Никто не выйдет отсюда живым - Хопкинс Джерри. Страница 12
Могучее телосложение Джона, но при этом его неподдельный интерес к земным удовольствиям, казалось, делали его противоположностью Денниса Джэкоба, но были у них и сходства. Одно из них, конечно – любовь к книгам и приверженность доктринёрским философиям. Другое – возраст. Обоим было по 25 лет – больше, чем Джиму. Третье – умение говорить. И оба они были католиками. Когда Деннис или Джон начинали плести интеллектуальное кружево, Джим сидел завороженный.
“ Шаманизм, – говорит Джон. – Мы были шаманами: вдохновлённые поэтом… Мы все были там. Часть смутной философии студентов киноотделения УКЛА заключалась в затуманивании границы между мечтами и реальностью. Одна из моих любимых фраз “ Мечты порождают реальность”. Фил Олено всерьез увлекался психологией Юнга, и от него мы узнали много нового.
У нас была теория Верной Молвы, что жизни не существовало, и что жизнь не была столь романтичной, сколь должна была бы быть, а вы говорите, что некоторые вещи фальшивы, потому что жизнь лучше, чем придуманные образы. Неважно, что, пока в них не верили, они не существовали вовсе”.
Когда становилось скучно, Джим и Джон придумывали себе развлечения. Однажды Джим и ещё один их близкий друг Фил Олено устроили с Джоном соревнование по краже книг из университетского книжного магазина: победителем признавался тот, кто за час сумеет вынести наиболее дорогую из продаваемых в розницу книг.
В другой раз Джим и Джон решили познакомиться с какой-нибудь девушкой, обкуриться и отправиться в музыкальную библиотеку, чтобы по очереди прокрутить свои любимые записи. Смеясь, они уговорили на это одну девушку, послушали записи, начали курить траву, и вскоре Джон разыграл для неё целый спектакль. Она должна была думать, что Джим обещал больше, и пошла домой с ним, рассказывая, как забеременела от своего друга, а затем подцепила венерическую болезнь, которая закончилась внутриутробной операцией, приведшей к бесплодию, и… Подробности жизни так и лились из неё, сопровождаемые душащими слезами. Джиму это напомнило рассказ Дилана Томаса “Последователи”, в котором случайно встречаются два молодых человека, и оба находят в своей жизни много ужасного.
В другой раз Джим и Джон напились в “Lucky U”, и Джим настаивал на том, чтобы пойти в находящуюся по соседству публичную библиотеку. Джон пошёл за ним с неохотой и не торопясь проследовал в книгохранилище, изучая длину юбок и чулки в читальном зале. Когда же он догнал Джима, тот мочился между книжными стеллажами. Джон схватил его и потащил к выходу. Подошла какая-то женщина. “Эй, леди, – позвал Джим, – эй, леди…”
С тёмными обрамляющими лицо волосами и мощной грудью, Фил Олено, третий друг, иногда казался увеличенной копией Джима. Ему было 23 года (он был на два года старше Джима), и он был единственным в компании, кто жил дома, а потому Джим и Джон частенько доставляли ему хлопот.
Фил прочитал почти всё, написанное Карлом Юнгом или о нём; во всех книгах на полке в его комнате были подчёркивания толстым чёрным карандашом. Юнг не был любимым психоаналитиком Джима, и они с Филом после просмотра какого-нибудь фильма любили поспорить, как можно интерпретировать символику создателя фильма по Юнгу или, на чём настаивал Джим, по Ференци.
Как и Юнг, Шандор Ференци был коллегой Фрейда, но с Фрейдом он расходился больше в методике, чем в теории. В то время как Фрейд рекомендовал своим пациентам сексуальное воздержание, утверждая, что это сконцентрировало бы либидо на прошлых эмоциональных опытах, Ференци распространял воздержание гораздо дальше, пытаясь убедить своих пациентов отказаться, кроме того, от еды, питья, испражнений и мочеиспускания. Затем он переходил к прямо противоположному, вставая на путь любви и вседозволенности, веря в то, что невротики – это люди, которые никогда не любили или к которым не были достаточно благосклонны родители, и что на самом деле они нуждаются в привязанности, тепле и нежности.
Как это обычно случается, разговоры о психоаналитиках бывали наполнены сексуальными замечаниями, которые часто перелагались на самый широкий спектр неврозов, фетишей и аномалий – от гермафродитизма и некрофилии до мазохизма, садизма и гомосексуализма. Поэтому, когда Джим и Фил сделали совместный фильм, никто не удивился его тематике.
