Шпионский берег (ЛП) - Герритсен Тесс. Страница 12

До тех пор, пока однажды не перестанешь. Однажды ты скажешь: "Да к чёрту все это дерьмо", соберешь манатки и уедешь, как это сделала моя мать много лет назад. Так что да, я подвергаю сомнению все. Это именно то, что делает меня лучшей в моей работе.

На сегодняшний день я в отпуске и жажду острого супа с лапшой. В отпуске все по-другому. Мир кажется почти безобидным, и кажется, что люди действительно имеют в виду именно то, что говорят, когда улыбаются. Это не оправдание, но это объясняет мою беспечность сегодня днем. Небо только что разразилось муссонными дождями, и каждый стремится спрятаться под никуда не годными тентами уличного рынка Ван Ланг. Я не могу протиснуться под край навеса, и задняя часть моих джинсов быстро промокает, но это теплый дождь, долгожданная передышка в неослабевающей жаре Бангкока. Я покинула свой отель и пересела на паром через реку только для того, чтобы съесть тарелку супа именно этого повара, которого нашла во время предыдущего задания в Таиланде. Мои коллеги уже улетели домой, но я планирую остаться еще на четыре ночи, просто чтобы насладиться Бангкоком. Я буду спать столько, сколько захочу, и есть то, что захочу, и все это за счет правительства. А что я хочу съесть сегодня днем, так это острого говяжьего супа с лапшой.

Продавец протягивает мне миску, от которой исходит аромат звездчатого аниса и корицы. Это стоит всего шестьдесят бат. Два доллара, которые даже не стоят того, чтобы брать с дяди Сэма оплату за это блюдо.

Я несу миску к единственному свободному столику и устраиваюсь на низком пластиковом табурете. Такое ощущение, что я сижу за детским столиком, но мне повезло найти хоть какой-нибудь насест, защищенный от дождя. Когда я с шумом втягиваю в рот первые ниточки лапши, я лишь краем глаза замечаю мужчину, который стоял в очереди позади меня у тележки продавца. Потом я слышу, как он спрашивает: “А что взяла та дама? Можешь ли ты дать мне то же самое?”

Я поднимаю глаза и вижу, что он указывает на мою миску. Тайская женщина, управляющая тележкой, не понимает, что он говорит. Он переспрашивает ее, и в голосе его слышна беспомощность. Британский акцент. Я не сильна в акцентах, но этот не из аристократических. Мне кажется, он моложе меня, или, может быть, дело в атмосфере, которую он излучает. Широко распахнутые глаза. Горящие. Такие бывают у тех, кто радуется каждому новому опыту. У него взъерошенные светлые волосы, месяцами не знавшие парикмахера. У его выцветшего синего рюкзака одна лямка заклеена скотчем, а из кармана торчит сложенная карта Таиланда. На нем шорты-карго и туристические сандалии, а его орехово-коричневый загар повествует мне о том, что он некоторое время провел в тропиках. На его футболке тайская надпись, которая переводится, примерно, как "Глупый турист". Интересно, знает ли он об этом?

Он выкладывает свои шестьдесят бат, забирает тарелку супа и осматривает помещение в поисках свободного столика, но его нет. Мгновение он стоит, держа свою миску, с растерянным видом. Дождь барабанит по тенту, и река воды течет по затопленной улице, пачкая его сандалии. За моим столом есть пустой стул. Я могла бы опустить голову и продолжать есть, притворяясь, что его здесь нет. Проходят секунды, пока я взвешиваю все за и против.

— Вы можете сесть здесь — предлагаю я.

Дождь шумит так громко, что он меня не слышит.

— Эй! — зову я его.

Он поворачивается и видит, что я указываю на пустой стул. Улыбнувшись, он ставит свою миску на стол и складывает свои невероятно длинные ноги, чтобы устроиться на табурете.

— Мне не хотелось есть стоя. Спасибо!

— Я вижу, вы заказали тот же суп. — говорю я.

— Он выглядит таким аппетитным, что я решил последовать вашему примеру. Вы, кажется, в этом разбираетесь.” Он наклоняется над своей миской, отхлебывает немного бульона и восклицает: Божественно!

— Действительно вкусно, правда?

Он сосредотачивается на вкусах. — Звездчатый анис. Корица. Калган. Рыбный соус и… — Он кашляет, и его лицо внезапно становится пунцово-красным. — …чили.

— Первоцвет. Не самый острый перец чили, но достаточно острый.

