Владыка морей ч.1 (СИ) - Чайка Дмитрий. Страница 43

— Вот насчет кого ты можешь не беспокоиться, матушка, — поднял на нее удивленный взгляд Берислав, — так это насчет братца Кия. Он отлично устроился, и ему там лучше всех, поверь.

Несколько месяцев назад. Братислава.

— Вот тут первая рота живет, парень, — сказал взводный, который принял очередного сопляка, привезенного откуда-то из аварского кочевья.

Странный был этот мальчишка. По повадкам — чистый степняк, провонявший конским потом, но к сортиру приучен, телом чист, а лицом до того хорош, что залюбуешься. Не иначе, сын какого-то мелкого хана от любимой наложницы, привезенной из северных земель. Впрочем, тут лишних вопросов не задавали. Если в сотню попал, то жизнь свою с чистого листа начинаешь. Можешь любым именем назваться, никто тебе и слова поперек не скажет. Ты для прошлой жизни все равно, что покойник. И для рода своего изгой, коли в воины пошел.

Полумрак казармы заставил Кия замереть на пороге. В роте полторы сотни мальчишек, во взводе — тридцать. Так ему говорили. Живут по взводам, спят на широкой лежанке вповалку, укрываясь колючим одеялом из овечьей шерсти. Не дворец, конечно, но после кочевья вполне сносно. Все это Кий понял сразу же, как только сделал тут пару вздохов, втянув в себя запахи пота и прелых портянок.

— Кто таков? Из каких будешь? — вперед вышел крупный мальчишка с хозяйским взглядом. Остальные смотрели на них с любопытством, ожидая, чем закончится обязательный для всех новичков ритуал.

— Зовут Юрук, — княжич назвался именем побратима. — А ты что за хрен с горы, чтобы я тебе докладывался?

— Я Бобер, — степенно ответил мальчишка. — Ты новенький, значит тебе сегодня казарму вне очереди мести! Тут такие правила.

— Правила? — зло посмотрел на него Кий снизу вверх. — А у меня свои правила, понял? Знаешь, какие? Того, кто мне предлагает казарму мести, я на первый раз в кровь бью, а на второй ему метлу в задницу засовываю. Понял?

— Драка! Драка! Новенький с Бобром драться будет! Зови пацанов из второго! Они просили позвать, если драка будет! — покатились по рядам веселые крики.

— Ты сам напросился, — разозлился Бобер и широко размахнулся.

— Хха! — Кий пробил ему в солнышко, а потом добавил в лицо двойкой. — Я тебя научу, мерин сиволапый, как надо чистоту в помещении блюсти!

— Давай, Бобер! Давай! Наваляй ему!

Противник оказался крепким. Он не зря был заводилой здесь. Силушкой его лесные боги не обидели, и удары Кия, хоть и достигли цели, но особого урона не нанесли. Бобер был на редкость силен. Он спокойно отбивался от наскоков юркого и быстрого противника, то и дело награждая его сильным ударом, от которого у княжича звенело в ушах. Но Кий, пропустив удар, опять лез на противника, оскалив в ярости зубы. Он снова и снова шел на врага, стервенея от нарастающей злости. Под конец, когда резкий удар сбил его с ног, княжич встал и схватил табурет. Он поднял его над головой и с хрустом разбил об утоптанный до каменного состояния пол. Кий пошел на Бобра, зажав в кулаке острый обломок деревяшки, а на лице его застыла шальная улыбка, до того жуткая, что противник поднял перед собой руки, прекращая драку. Остальные мальчишки встали между ними, бросившись разнимать драчунов.

— Эй! Не по правилам! — орали они. — Брось быстро!

— Ну что? — прошипел Кий. — Моя очередь казарму мести? Или ты попутал чего, деревенщина немытая?

Он подошел к лежанке и сдвинул в сторону чужие вещи.

— Я тут лягу. Кому не нравится, может мне в лицо это сказать. Я еще раз объясню.

— Ну, вот так наш Кий на учебу и явился, матушка, — закончил свой рассказ Берислав. — Он у нас на всю сотню самый свирепый отморозок, хоть и мелкий еще. Наставники говорят, что такого звереныша к нам далеко не каждый год заносит. На него ведь даже бродячие собаки брехать боятся. Как видят его, так сразу с дороги уходят.

— Собаки-то еще почему? — изумилась Людмила, которая никак не могла смириться с тем, что про ее ненаглядного сыночка рассказывают какие-то страсти.

