Чейз (Погоня) - Кунц Дин Рей. Страница 11

— Фигня, — отрезал Чейз. Он впервые после болезни так разозлился. Конечно, бывало, что он раздражался по разным поводам, злился на людей, но никогда не доходил до крайности.

— Чейз...

— Держу пари, ты ратовал за войну. Держу пари, ты из тех ястребов, из-за которых в первую очередь я там и оказался. Легко устанавливать нормы поведения, рассуждать о границах добра и зла, когда ты не подходил к месту, где идет эта война, ближе чем на десять тысяч миль!

Судья попытался что-то возразить, но Чейз не дал ему вставить ни слова.

— Я вовсе туда не стремился, — продолжал он. — Я не верил в необходимость там воевать и почти все время смертельно боялся. Меня преследовала одна мысль: как бы остаться в живых. В том туннеле я не мог думать ни о чем другом. Это был не я. Это был хрестоматийный параноик. И теперь, черт возьми, я не допущу, чтобы ты или кто-либо другой обвинял меня в деяниях этого хрестоматийного параноика!

— И все же ты чувствовал вину, — заметил Судья.

— Это не важно.

— А по-моему, важно.

— Это не важно, потому что, какую бы там вину я ни ощущал, ты не имеешь права меня судить. Ты сидишь тут со своим паршивым списком заповедей, но ты никогда не был в таком месте, где все заповеди летят к черту, где волей-неволей приходится совершать поступки, которые тебе отвратительны. — Чейз, к собственному изумлению, обнаружил, что плачет. Он уже очень давно не плакал.

— Ты оправдываешься, — начал было Судья, пытаясь вновь перехватить инициативу в разговоре.

Чейз не позволил ему.

— И не забудь, — сказал он, — ты сам нарушил заповедь — убил этого парня, Майкла Карнса.

— Это другое дело. — Голос Судьи снова стал хриплым.

— Да?

— Да, — подтвердил Судья: теперь пришла его очередь оправдываться. — Я тщательно изучил ситуацию и только тогда исполнил приговор. Ты не делал ничего подобного, Чейз. Ты убивал совершенно незнакомых людей, может быть, совсем невинных, без единого черного пятнышка в душе.

Чейз швырнул трубку.

На протяжении следующего часа телефон звонил четырежды, но он не обращал на него внимания: его трясло от злости — это была первая сильная эмоция за многие месяцы оцепенения.

Он выпил три стакана виски и лишь после этого почувствовал, что отходит. Злость напрочь сожгла опьянение, порожденное предыдущей выпивкой. Дрожь в руках постепенно унялась.

В десять часов Чейз набрал номер полицейского участка и попросил детектива Уоллеса, но тот куда-то уехал. Тогда он оделся, выпил еще стакан виски и в десять сорок позвонил вновь.

На сей раз Уоллес оказался на месте и охотно согласился поговорить с ним.

— Дела идут не так хорошо, как мы надеялись, — признался Уоллес. — По-видимому, у него никогда не снимали отпечатков. По крайней мере, среди отпечатков, имеющихся в картотеке федеральной полиции и полиции штата, нет идентичных тем, что обнаружены на ноже.

— Неужели удалось так быстро проверить?

— Да, — подтвердил Уоллес. — У них там специальные компьютеры, способные проделать эту работу гораздо быстрее, чем целая команда следователей, — нечто вроде почтовых компьютеров, которые считывают адрес и сортируют письма в отделениях связи.

— А что с кольцом?

— Да так, побрякушка, которых пруд пруди в отделах для товаров дешевле пятнадцати долларов в любом магазине штата. Где уж тут определить, когда, где и кому оно продано.

Чейз неохотно заговорил:

— Тогда у меня для вас есть информация. — Он в нескольких словах сообщил детективу о звонках Судьи.

Уоллес явно разозлился, хотя и пытался сдерживаться, не срываться на крик:

— Какого же дьявола вы не сказали об этом раньше?

— Я думал, вы поймаете его по отпечаткам.

— Отпечаткам в такой ситуации — грош цена, — заявил Уоллес. В его голосе по-прежнему звучала злость, правда, теперь приглушенная. По всей видимости, он не сразу оценил состояние своего собеседника.