Они обсуждали сюжеты нескольких фильмов. По одному из них (идея Фила) планировалось взять сюжет из жизни Рембо, и Фил интересовался, не хотел бы Джим сыграть главную роль. Другая идея (Джима) заключалась в том, чтобы показать знаменитую сцену из жизни Ницше, где он, натолкнувшись на убивающего лошадь человека, силой прекратил избиение. Звуковой дорожкой этого короткого фильма, по замыслу Джима, были аплодисменты. Ни один из этих фильмов не был снят. Тот единственный, который они сделали, был милой шуткой, не претендующей на интеллектуальность.
Джим и Фил прослушали пока только начальные курсы съёмки, света, звука и режиссуры, но даже от новичков в кино -школе ожидалось использование ими при создании фильма некоторого багажа знаний и фантазии. Фильм не должен был быть очень длинным или сложным, или очень хорошим; он должен был лишь помочь студентам научиться свободно обращаться с техникой. Фактически Фил фильма не сделал, согласившись лишь наняться к нескольким студентам-выпускникам психологического отделения, снимавшим в сверхсекретных условиях фильм, который должен был впоследствии храниться в сейфе на отделении. Это был фильм о мужчине и женщине, обнажённых, занимающихся любовью, показывающих при этом различные позы и действия. При помощи Фила, Джим получил разные фрагменты этого фильма и соединил их в рискованной последовательности, а в конце, в качестве звуковой дорожки, использовал “Болеро” Равеля. На просмотре студенты шумно забавлялись, а большинство инструкторов и профессоров были в ужасе. Джиму было сказано, что он заслужил наихудшую из всех оценок и что он отмечен как “неблагополучный”, в результате чего на следующий семестр его определили в специальную мастерскую “трудных студентов ”.
Студенческие просмотры устраивались два раза в год, в конце семестров на сессии мастерских. Более регулярно проводились другие просмотры, обычно вечерами по пятницам. Какой-нибудь из своих фильмов показывали приглашённые из ближайшей кинофабрики профессионалы, а часто они к тому же делились своими профессиональными тайнами – по крайней мере, они так думали – на дружеских вечерах вопросов и ответов. Программа вечера отменялась, когда студенты особенно доставали лекторов.
Зачинщиком этих просмотров – студенты считали его самым мрачным, самым шумным и самым циничным из всех – был ещё один из близких друзей Джима, четвёртый “шеф-повар” Золотого Века, разговорчивый светловолосый Мефистофель по имени Феликс Винэйбл. Любовь Феликса к выпивке, таблеткам и разговорам на всю ночь напоминала Джиму героя “На дороге” Дина Мориарти. Феликсу было 34 года, он был самым старшим студентом киношколы. Он пришел в УКЛА после тринадцати лет случайных работ, в том числе после длительной работы в качестве водителя автобуса, потом – кораблестроителя. Большей частью он работал в Сан -Франциско, где посещал Калифорнийский университет в Беркли с 1948-го по 1952-й год, но ему не удалось доучиться. Его охотно снова приняли в УКЛА в качестве студента выпускного курса, возможно, потому, что его оценки в Беркли – половина “А” и половина “F” – сами по себе могли стать занимательнымрекордом, а возможно – потому, что если человек в 34 года хочет получить диплом, то надо дать ему возможность это сделать.
Как и Джону ДеБелле, Феликсу нравилось говорить о себе, но его рассказы обычно бывали менее хвастливы и более смешны. Феликс не был таким интеллектуалом, как другие близкие друзья Джима по киношколе, но их дружба не была менее крепкой. Стэнтон Кэй, который снял Феликса в главной роли одного из своих фильмов, утверждал, что их отношения основывались на психологическом сходстве. “Я чувствовал, что Феликс стоял немного в стороне как человек, не имеющий какой-либо ясности и определённости, который к тому же был старше и потому гораздо сильнее ощущал на себе давление общества. Он был беспомощен почти до импотенции. Он постоянно пребывал в состоянии какого-то беспокойства. И, безусловно, таким же был Джим. Я видел этот глубокий нигилизм, чувство безысходности, которое было сильнее моего собственного. Может быть, это было раздражение, а может – то самое, из чего происходит отчаяние”.