждений.

"Присутствовавший на заседании суда депутат парламента от Движения за Демократию Райнен Фремер пытался опровергнуть обвинения Шена Брагера, но на этот раз судья проявил принципиальность, и при первом же намеке на возможность нарушения тишины все члены Движения были удалены из зала…" Билону понравилась эта фраза, которая неплохо гармонировала с "сильным шумом в зале", заставившим замолчать профессора Лойсо Дуйнуфара.

Билон почувствовал, что статья наконец "пошла", и ускорил темп.

"После завершения заседания Райнен Фремер, обвинив Брагера в предательстве, объявил об его исключении из рядов Движения…" – возникло на бумаге следующее предложение. Билон улыбнулся ее двусмысленности. То ли Брагера назвали предателем за то, что он выдал тайные планы Движения, то ли он изменил своим товарищам, дав мощный козырь в руки их гонителям. Билон надеялся, что среди его читателей найдутся сторонники и второй точки зрения.

"В ближайшие дни Движение собирается выступить с официальным опровержением, – продолжал Билон. – Но, по словам Райнена Фремера, крайне сложно противостоять мешанине из правды, полуправды и откровенной лжи. Движение представляет собой весьма неоднородную организацию, и подобные радикальные предложения могли быть озвучены, причем на самом высоком уровне. Однако насильственный захват власти никогда не был, да и не станет официальной политикой Движения…"

Подумав, Билон вычеркнул два последних предложения. Под умелым пером редактора они вполне могли превратиться в признание Движением обвинений в свой адрес.

Вообще, гадко, когда, обдумывая будущую статью, начинаешь размышлять не о том, как точнее изложить свои впечатления на бумаге, а как написать, чтобы не слишком покривить душой. Плод желанного компромисса получался у Билона неуклюжим и кособоким и вызывал у него чувство, напоминавшее брезгливость.

Зато ему оставался всего один абзац, и Билон снова взялся за пишущую машинку, стараясь не смотреть на часы. Все равно, он уже просрочил время.

"Последнее заседание этого дня было объявлено закрытым, исходя из интересов национальной безопасности. По словам одного из его участников, пожелавшего остаться неизвестным, речь на нем шла о якобы имевших место тайных закупках оружия представителями отрядов самообороны Движения. Правда, какие доказательства были представлены обвинением, до сих пор остается и, по-видимому, навсегда останется тайной".

По идее, мыслящий читатель мог бы понять, что таких доказательств нет вообще (судя по тому, что секретарь суда, через которого обычно организовывались все утечки, на это раз не сказал ничего конкретного, как бы его ни расспрашивали журналисты, так оно и было). Тем не менее, заключительная фраза не понравилась Билону сама по себе – она была слишком вычурной и неуклюжей. Он задумался о том, как бы переделать ее на что-то более удобочитаемое, но его размышления прервал телефонный звонок.

– Это вы, Билон? – раздался в трубке нетерпеливый голос дежурного редактора. – Мы уже целый час ждем вашу статью!

– Я как раз закончил, – виновато сказал Билон. – Все готово.

– Хорошо, – голос редактора исчез, и его сменила стенографистка. – Диктуйте.

Билон начал торопливо читать статью, по пути исправляя ошибки и стилистические погрешности. В готовом виде материал нравился ему ничуть не больше, чем в процессе его написания.

– И все же это компромисс, компромисс, – пробормотал Билон, вешая телефонную трубку.

Он пытался избавиться от чувства гадливости, но ничего не помогало. Просто Билон пока еще не мог признаться, даже самому себе, что между честностью и подлостью не может быть никаких компромиссов.