— Кроме того, — продолжал Чейз, — убийца понимает, что линия может прослушиваться. Он звонит из телефонов-автоматов и не разговаривает дольше пяти минут.

— Все равно, — сказал Уоллес, — я бы хотел услышать его. Через пятнадцать минут я буду у вас со своим сотрудником.

— Всего с одним сотрудником?

— Мы не станем особо докучать вам, — пообещал Уоллес.

Чейз едва не рассмеялся.

— Я буду ждать, — сказал он.

Человек, пришедший с Уоллесом, представился Джеймсом Таппингером и не назвал своей должности в полицейском управлении, хотя, по мнению Чейза, стоял наравне с Уоллесом. Он был дюймов на шесть выше детектива и выглядел не таким сереньким и обыденным. Светлые волосы были так коротко острижены, что издали он казался лысым. Голубые глаза перебегали с предмета на предмет — быстрый цепкий взгляд бухгалтера, производящего инвентаризацию. В правой руке Таппингер держал небольшой чемоданчик; здороваясь, он так и не выпустил его, протянув Чейзу левую руку.

Миссис Филдинг искоса наблюдала за визитерами из гостиной, старательно притворяясь, будто увлечена телевизионной программой, но сдержала любопытство и не вышла посмотреть, что происходит. Чейз проводил обоих мужчин наверх, прежде чем она поняла, кто они такие.

— Уютная у вас комнатка, — сказал Уоллес.

— Меня устраивает, — ответил Чейз. Глаза Таппингера бегали по комнате, отметив неубранную постель, пару грязных стаканов из-под виски на буфете, полупустую бутылку. Не сказав ни слова, он открыл свой чемодан, полный телефонного оборудования, и начал осматривать провода, которые выходили из стены рядом с подоконником.

Пока Таппингер работал, Уоллес допрашивал Чейза:

— Каким он показался вам по телефону?

— Трудно сказать.

— Старый? Молодой?

— Средних лет.

— Говорит с акцентом?

— Нет.

— Дефекты речи есть?

— Нет, — ответил Чейз. — Сначала, правда, он хрипел — вероятно оттого, что я придушил его. Уоллес спросил:

— Вы помните содержание каждого телефонного разговора?

— Приблизительно.

— Перескажите. — Он плюхнулся в единственное кресло, стоявшее в комнате, и скрестил ноги, вытянув их перед собой. Похоже было, что он засыпает, на самом же деле он просто экономил энергию, воспользовавшись возможностью передохнуть несколько минут.

Чейз постарался как можно подробнее передать странные разговоры с Судьей, потом, по мере того как Уоллес задавал ему наводящие вопросы, вспомнил еще несколько фактов, о которых сначала забыл.

— Похоже, религиозный маньяк, — сделал вывод Уоллес. — Свидетельством тому все эти измышления о прелюбодеянии, грехе и приговорах.

— Может быть, — сказал Чейз. — Но я не стал бы искать его на сектантских собраниях. По-моему, это скорее моральное оправдание убийства, чем глубокое убеждение.

— Возможно, — согласился Уоллес. — Такие субъекты нам часто попадаются, чаще, чем другие разновидности сумасшедших.

Через пять минут, когда Уоллес и Чейз окончили беседу, у Таппингера все уже было готово. Он объяснил Чейзу, как действуют подслушивающее и записывающее устройства, а потом рассказал о сети слежения, которой воспользуется телефонная компания, чтобы засечь и отыскать Судью, когда он позвонит.

— Что ж, — обрадовался Уоллес, — сегодня я приду домой вовремя. — От одной мысли о предстоящих восьми часах сна его веки стали слипаться, а глаза еще больше покраснели.

— Еще один вопрос, — сказал Чейз.

— Что такое?

— Если удастся задержать этого типа, обязательно ли сообщать прессе о моем участии?

— А почему вас это так волнует? — спросил Уоллес.

— Просто я устал быть знаменитостью, надоело, что люди докучают мне днем и ночью.

— Если мы его поймаем, — сказал Уоллес, — все станет известно на суде.

— Но не раньше?

— Думаю, что нет.

— Я буду благодарен. Однако, так или иначе, мне придется появиться на суде, да?

— Вероятно, да.

— Во всяком случае, если пресса ничего не узнает раньше времени, шумих хотя бы будет вдвое меньше.