— Да он вожака стаи убил, — поморщился Берислав. — Тот на него зарычал, а Кий в него нож метнул. А потом сказал, что любого зарежет, кто на него зубы оскалит. Хоть собаку, хоть человека. Его и старшие мальчишки побаиваются. Говорят, что он на всю голову тронутый, совсем как берсерк нурманский.

— Глупости это все, — поджала губы Людмила. — Не такой он. Наговаривают на него.

— Славный вырастет воин, — усмехнулся в густую рыжую бороду Теодон, который с интересом прослушал весь рассказ от начала до конца. — Добрая у вас порода, дорогая теща! Надеюсь, и ты мне, Умила, таких сыновей родишь.

— Конечно, мой любимый муж, — с непроницаемым лицом ответила девушка. — Я исполню свой долг. Ты можешь не волноваться об этом.

В то же самое время. 19 января 639 года. Аббатство Сен-Дени. Недалеко от Парижа. Нейстрия.

Она истово молилась, жадным взглядом впившись в изображение святого Дионисия, который взирал на нее с грустной понимающей улыбкой. Здесь, прямо в шаге от нее, лежали его мощи, обретенные совсем недавно. Королевская казна оплатила реликварий, искусно сделанный из чистого серебра, куда и положили часть его нетленного тела. Она уже в сотый раз покрыла поцелуями потемневшее серебро святыни и облила его слезами, но все было напрасно. Ее муж умирал. Здоровяк, которому лишь недавно минул тридцать один год, тяжело заболел. Проклятая дизентерия! Она косила и знать, и простолюдинов. Господь милосердный обрушил на Галлию множество напастей. От чего только не умирали короли франков! И от чумы, и оспы, и от ножа убийц, и от яда в кубке вина. Бывало всякое. Кое-кто даже от старости умудрился помереть, как оба Хлотаря. Лекари, наслушавшись бредней из варварской Братиславы, стали говорить, что эта болезнь происходит от дурной воды и грязи, да только ложь это всё! Ложь и грех великий! Потому как все болезни даны нам господом как испытание и наказание за жизнь неправедную. Так святые отцы говорят! А был ли ее муж святым, несмотря на то, что украсил церкви, жаловал монастырям виллы казненных нобилей и щедро раздавал милостыню? Нет, конечно. Он был грешник, наполовину язычник, живший в блуде с множеством женщин. И это погубило его. И ее тоже погубит, если она допустит ошибку. И ее маленького сына тоже. Она кожей чувствует жадные взгляды, что бросают на земли Нейстрии алчные австразийские лейды. И бургундцы… И бретонцы… И аквитанцы… И фризы… И даны… И норвежцы… И мелкие короли-разбойники из Британии. Господи боже! Да как же ей выстоять в этом мире одной?

— Королева! — майордом Эга почтительно встал с ней рядом. — Его величество зовет вас и сына. Проститься хочет. Он уже последнее причастие принял.

Нантильда встала с колен и вытерла злые слезы. Она теперь совсем одна в этом мире. Разве что Эга поможет ей. Он хороший человек.

Комнатка в церкви была слишком тесна, чтобы вместить всех желающих проститься с королем. Духота от свечей, пота умирающего и дыхания набившихся сюда герцогов была просто неимоверной, но Нантильда мужественно терпела, встав на колени перед умирающим мужем. Пятилетний Хлодвиг держался рядом. Он не слишком понимал, что происходит, но горе матери передалось и ему. Мальчишка стоял у постели отца, а по щеке его проложила себе дорогу одинокая слезинка.

— Королем Нейстрии Хлодвига благословляю, — слабым голосом сказал исхудавший Дагоберт. — Сигиберту Австразия останется. Пусть мои дети в мире живут, почитают святых отцов и церкви, как я почитал. Казну на троих поделите. Между детьми и королевой Нантильдой… Поровну… Тебе Эга, я Нейстрию поручаю. Береги моего сына…

Король затих и закрыл глаза. Главное было сказано, и знать потянулась на выход, оживленно обсуждая увиденное. Не каждый день на твоих глазах король франков богу душу отдает. И ведь чего удумал! Прямо в церкви преставился! Не иначе, чтобы сразу на небо попасть! Так тут думали все, прикидывая, как бы половчее обтяпать нечто подобное перед смертью. Каждый из герцогов имел свою церковь, куда ляжет после смерти. Тут, во Франкии, щедрых жертвователей хоронили прямо в храмах, накрыв могилу плитами пола. Все считали, что так грешная душа гарантированно спасется.