Он покраснел и вспотел от чили, но продолжает есть, возможно, из благодарности за то, что я наблюдаю за ним, или потому, что ему действительно это нравится, несмотря на жгучесть. Я это понимаю. Боль — это мощная приправа, другая сторона удовольствия. Некоторые из нас жаждут этого, ровно настолько, чтобы это напоминало нам, что мы живы.

— Здесь есть еще что-то, чего я не могу определить, — говорит он, откладывая ложку — что-то землистое, металлическое…

— Говяжья кровь.

Он удивленно поднимает на меня взгляд, и я вижу, что у него ярко-зеленые глаза. С этой спутанной гривой светлых волос он напоминает мне викинга, затерявшегося не в том веке, не на том континенте. — Серьезно?

— Абсолютно. — Интересно, не напугала ли я его, не оттолкнет ли он миску с отвращением?

Вместо этого он смеется. — Это блестяще! Это объясняет цвет. Насыщенность. — Он подносит миску к губам и допивает остатки супа. Я наблюдаю удовольствие в его самом первобытном и беззастенчивом проявлении.

Вот тогда-то у меня в голове и возникает видение. Образ нас двоих, лежащих в постели, наши конечности сплетены друг с другом, наши тела скользкие от пота.

— Вы всегда пытаетесь разобрать каждый компонент в пище? — спрашиваю я.

— Это раздражающе, да?

— Это аналитически. Вы, случайно, не химик?

— Вообще-то, врач. Такова уж моя натура — препарировать вещи, даже тарелки с супом с лапшой.

— Врач? — переспросила я.

Он, должно быть, слышит скептицизм в моем голосе, потому что смеется. По морщинкам вокруг его глаз я вижу, что он не так молод, как я думала, но близок к моему возрасту. — Я знаю, что сейчас не очень-то на него похож.

— Старый рюкзак сбил меня с толку.

Он опускает взгляд на заклеенную лямку. — Этот рюкзак через многое прошел, и я слишком сентиментален, чтобы выбросить его. Он был со мной на протяжении пяти лет благотворительной работы в полудюжине лагерей беженцев.

— Где?

— В основном я бывал в Кении и Судане. Лечил все, от огнестрельных ранений до малярии.

— Так вы в Таиланде по работе?

— Нет, просто турист. Через несколько недель я должен вернуться домой в Лондон, и у меня никогда не было возможности исследовать Азию. Я пытаюсь охватить как можно больше мира, пока могу, прежде чем мне придется надеть галстук.

— Не похоже, чтобы вас радовала такая перспектива.

— Да нет, но… — вздыхает он. — …мне пора начинать зарабатывать на жизнь.

— Для чего?

— Никогда не задавался таким вопросом.

— А всё-таки?

— Моей маме нужна помощь.

Такого ответа я не ожидала. — Похоже, вы очень хороший сын.

— Сейчас она сама по себе, и у нее задолженности по счетам. — Он пожимает плечами. — Ты делаешь то, что должен, но… — Он смотрит на тележки с дымящейся едой, на продавцов, на их столы, заваленные зеленью и неоново-красным перцем чили. — я буду скучать по жизни без своего рюкзака.

— Вы, случайно, не в Бангкоке купили эту футболку?

Он опускает взгляд на свою рубашку. — Купил у продавщицы с тележкой.

— Вам кто-нибудь сказал, что там написано?

— Дама, которая мне её продала, сказала, что это означает ”счастливый турист".

В конце концов, я решаю не говорить ему правду. Он действительно счастливый турист, в отличие от некоторых иностранцев с кислыми лицами, которых я вижу на террасе своего отеля. Те, кто вечно недоволен и всегда раздражен какой-нибудь мелочью, которая не соответствует их стандартам.

— Куда вы отправитесь дальше? — спрашиваю я.

— Я не знаю. У меня есть еще три недели свободы, прежде чем мне придется лететь обратно. Посоветуйте, куда отправиться.

— Я не уверена, что знаю ответ.

— Вы выглядите человеком хорошо ориентирующемся в мире. Во всех лучших местах, которые еще не нашли другие туристы.

Дождь прекратился, но вода продолжает капать с тента, забрызгивая тротуар прямо у него за спиной. Я думаю обо всех секретных местах, которые я знаю, о местах, о которых я не могу ему рассказать из-за того, что там происходит на службе нашей национальной безопасности. Места с щемящей красотой и ужасной историей.